Дальний Лог. Уральские рассказы - Наталья Викторовна Бакирова

слоняются грецкие мозги по обочине жизни, ищут, за чей счет поразвлечься: «А где там зомби?», «Пойдем зомби гонять», «Разбомбим зомбиленд!»

– Че, зомби, обоссалась?

– Дак она всегда ссыт к доске выходить!

Переместились, оказались рядом, сомкнулись вокруг – так, чтоб за их спинами никто Полину ниоткуда не видел.

И ведь ничего нельзя сделать! Жаловаться – стыдно и бесполезно. Убегать, прятаться? Но тех, кто бежит, догоняют. Тех, кто прячется, ищут. Драться с ними? Да, поначалу дралась. Но «тех» было больше, они всегда побеждали.

Перед глазами вспыхивает неестественно яркий свет. Ей кажется, пол куда-то едет под ногами. Голова наполняется грохотом, и уши закладывает, как на большой высоте. У «тех» – расширенные зрачки, перекошенные лица. На миг зависнув в воздухе и, кажется, еще в воздухе расколовшись, осыпаются на пол оконные стекла. Из шеи Рэббита торчит треугольный осколок, ворот его рубашки намокает красным.

– Киреева, быстро!

Изольда – как она оказалась рядом? – вталкивает Полину в класс. Миг – и все сидят на полу вдоль стен, прижав спины к холодной тверди. В классе окна уцелели, зато шторы лежат под ними бесформенной кучей. На улице воют автомобильные сирены. «Те» тоже здесь. Изольда вернула их тоже. Молниеносная Изольда.

– Не вставать! – командует она.

Выходит в коридор, закрывает дверь, слышится короткий скрежет ключа.

Никто ничего не говорит, но можно услышать мысли. Тем более что мысли у всех одни и те же. Школу захватили террористы? Упал самолет? Взорвался «Уралтрак»? Полина дрожащими руками выцарапывает из сумки телефон, набирает маму.

Нет никакой мамы. Гудков нет. А на улице всё воют машины, воют и воют. Савченко, тоже с мобилой в руке, кричит: «Нет связи!» Кто-то всхлипывает.

– Война!

Из вентиляционного отверстия начинает хлопьями валить слежавшаяся пыль.

Трудно сказать, сколько они просидели так. Сначала одни, потом с вернувшейся очень спокойной Изольдой. А потом пронеслось, рикошетя от стен, слово – «метеорит».

Метеорит рухнул, слава богу, за городом, но самые невезучие все равно от него пострадали. Рэббит вот… Одни говорили, что его даже до больницы не довезли, потому что в рану попал воздух и он умер в машине скорой от этого воздуха. Другие утверждали, что до больницы Рэббита довезли и умер он уже там, поскольку потерял много крови. Савченко с серьезным лицом рассказывал, что Рэббит умер прямо тут, в школе, когда физрук, пытаясь остановить кровотечение, наложил ему на шею жгут.

Так это было странно – пострадать от метеорита… Кто-то с неба бросил в тебя камень. Вот ведь что оказалось: сумрачные-то улицы, сумрачные дома – всего лишь нарост на небесном теле, космическом шаре! Четыре с лишним миллиарда лет этот шар мчится куда-то в холоде и темноте. И в тишине. Звуковые волны там, в космосе, не передаются. Никаких оскорбительных слов не услышишь там. Там другое происходит: вспыхивают сверхновые, зияют черные дыры. Крошечные нейтронные звезды обладают такой силой тяжести, что, высадись на них человек, стал бы весить миллион тонн.

В городе появились новые шутки. «Челябинские металлурги настолько суровы, что заказывают поставки руды прямо из космоса!» А ведь космос и правда, скорее всего, обитаем. Скорее всего, жизнь есть на других планетах. На тех, что находятся в особой зоне пространства – она, как узнала Полина из библиотечной книжки, называется зоной Златовласки.

При этом названии что-то волшебное шевельнулось в памяти. Прочитанное? Приснившееся, может? По-английски Златовласка – Голдилокс…

Голдилокс не была принцессой – просто девочка, которая однажды ушла в лес погулять. И забрела там в дом трех медведей. Сначала попробовала посидеть на одном стуле, потом на другом, но везде было плохо, неудобно – только маленький стульчик сына-медвежонка оказался в самый раз. Вот и Жизнь так же выбирает, где можно появиться, где подходят для этого условия. Выбирать есть из чего: мир не имеет границ.

Больше всего Полину поразило, что решение было рядом все эти годы. Все эти годы ей незачем было мучиться: мир всегда не имел границ.

Мать, конечно, сразу превратилась в загнанного зверька.

– Как же… Зачем? А вдруг… Ведь девятый класс… А лицей этот… Там учиться так трудно! И ездить далеко… Представь, во сколько вставать! И возвращаться позже меня будешь, я тут с ума сойду…

Если у тебя есть решение, самое трудное – сохранить его, когда против тот, кого ты любишь.

Если у тебя есть решение, самое нужное – сохранить его, когда против тот, кого ты любишь. Иначе – понятно, что будет. Исчезнет космос, небо спрячется от взглядов под тощими, как больничное одеяло, облаками: серенькое небо, скучное, будто и не знавшее никаких метеоритов никогда. Исчезнет космос, вернется ад. «Зомби, не упади, еще переломишься!», «Зомби, что ты там ешь? Чьи-то мозги? Фу, я щас сблюю!»

Вот что будет.

Так все и пошло опять своим безнадежным путем.

Одна радость: в расписании снова появился английский. Значит, Рэббит не умер! Полина еще с вечера сложила в сумку учебник с тетрадью и стала ждать. Хорошо, когда есть чего ждать, даже если это всего лишь школьный урок.

Как назло, утром заболел живот. Ей остаться бы дома, лечь, свернуться калачиком, зажать зубами угол одеяла и повыть тихонько – но ведь мать напугается, будет метаться по квартире, вызовет скорую. Чуть что, она вызывала эту скорую, и хмурый фельдшер, не снимая ботинок, проходил в их комнату, и наполнял ее запахом лекарств, и мял живот холодными жесткими пальцами, и уходил еще более хмурым. Он уходил, а мать бросалась к шкафу, хватала книги, переставляла камни, поминутно подбегая к кровати:

– Ну что, Полюшка? Как ты? Болит?

И глаза: огромные, умоляющие глаза попавшего в капкан существа.

Так что она потихоньку от мамы проглотила две таблетки но-шпы и побрела в школу, борясь с желанием скрючиться в три погибели. Ну что ж, зато Рэббит вернулся. Вернулась ее маленькая радость.

Однако в классе ждал вовсе не Рэббит. Высокая черноволосая женщина.

– Меня зовут Маргарита Марковна Бергер.

Все звуки она выговаривала четко.

– У меня, если вы в состоянии, конечно, это заметить по фамилии, – немецкие корни. Но, несмотря на это, я никогда не хотела покидать нашу страну. А вот дочь пять лет назад уехала жить в Германию.

Полина вытерла пот, выступивший над губой. Но-шпа не помогла. И боль, казалось, еще усиливал громкий, хорошо поставленный голос, который делился подробностями жизни в Германии русского человека.

– Возникает «эффект туннеля». Чужой язык используется только на бытовом уровне, а свой забывается – начинается процесс деградации.

– Чего