Нелитературное повествование юной пенсионерки. Искорки памяти - Светлана Рассказова

Их военное детство наложило отпечаток на нрав обоих. Крика и «нервов» в семейке хватало. И я поняла, что капризничать, как при бабушке, больше не получится, я больше не главная, я теперь как все! Потому лучше помалкивать и соблюдать «правила общежития»…

И вот отец повёз нас с бабушкой на вокзал. Ехали, и я старалась смотреть в боковое окно самосвала, чтобы он не видел моё лицо и слёзы, которые катились по щекам, не спрашивая разрешения.

Бабушку проводили, я осталась…

Дома мать спросила отца:

– Как Варька?

– Даже не плакала, – ответил он.

Это были искорки, которые впервые обожгли, и первый взрослый поступок восьмилетнего ребёнка, сумевшего подавить в себе эмоции и слёзы. Детство ушло с отъездом моей бабушки.

К новой семье и жизни нужно было привыкнуть. Старалась не огорчать родителей, быть послушной, не дерзила, хорошо училась, помогала по дому, но сердцем была в Киеве.

Когда мы встретились с бабулей через несколько лет, то она огорчённо вспомнила, что любимая внученька даже не заплакала при первом расставании. И я была очень удивлена, что любя меня больше, чем своих дочек, бабушка не поняла и не почувствовала тоски родной души…

***

В зерносовхозе прожили недолго. Пшеницу целинники убрали. В воспитательных целях школьников отправили на поля собирать оставшиеся там колоски. Я принимала в этом мероприятии активное участие и даже набрала их целую охапку.

Затем наше семейство отправилось в таёжный рабочий посёлок, где валили лес и строили дороги. Поразила меня в этом районе берендеевская красота. Укутанные снегом сосны вперемежку с ёлками я увидела впервые. Хилые зимы в Киеве даже не запомнились, потому новизна здешних мест покорила и включила моё детское воображение…

Сначала я очищала от сугроба кусочек места под ёлкой и сооружала там комнату, в которой и шкаф, и кровать делались из спрессованного снега. Остальную обстановку дополняли мохнатые веточки ели, изображающие домашний фикус или герань.

Увидев меня за таким интересным занятием, соседские ребятишки тут же подключились со мной в игру, и чуть ли не под каждой ёлкой или сосной на территории нашего небольшого посёлка строилась похожая комната или целая квартира с кухней и прихожей. Но играла я так недолго…

– Варя, иди-ка домой, – позвала меня однажды мама и задала странный вопрос, – во что ты играла с мальчиком?

– В дом, – сказала я, не чувствуя подвоха.

– А как вы играли?

– Мы строили себе квартиру.

– И всё?

– Ну, он был папой, а я – мамой.

– И что вы ещё делали? – мама явно хотела услышать подробности, но какие, я не понимала.

– Мы просто играли, – объясняла я своей непонятливой маме.

– Ладно. Иди, – отпустила она меня.

Оказывается, одна из старших девочек, примчалась к нам домой и, намекая на что-то неординарное, отрапортовала матери о запретных играх её дочери с чужим мальчиком и посоветовала беречь детскую нравственность, а потому принять соответствующие меры. Я тогда не поняла причину переполоха и причину доноса стервозной девочки, но играть «в дом» мне почему-то расхотелось, я и перестала. Вскоре под соснами и ёлками опять лежали белоснежные одеяла из снега, полностью накрыв наши благоустроенные квартиры.

В этом посёлке прожили зиму. Был построен кусок дороги в одном месте, и мы переехали на лето в другой посёлок: надёжные щитовые домики, кругом тайга, цветы огоньки, хорошие заработки, мать в шикарном китайском халате, дети сыты.

Это был конец пятидесятых – наверное, единственное время, когда хлеба было вдоволь. Целина тогда неплохо выручила страну и скрасила многие ошибки её руководителей. Но такое благоденствие длилось недолго…

А в нашей семье главенствовал отец. Здесь он задержался только на лето, с кем-то из руководства на принцип пошёл, и потащились мы в очередной райцентр Алтая, куда его взяли самым главным начальником по связи.

Нам предоставили дом с большим огородом, на котором росло всё, что посадит мать: даже дыни с арбузиками – величиной с грецкий орех!

Ох и пиры я закатывала по осени, приглашая на праздник живота соседских ребятишек. В одну миску резала помидоры, огурцы, дыни, репку!! Вся эта тюря из овощей моментально съедалась, и ведь никто не болел. Дети собирались только на нашей территории, в нашем дворе, потому как родительницы подружек ни в «жисть» бы не допустили такого пиратства и пиршества!

А за обеды мне не только никто из моих гостей спасибо не сказал, так ещё и «отблагодарили» по-чёрному…

Как-то мама заметила, что я частенько головёнку почёсываю. Посмотрела… А там… «животные», не стесняясь, пьют дочкину кровушку.

– Варя, да у тебя вошки вовсю разгулялись! Где же ты их набрала?

– Не знаю, – я очень расстроилась: теперь дуста не избежать!

И тут мама вспомнила, что я недавно к соседке в баню ходила.

– Как тебе тётя Галя голову мыла? – подозрительно спросила она.

– Сначала помыла своей дочке, а потом в этой же воде мне…

– Ах, паразитка доморощенная! Что же ей воды было жалко!! – ругалась мама во всю свою вполне интеллигентскую мощь, – а где её девчонка могла вшей набрать?

– Так она в озерке купалась, который рядом со свинарником, – вспомнила я.

– А мать куда смотрела?

– Работала, наверное.

Больше я по чужим баням не ходила, а мылась дома в тазике, натаскав воды из колодца. Мать, помятую своё непростое военное детство, и меня приучала к посильному труду. Сгонять в магазин за сахаром и хлебом, полить огород, принести воды и подмести в доме пол – было обычным повседневным делом для десятилетней девочки.

Богатый урожай за осень не съедался, а потому делались заготовки. Мамка солила очень вкусные огурцы с помидорами в бочках. Всё в них клалось на глаз, специй не жалела. Получалось ядрёно, вкусно и красиво: помидорчики блестели, огурчики хрустели! Местные тётки, хотя и жили всю жизнь в деревне, а солить и квасить не умели – всё от скудоумия и жадности.

Была у меня там подружка-одноклассница, скромная и красивая девочка, из сосланных поляков. Бегали друг к другу в гости, мыли друг у друга полы, считалось, что это вполне нормально. Моя мама после уборок отрезала «работницам» по куску белого хлеба, сверху посыпала сахаром, и мы очень довольные шли на улицу. Зоина мама после «помоек» нас не угощала. У них в семье хлеб из дома не таскали – ели только за столом. Но такой порядок вещей нашей дружбе не мешал.

В этом районном центре мы жили рядом с кладбищем. И каждый день, сокращая путь, я ходила в школу и из школы напрямик через это кладбище, совершенно не чувствуя страха. Но когда торопиться было некуда, предпочитала его обходить стороной и шла по натоптанной тропинке, вдоль которой росли высокие деревья и с ними разговаривала. С покойниками-то не поговоришь! Или сочиняла какую-нибудь историю, а концу своего похода – обычно до магазина и обратно, историю старалась закончить.

Сочинения мои были разными, но обязательно с диалогами и чем-то приятным для самой рассказчицы. То я находила деньги и делала всем своим родным подарки, то видела себя Золушкой и, представляя её несладкую судьбинушку, уливалась слезами, будто сама жила жизнью королевы.

Кстати, истории сочиняю до сих пор, особенно, если путь пеший и погода соответствует.

Из-за папкиной принципиальности и неуживчивости в коллективах я сменила несколько школ. Зато мы нигде не снимали жильё внаём, а везде, куда бы ни приехали, получали либо дом, либо квартиру. Отец хорошо разбирался в электрических и телефонных сетях да к тому же был трезвенником, за это его очень ценили начальники.

Мы объездили часть Казахстана и степной Алтай…

Обычно, за день до переезда, глава семейства приходил домой, сообщал, что у него уже имеются билеты на ночной поезд, и нужно быстренько собрать вещи, упаковать и перевязать верёвочками книжки, а потом ложиться пораньше спать. А среди ночи детей поднимали, и с кастрюльками, книгами и кухонным столом мы грузились на какой-нибудь грузовик, ехали на вокзал и на поезде добирались до места его новой работы.

Такой был «батька», как за глаза называла его бабушка. Он ни разу меня не ударил и даже не наорал, но и отцовского тепла от него я не ощущала…

А мать любила литературу, покупала детям книжки, пластинки, выписывала журналы, знала наизусть уйму стихов. Имея всего семилетку за плечами, была очень грамотной, интересной и современной женщиной. Этим была похожа на своего отца, сельского интеллигента, воевавшего за красных и белых, позднее раскулаченного и погибшего в войну в Питере. Может под бомбёжкой, а может по политическим причинам. Официально – пропавший без вести…