Дом, где живет чудовище - Мара Вересень

надо крепкую девку присматривать, а не барышень, что от любого сквозняка с лихорадкой падают или с обрыва. Смотрите-ка, вас уже и встречают, — резко сменил тему возчик.

Я не успела уточнить про обрыв, но удивиться, что встречают — успела. А заодно сообразила, что эта вот поросшая дикими розами скала справа, мимо которой мы ехали последние минут десять, вовсе не скала, а ограда поместья.

Усач спрыгнул с козел и раскланялся со стоящей у ворот полнотелой, но не оплывшей дамой.

— Как заказывали, мадам Дастин, доставил в целости и сохранности.

Вот пройдоха. Оплату и с меня, и с нанимателя стряс. Кажется, дама верно расценила мое молчаливое возмущение и заставила предприимчивого возницу тащить мой сундук и чемоданы к крыльцу дома самостоятельно. Мужчина посопел, но пререкаться не стал и полез отвязывать багаж. Одна из кованых ажурных створок на воротах намертво вросла в землю, а открытая вторая была слишком узка для экипажа, на котором я прибыла, потому подъехать ближе было никак.

— Мисс Дашери, я полагаю? — добродушно осведомилась дама.

— Элира, если угодно, — отозвалась я.

— Угодно, — улыбнулась та.

Мы прошли по кое-как расчищенной дорожке, обогнули фонтан с темной водой и позеленевшей статуей в центре и остановились на широком крыльце с колоннами. Наблюдать оттуда за работой возницы было сплошным удовольствием.

— У нас здесь почти никого не бывает, — делилась мадам, — но если во время прогулки по саду вы вдруг встретите страшного старца с садовыми ножницами, не пугайтесь. Это Ганц. Он служил здесь еще прежним хозяевам и лорд Эдсель оставил его из сострадания, хоть Ганц совсем не справляется с садом. Сами видите, какие дебри. Зато Аларду нравится.

— Кто такой Алард?

— Алард? — рассмеялась Лексия, — это лорд Эдсель. Так его зовут. Алард Эдсель. Идемте же внутрь. Не бойтесь, дом совсем не похож на сад.

Глава 2

Неожиданно тепло было вспоминать свой приезд в этот дом. Лучше бы поспать. Но дождь все еще шел, пусть и не такой сильный, и пока он идет, я все равно не смогу уснуть.

Я жила в поместье уже неделю. Всего неделю, а казалось, что я пустила здесь корни, как вездесущие розы. И с момента моего приезда сегодняшняя весьма впечатляющая встреча в саду была первой встречей с тем, кто платит мне жалование. Очень даже недурное, если учесть, что я здесь на всем готовом. Мне даже два форменных платья выдали без вычета из будущего заработка. Весьма приличных и из хорошей ткани синего и персикового цвета. Довольно легкие, ведь здесь, в Статчене, бывает жарковато, но с закрытыми плечами. Мода в Готьере намного консервативнее имперской. И несмотря на курортную легкомысленность, обнаженные плечи даже на приемах здесь полагалось прикрывать кружевной или газовой накидкой, пелериной или платком. Не говоря уж о том, чтобы бегать с голыми плечами и руками днем. Но мне и не зачем было. Меня вполне устраивали закрытые руки, а плечи — особенно.

Думаю, выдать мне платья было инициативой Лексии. Она не преминула сунуть нос в мой гардероб и скорбно поджала губы, прямо как тогда, когда я попросила унести из спальни большое зеркало, что висело над туалетным столиком.

В первые дни я пыталась разведать о владельце поместья побольше. Мне было удивительно, что он не явился посмотреть на ту, что будет хозяйничать в его доме. Обычно представляли даже судомоек, чтоб те хотя бы в лицо работодателя знали, а тут вот так.

Да и женщина, сводящая доходы с расходами тоже удивительное явление.

— А чем он занимается? Откуда деньги? — допытывалась я.

— Не все ли равно? — мадам Дастин подняла голову от учетной книги. Серьезное лицо и чуть длинноватый острый нос придавал ей сходство с аистом.

Пришлось пожать плечами, изображая, что это не более, чем праздное любопытство. Знать, откуда доход, было для меня из той же серии, что и урок о привлекательности.

Собственно, странностей в доме, помимо озвученных, было с избытком. Взять хотя бы мои обязанности. Я накрывала стол в большой столовой на одного в одни и те же часы и уходила. Потом, через условленное время, возвращалась и уносила тарелки, независимо от того, ели из них или нет. Я разбирала и сортировала почту, раскладывая письма на разные подносы: приглашения на один, деловые предложения на другой и послания личного характера на третий. И так и оставляла все три подноса внизу в специальной нише на столике слева от входной двери. Нет, письма я не вскрывала. Для сортировки имелся занятный камень в подставке, к которому следовало поднести конверт.

Иногда я помогала мадам с подсчетами. Это она так называла наши посиделки за чаем и пирожными. Учетная книга тоже присутствовала. И даже однажды попробовала чай. После чего меня на весь вечер усадили за переписывание испорченных страниц с поплывшими чернилами. Мадам вслух разбирала записи, а я копировала.

Чуть позже я узнала, что земля, на которой располагается Статчен, принадлежит лорду Эдсель, и что он когда-то жил в городе, а потом выкупил поместье и перебрался сюда. Выходит, все собственники в Статчене платят аренду нелюдимому лорду. Отсюда и доход. Сейчас мне сложно было представить такую прорву денег, да и ни к чему.

Дождь продолжал шелестеть.

От воспоминаний о чае и захотелось есть. А я сегодня не ужинала. И тарелки из столовой не убрала. О мысли, что нужно покинуть убежище, спине сделалось зябко, но если оставить как есть, утром мадам первым делом спросит, почему. Не хотелось бы ей врать, сочиняя правдоподобную причину.

Я вздохнула. Хорошо, что вечером в доме никого. Слуги живут в деревне, а мадам принимает на ночь сонные капли и ее тараном не разбудишь. Значит, никто не будет крутить пальцем у виска, встретив в коридоре меня с пучком сушеной полыни на поясе. А еще хорошо, что дождь почти прошел и зеркал по пути в столовую нет. Вечерние отражения я особенно не жаловала. Имелось зеркало в нише в передней гостиной, но поддерживающая лестницу колонна надежно прятала полированное стекло с серебряной амальгамой.

Кажется, я осмелилась вдохнуть только когда оказалась в столовой. Там было светло. С почти очистившегося неба ярко светила луна и без стеснения заглядывала в высокие стрельчатые окна.

Еда под крышкой оказалась нетронутой. Остыла, конечно же, но все равно выглядела аппетитно: птичьи бедрышки в россыпи овощных ломтиков. Я сглотнула голодную слюну, воровато оглянулась. Все равно уносить…

— Отчего не присядете? — хрипловато раздалось позади.

Кусок встал поперек, надкушенное бедрышко плюхнулось на скатерть, отскочило