Изменник - Хелен Данмор

он тоже не жалеет. Иногда кажется, чем больше сил он тратит, тем больше их прибывает, как будто он владеет тайной быстрого восполнения энергии, попирающей обычные законы наступления усталости. Все знают, что на Андрея можно положиться. Русов на то и рассчитывает.

— Вы хотите, чтобы я забрал пациента себе? — спрашивает Андрей.

— Я этого не говорил.

— Послушайте, Борис Иванович…

— Я просто прошу вас посмотреть мальчика.

— Не сегодня. Сегодня никак. У меня двое амбулаторных больных, а потом собрание до девяти.

— Но вы его посмотрите?

— Не могу обещать. Я должен идти, меня ждут пациентка и рентгенолог. Завтра поговорим.

Русов кладет ладонь Андрею на предплечье. Тени пробегают по серо-коричневой ткани рукава.

— Спасибо вам за сотрудничество, — произносит он, стараясь говорить нормальным тоном человека, который только что обсуждал с коллегой профессиональные вопросы, но в его голосе все же слышится мольба.

— Деревья хорошо принялись, — говорит Андрей.

Русов нетерпеливо вскидывает взгляд. Деревья! Какие, к черту… Им нужно обсудить дела поважнее! Пальцы его рефлекторно сжимаются на руке Андрея, но, опомнившись, он вежливо выдавливает:

— Деревья — это прекрасно.

Андрей вспоминает: в год, когда закончилась война, на октябрьские праздники сажали деревья, и Аня трудилась от рассвета до темноты. Он в субботнике не участвовал, потому что весь день дежурил. Она вернулась домой вымотанная: свою норму бесплатного труда точно выполнила. И он был сердит — могла бы напрягаться поменьше, и так всю неделю работала, а тут еще дополнительная нагрузка. Ведь можно было прийти домой пораньше. Нет, вы только посмотрите на нее! Она, видимо, хочет заболеть от переутомления! Но Аня сказала: «Это же деревья, Андрюша. Для наших детей. Только представь, что когда-нибудь Коля со своими детьми сможет пойти в новый парк гулять в тени деревьев, которые мы посадили сегодня».

Андрей идет по коридору к рентгеновскому отделению. Он чувствует, что шея одеревенела от напряжения. Остановившись на минуту, он опускает плечи, вращает ими, бросает вниз, заставляя мышцы расслабиться. Больные дети сразу замечают, когда взрослые чем-то встревожены.

— Здравствуй, Танечка! Как мама вела себя сегодня?

Обе — и Таня, и мама — смеются. Это их дежурная шутка. Раньше Танина мать тенью проскальзывала в больницу и обратно, не поднимая головы, вечно боялась нарушить какие-то воображаемые правила, боялась, что Таня заставит ее краснеть. Как-то раз ее опасения оправдались, когда Таня не успела дойти до туалета и обмочилась прямо на этаже. Но с тех пор им довелось лучше узнать друг друга. Да и как иначе, если Таню уже несколько раз госпитализировали с острыми приступами. Появился новый метод лечения с использованием секрета надпочечников животных, но Андрей считает, что для Тани, из-за недостаточного веса и плохого общего самочувствия, он слишком рискован.

— Помнишь, Таня, я говорил, что теперь подвижность твоих суставов зависит и от тебя самой, а не только от врачей и медсестер? Как успехи с упражнениями?

Андрей назначил Тане курс изометрических и изотонических упражнений и массаж.

— Очень хорошо, доктор, она выполняет упражнения каждое утро и каждый вечер, как вы и говорили, — отвечает Танина мама.

— Даже когда больно, я все равно их делаю, — с гордостью добавляет Таня.

— Молодец. Помнишь, что я говорил? Может быть больно, но вреда от них не будет. Потому что ты не нагружаешь колени, а просто помогаешь им снова научиться двигаться свободно. А как насчет рыбьего жира?

— Она принимает его каждый день, как послушная девочка. Правда, Танюша?

Больше всего ему хотелось бы отправить Таню в санаторий, специализирующийся на лечении артрита. Отца нет: погиб на войне, как и у многих его маленьких пациентов. Возможно, тот даже не видел дочери. Мать родилась в Кингисеппе, но когда немцы стали наступать, ее семья бежала на восток, и их отправили на Урал. Таня с матерью вернулись в Ленинград уже после войны, когда в город хлынул поток переселенцев. Теперь Тане семь лет. Ее мать работает в ателье по пошиву одежды. Шансов на то, что им выделят путевку в детский санаторий, почти никаких, но попробовать все равно стоит.

— А на физиотерапию вы ходите?

Таниной матери с трудом, но удается самой водить ребенка на прием в клинику, но, чтобы не пропускать физиотерапию, ее собственной матери (Таниной бабушке), которая по-прежнему живет в Кингисеппе, приходится специально приезжать в Ленинград. «Она бы переехала ко мне, если бы это хоть как-то помогло, но в коммунальной квартире — какие условия? Комната у нас крошечная. И потом, мать выращивает овощи, а я на них вымениваю яйца и молоко для Тани».

— Да, Таня соблюдает расписание, как по часам, — гордо говорит ее мама. — Она ни разу не пропустила сеанс.

— Это просто замечательно, — с теплотой отвечает Андрей. — Подождите минуту, пока я перемолвлюсь словечком с рентгенологом. Я, Таня, хочу попросить Софью Васильевну, чтобы сегодня она посмотрела тебя особенно тщательно.

Он слишком много времени проводит с пациентами. Слишком подолгу с ними беседует. Его не раз критиковали за это, но в свою защиту он всегда возражал, что в долгосрочной перспективе такой подход оправдан. Он позволяет ему выявить проблему в зародыше, а порой и предвосхитить ее появление. Ему удается добиться «необычайно высокого уровня соблюдения пациентами врачебных предписаний», а это стоит отдельно отметить в графе достижений. Обычно ведь как ведут себя родители: «да, доктор… нет, доктор…», а потом придут домой, вольют в свое чадо какое-нибудь снадобье от всех болезней, приготовленное по бабкиному рецепту, и даже не сделают попытки проследить, чтобы ребенок делал упражнения, — ведь бедняжка и так болеет, зачем же лишний раз мучить?

И еще: Андрей убежден, что дети хотят знать о своей болезни намного больше, чем мы думаем, — тогда они меньше боятся. Он видел детей при смерти: они понимали, что умирают, и воспринимали это на удивление спокойно, но страдали от того, что их родители, объятые скорбью и ужасом, отказывались принять происходящее.

Когда он направляется в палату, сзади его кто-то окликает по имени. Андрей оборачивается.

— Лена! Прости, я тороплюсь…

Лена запыхалась, лицо раскраснелось — наверное, бежала за ним.

— Я видела, как ты выходил из рентген-кабинета.

— Все хорошо?