Большая книга ужасов 2016 - Ирина Щеглова

– Так, – согласился Гарм.

– Значит, оно лежит где-то в сугробе, а я тут разговариваю с тобой в этом, как его… Хельхейме?

– Да, правильно, – одобрительно сказал Гарм.

– То есть я – это не я, а моя душа, так, что ли? – с ужасом проговорила Валюшка. – Моя душа в каком-то ледяном аду…

– С чего ты взяла? – Серебряная перчатка резко взлетела в протестующем жесте. – Почему ты решила, что это ад?! Может быть, это рай!

«Потому что в раю не может быть замерзших трупов людей и животных», – чуть не ляпнула Валюшка, но тотчас вспомнила, что она как бы ничего не видела, и довольно нагло передернула плечами:

– Да какая разница, рай это или ад? Главное, что я – это не я, а моя душа, так?

– Нет! – Перчатка чиркнула перед ее лицом, как будто Гарм протестующе взмахнул рукой. – Пока что здесь находится твоя сила.

– Что? – непонимающе подняла брови Валюшка.

– Сила. Жизненная сила. Ее, надо сказать, в тебе еще слишком много, иначе ты бы не смогла протаять… – Гарм вдруг осекся. – Ладно, это не важно. Только когда эта сила иссякнет, ты умрешь – и душа покинет тебя: вознесется в рай или канет в ад. Сейчас ты находишься между жизнью и смертью. Там, наверху, люди убеждены, что ты уже погибла. А на самом деле жизнь твоего тела как бы оцепенела. Тело спит. Заморожено и спит…

– Заморожено и спит? – насторожилась Валюшка. – Значит, его можно разбудить? Растаять? Если меня – силу – вернуть в мое тело, оно оживет?

– Ты хочешь вернуться в свою прежнюю жизнь? – Голос Гарма звучал недоверчиво.

Валюшка почувствовала, как дрожь прошла по ее телу.

Ладно, не по телу. Тело лежит в сугробе. Значит, дрожь прошла по ее жизненной силе. Да не важно, по чему!

Важно другое.

Хочет она вернуться обратно? Вернуться в детдом?

Нет. Нет!

Ведь она почему здесь оказалась? Потому что сбежала оттуда.

Валюшка с великим трудом добралась до этого городка, который назывался очень смешно – Городишко, – потому что искала тетю Тому! Мамину сестру! Единственного родного человека! Правда, тетя Тома никогда Валюшку не навещала, но иногда – два или три раза в год – присылала конфеты и печенье. А потом перестала. И Валюшка забеспокоилась – не случилось ли с ней чего? Может, тетя попала в больницу? А ухаживать за ней некому… Вот Валюшка и пригодится.

Да и просто захотелось на тетю Тому посмотреть, может быть, даже прижаться, чтобы она обняла, погладила по голове и поцеловала в висок, как мама когда-то целовала… В детдоме-то не слишком пообнимаешь кого-нибудь, а воспитатели по большей части орут.

Мечты – их Валюшка даже от самой себя таила! – были о том, что тетя Тома вдруг ее полюбит и скажет: «Деточка моя маленькая, оставайся у меня жить». Валюшке безумно хотелось, чтобы ее назвали маленькой, чтобы деточкой назвали. Воспитатели знай твердили: «Ты уже большая, тебе уже тринадцать. Пора умнеть! Пора учиться думать самостоятельно!»

Вот Валюшка и надумала самостоятельно тетю Тому искать. Чтобы та поцеловала ее в висок и сказала: «Деточка моя маленькая…»

Сбежала она из детдома 10 декабря. Там был праздник – коллективный день рождения всех, кто родился в декабре. И Валюшка под шумок дала деру.

Денег у нее не было. Несколько бутербродов удалось стащить в столовой, а денег и стащить оказалось неоткуда. Поэтому на электричке Валюшка ехала зайцем, бегая от контролеров по вагонам.

Приехала в Городишко, пошла по адресу, который был указан на тетиных посылках и который Валюшка, понятное дело, знала наизусть, – но обнаружила там только чужих людей. Тетя Тома, оказывается, недавно продала квартиру и уехала куда-то. А куда – никто не знает. Так что Валюшке нужно возвращаться в детдом…

Опять в электричках от контролеров бегать!

Она шла по улице и плакала. И ничего не видела от слез. И думала только о том, что она не хочет, не хочет возвращаться! Вот и прошла вплотную к зданию, которое все умные люди стороной обходили. На его крыше снег аж пластом сползал, тяжело нависая над тротуаром, да еще огромная сосулища там висела, и все это могло оборваться в любую минуту. Ну, и оборвалось, когда Валюшка мимо шла.

Она вспомнила, что сосулища разбилась перед самым ее носом. А потом ее с головой накрыло снежным пластом.

И Валюшка снова подумала о том, сколько же времени она пролежала в сугробе…

Наверное, очень долго. В детдоме небось ее уже искать перестали. А она вдруг вернется – здрасьте! Ох, что же ее там ждет…

Даже думать об этом неохота!

– Нет! – закричала Валюшка. – Не хочу туда снова!

– Вот и прекрасно, – радостно воскликнул Гарм. – А теперь надо представиться госпоже – и можно будет подумать о дальнейшем.

– О чем дальнейшем? – спросила Валюшка, но он не ответил.

Сверкающие латы повернулись в сторону: наверное, Гарм туда смотрел, – и Валюшка тоже туда посмотрела.

Сначала она видела только ослепительное белое сияние, а слышала – мерный плеск. Казалось, что издалека приближается большая лодка с несколькими гребцами, которые слаженно опускают весла в воду и так же слаженно поднимают их.

И вот лодка показалась.

Нет, назвать ее лодкой было невозможно. Только великолепное слово «ладья» подходило к ней!

Да, это была сверкающая, белоснежная ладья, напоминающая огромного лебедя! С боков взлетали серебряные весла: по пять с каждой стороны.

На ее носу находилось изображение головы громадного белого пса. Валюшке показалось, что голова эта высечена изо льда. И ладья тоже была, конечно, ледяной.

Бледно-зеленые волны, по которым она плыла, вдруг заплескались у самых ног Валюшки, и она испуганно попятилась, подбирая полы своей длинной шубы.

Серебряная перчатка Гарма легла на ее плечо, успокаивая:

– Эта река называется Гьёлль. Тебе нечего бояться, раз ты со мной.

И в самом деле – волны всплеснулись в последний раз и улеглись. Ладья, чуть повернувшись боком, остановилась, и с борта ее упала затейливо высеченная изо льда лесенка с перилами.

Гарм подтолкнул к ней Валюшку:

– Иди поклонись госпоже.

Она запнулась, заробела, и Гарм ласково сказал:

– Не бойся, я буду рядом. Подскажу, что делать. Первой тебя встретит Модгуд. Поклонишься ей один раз. Потом увидишь Скади. Ей отвесишь два поклона. И наконец предстанешь перед нашей госпожой Хель, хозяйкой этого дворца. Ей поклонишься трижды. На фебер, которые сидят на веслах, можешь не обращать внимания.

– Им не кланяться? – испуганно уточнила Валюшка.

– Нет. Ну, вперед!

Гарм подтолкнул ее, и Валюшка стремительно поднялась, можно сказать – даже взлетела по ледяным ступенькам. Правда, на последней споткнулась, запутавшись в полах шубы.

Худая старуха с белым грубым лицом и белыми волосами, вся в белом, подала ей руку и помогла взойти на гладкую, отливающую бледной лазурью палубу.

«Первой тебя встретит Модгуд», – вспомнила Валюшка слова Гарма и поклонилась один раз.

Старуха в ответ тоже поклонилась и отошла в сторону, а перед Валюшкой оказалась молодая и очень красивая женщина, которую, видимо, звали Скади. Между прочим, за эту холодную красоту ее вполне можно было бы назвать Снежной королевой, если бы на ней не оказалось тяжелого шлема, кольчуги и опоясывающего ее талию меча. Это была женщина-воин, и голубые глаза ее смотрели холодно и безжалостно. Впрочем, поскольку меч оставался в ножнах, Валюшка все же осмелилась дважды поклониться.

Скади слегка кивнула и посторонилась, пропуская Валюшку к возвышению, установленному посреди ладьи. На возвышении сидела женщина, вся укутанная сверкающими покрывалами. Однако Валюшка тотчас поняла, что это не покрывала, а метельные вихри с искрящимися в них снежинками и крошками льда.

Видимо, это и была повелительница Хель. Чтобы добраться до нее, предстояло подняться еще по одной лесенке.

Берясь за перила, Валюшка бросила случайный взгляд в сторону – на гребцов. С каждой стороны ладьи их сидело по пять. Гребцами оказались молодые и необыкновенно красивые девушки в серебристых одеяниях. Это, значит, их Гарм назвал «фебер».

Правда, красоту фебер портило выражение их точеных лиц: неподвижное, оледенелое и даже несколько тупое… Однако прозрачные бледно-голубые глаза их следили за каждым движением Валюшки со странным, жадным, голодным выражением. Чтобы лучше рассмотреть Валюшку, они даже высовывались друг из-за дружки.

«Почему они так смотрят?» – изумленно подумала Валюшка, которой от этих взглядов стало очень не по себе. И вдруг в памяти всплыли слова той мертвой девушки: «Если увидишь Цингу с двенадцатью лихорадками – берегись смотреть ей в глаза!»

«Цинга» и «лихорадки» – это какие-то очень противные слова. А девушки – красавицы! Вдобавок, их не двенадцать, а десять. Ну и что же, что так странно смотрят? Надоело им сидеть на веслах – вот и уставились на незнакомого человека.

В общем, ни Цинги, ни лихорадок здесь нет.

Ну и хорошо, можно успокоиться.

Однако успокоиться не удавалось. Честно говоря, даже подобия спокойствия Валюшка не испытывала с того мгновения, как увидела потемневшие стены дворца, а главное – с тех пор, как услышала мертвый и в то же время полный страшной муки голос той погибшей девушки!