Нелитературное повествование юной пенсионерки. Искорки памяти - Светлана Рассказова

– Готовенький! Собирайся, пойдём продавать, – отвечала бабушка.

– Надо будет его уронить!

– Зачем?

– Примета такая! Продадим обязательно!

– Какая ты у меня памятливая, Варюшка! А я и забыла, – хитро улыбалась бабушка.

Продав халат, мы покупали на вырученные денежки селёдочки с душком и в уголке рынка, притулившись к забору, съедали её без хлеба… Значит, организм требовал, коли слюнки от одного запаха текли!

Церквей в Киеве всегда было много.

Бабушка заставляла меня целовать иконы, а свой крестик носила на ниточке, часто повторяя простые слова из молитвы: «Господи, прости, помилуй и сохрани нас от лукавого…». И они спасли её с дочками, бежавшими из горящего Ржева, от пуль и бомб с немецких самолётов, да голодной смерти в военное лихолетье…

Софийский и Владимирский соборы я запомнила на всю жизнь. Красота душевная и доступная для восприятия! Особого трепета не чувствовала – мала была. Но росписи очень нравились, не хуже, чем в детских книжках: яркие, крупные и понятные…

Вот Боженька благословляет всех!

Вот красивая тётенька протягивает ребёночка людям!

Перед самой пенсией довелось побывать за границей и увидеть их соборы. Они другие, более величественные и сложные по архитектуре. Всю картинку видишь сразу, как войдёшь. Просторный зал, мозаичные окна, мраморные полы, всё блестит и сверкает, несмотря на полумрак. Почему-то отвлекают скамейки, хотя понятно – это очень удобно. Видимо терпение нашего народа воспитывалось необходимостью отстоять на ногах церковную службу несколько раз в день…

У Владимирского собора в ту пору для публики проводились открытые антирелигиозные диспуты. С одной стороны церковный иерарх, по другую сторону какой-нибудь партиец. Якобы доказывали друг другу, что или кто есть, а чего нет. Всё было под контролем, как хорошо отрепетированный спектакль. Но окружающая толпа слушала их с интересом. И старая с малой, постояв рядом с такими умными людьми, шли по своим делам, слегка засомневавшись – так Он есть или нет?

Будучи старше я спросила бабушку:

– Баа! А Бог есть? Нам в школе объясняли, что люди произошли от обезьян, и Бога не существует.

– Не знаю, Варя! Когда мне плохо, то молюсь и прошу у Него помощи. Маленькой очень Бога боялась. Так боялась, что когда тяжело заболела, то батюшка пообещал взять грех на себя, чтобы уговорить меня кушать молоко и масло в пост.

– А помнишь, как однажды мы с тобой были в церкви, и ты попросила батюшку помочь мне поправиться? Так он велел поднять конфетку, лежащую у его ног, и её съесть. Я видела, что он нарочно ту конфетку подбросил, а сказал, что это дар Божий.

– Не сомневайся. Это от Бога! Только через руки священника, – убедила бабушка.

***

В первый класс меня отправили учиться в интернат. Бабушка опять разжалобила тётенек от опеки, перед кем-то горько поплакала, а кого чужие слёзы не трогали – одарила конфетками и направление в это заведение мы получили.

Интернат только что открылся. Всё там было новое, пахнущее краской. Для детей хорошая добротная одежда, завтраки с докторской колбаской, приятные и умные учителя.

Осенью выдавали новые пальто. Ребят вызывали по очереди в кабинет коменданта, где воспитательница обряжала всех с учётом роста и размера.

– Нравится? – спросила она, примерив на меня красное пальто.

– Нет! Мне нравится вон то – морского цвета, что у вас на шкафу лежит, – заприметила его сразу, как вошла.

– Ишь, какая глазастая! – изумились взрослые, но пальто не пожалели, отдали.

Хорошо отучившись год, я получила «Похвальный лист», но отнеслась к этому спокойно, потому что в жизни случилось более важное событие!

Как-то ещё весной позвали меня с перемены в класс. Возле учительницы стояли молодые мужчина и женщина.

– Варя, ты знаешь, кто это? – спросила учительница.

– Нет, – пожала я плечами.

– Это твоя мама и твой папа…

Незнакомый мужчина подал мне маленький кулёк с конфетами, но благодарной реакции не последовало. Никакой! Мне было восемь лет, любила бабушку, помнила с детства только её, и в душу закралась тревога…

Оказывается, мать сумела устроить личную жизнь, и у меня был не только отчим, но и сводные брат с сестрой, о которых до сих пор ничего не знала.

Семейное…

В Киев родители со своими двумя детьми приехали в надежде здесь прижиться… Но не получилось! Идти на завод или стройку – не было прописки, да и жильё найти большой семье в столичном городе непросто. Потому молодые, гордые, очень независимые по натуре родственники завербовались на Алтай.

Погостив месяц, они уезжали на целину. Пора было мне с ними прощаться…

На вокзале, перед отходом поезда, я вдруг дёрнулась, закричала, заплакала и потянулась к матери. Все решили, что пора девочке воссоединиться с семьёй. Видимо тяга каждого ребёнка к своей родительнице существует на генном уровне. В мозгу срабатывает такое, что, не видя мать годами и её не помня, в ней имелась нужда.

Родные уехали, я на лето осталась…

А осенью повезла меня бабушка к новой семье.

Тащились на поезде очень долго. Считай, через всю страну! Везли ведро мочёных яблок, ещё каких—то гостинцев.

В вагоне – полно орущей молодёжи: комсомольцы и бывшие зэки, но все ехали поднимать целину. Кто-то пытался устроиться в жизни, кто-то искал лучшей доли и более сытного дома, кто—то хотел спрятаться подальше, а кто—то повстречать свою судьбу. Не до романтики… Это в фильмах красивые и сытые москвичи бросают благоустроенные квартиры и мчатся за тайгой и туманом… Съездить, конечно, можно! И за тайгой, и за туманом, если есть куда вернуться.

Мать встретила путешественниц на маленьком полустанке, потом мы долго пылили на полуторке. Кругом во все стороны виднелась только бескрайняя степь. Полуторку обгоняли гружёные пшеницей грузовики. Алтайская земля одаривала богатым хлебом!

Наконец добрались до зерносовхоза, где проживала моя новая семья.

Мама работала машинисткой у руководителя совхоза, отчим шоферил, а я осенью пошла во второй класс начальной школы, впервые сменила фамилию и заимела «законного» папку.

Для меня этот период жизни вспоминается как краткосрочный отпуск или продолжение каникул… Ловили с бабушкой мелкую рыбёшку в речушке, что протекала рядом с совхозом, а после её жарили до хруста на большой сковородке и я потихоньку привыкала к новой жизни без больших «Продмагов» и красивых улиц, а ещё привыкала к своей семье.

Как-то бабуля дала мне одно из мочёных яблок, которые мы привезли с собой из Киева, и сказала, чтобы я отнесла его сестре, гуляющей в это время на улице. Сестра мне не встретилась, а вот соседская девчонка, увидев яблоко в моих руках, заинтересовалась:

– Что это у тебя?

– Мочёное яблоко, – похвасталась я и спросила, – у вас здесь яблоки растут?

– Ты разве не видишь! Тут и деревья не растут, одна пшеница вокруг.

– Как же вы живёте?

– Вот так… А ты откуда приехала?

– Из Киева. А ты?

– Не помню. Я давно тут живу, – сказала девочка и спросила, – почему ты его не ешь?

– Для сестры принесла, ты её не видела?

– Нет. Не видела. А ты отдай яблоко мне, – неожиданно предложила она.

– Бери. У нас дома целое ведро этих яблок.

Дома бабушка спросила:

– Ты отдала Тайке яблоко, – Тайкой звали мою сестру.

– Я её не нашла. А яблоко отдала подружке.

– Тебе незнакомая девчонка дороже сестры? Нужно кормить своих, а не чужих! Понятно? – отругала меня бабушка.

– Понятно, – пожала я плечами, хотя понятного было мало…

Какая разница! Сестра или чужая девочка! Ведь, воспитывалась не в семье: сначала в круглосуточном садике, после в интернате. А там всё общее! И родственных чувств к сестре и брату я не ощущала. Переместили ребёнка из одного гнезда в другое и хотели, чтобы он сразу всех полюбил.

***

Новоявленный отец запросто находил работу везде, но ненадолго…

Был горяч, упрям, матерился многоэтажно, мог грохнуть кулаком по столу, если закипело внутри, но очень работящий, совершенно непьющий, умелец Левша – золотые руки. Любое жильё благоустроит, проведёт свет, сложит печку, построит дачу, выроет погреб, всё починит, обновит. С таким мужиком не пропадёшь! Надо только хвалить и ублажать за заботу. С шестью классами образования ходил порой в начальниках, работал на инженерных должностях. А прифрантиться умел совершенно по—городскому.

Была уже поздняя осень. Мать с бабушкой долго жить вместе не могли – характеры не позволяли, да и Сибирь не Киев. Пора было мне с ней прощаться! Такая тяжесть колом стояла в груди… Будто кто умер! Но старалась не показывать своего настроения, боялась насмешек родителей.