Христианский квартал - Максимов Юрий

  - Мария, брось!

  Схватил руку дочери, вырвал нож.

  - Ты что здесь удумала? - зашептал в ужасе, - Совсем рехнулась?

  - Отдай, отец. - стиснув зубы, ответила, - Думаешь, я не знаю, что это за люди? Помню, как пять лет назад такие проходили к дому отца Елены, видела из окна. Думаешь, я не знаю, что меня ждёт? Лучше смерть!

  - Перестань глупости говорить. Может, обойдётся ещё, управит Господь. Дядя Сержис выкупит тебя...

  - Не лги мне, отец! Елену кто-нибудь выкупил?

  - Всё равно погоди! Глупостей всегда успеешь наделать. Лучше стань на молитву, да молись как следует, а нам с матерью недосуг. Скоро сборщик придёт. Ильяс сейчас на рынке, ещё ничего не знает. Да, кстати: если спросят про Мати, говори, что умер, утонул в реке неделю назад. Поняла?

  - Отец Хризостом? - дочь вдруг улыбнулась и словно посветлела.

  Отец поднёс палец к губам, глаза сверкнули в темноте.

  - Да. - прошептала Мария, - Да, папа. Слава Богу!

  Донёсся стук в ворота. Громкий. Чтобы в комнатах было слышно, это не рукой надо стучать, а... рукоятью меча, например.

  Внутри резко потяжелело. Юнус вытер выступивший на лбу пот.

  - Будь здесь. - бросил дочери, прошёл в залу. Сахибы, заслышав стук, поднялись из-за стола и скрылись за пологом, на дворе.

  Юнус спрятал кухонный нож в рукав, зашагал следом. Высокий и сутулый топтались у колодца. Не решаются сами ворота открыть - "правильно, всё-таки пока ещё я здесь хозяин".

  Он побежал к воротам, тяжело дыша. С тоской вспомнилось, как не стало пять лет назад семьи Яхйи, и десять годов уже, как сменил хозяина дом Петра Ассаля. Мелют, жернова судьбы, мелют... И не очень-то трогало - жаль, конечно, но не убиты ведь, просто в рабстве, в другом городе, может ещё повезло... Да уж, повезло... Проклятый уговор! Лучше бы так, как в Тиннисе...

  Остановился у ворот. Вздохнул, отодвигая засов. Скрипнула створка - "теперь уж новые хозяева смажут"...

  На улице стоял один из сахибов.

  - Позови Абдаллаха и Мусу.

  Юнус обернулся во двор, махнул рукой тем, двоим. Они вышли за ворота, новопришедший им что-то буркнул и все трое затопали вниз по улице, даже не попрощавшись с хозяином.

* * *

  Долго ждал Юнус, но так и не появился сборщик. Жена и дочь молились в доме, а он всё мерил шагами дворик на солнцепёке, от волнения не находя себе места, то срывая листья с маслины, то сжимая рукоятку ножа. Лишь когда спал зной и Ильяс вернулся домой с базара, везя за собой тележку с тканями, хозяин решился выйти на улицу.

  Здесь уже было оживлённо - многие возвращались с базара, ребятня носилась по улицам. Юнус спустился вниз по улице, забежал к брату. Сержис рассказал, что от самого епископа узнал - неожиданно за обедом у резчика Мансура сборщик податей вдруг ни с того, ни с сего онемел, так что и слова не мог выговорить. Через час отъехал из города, теперь ему не до налогов. А вдова Ханна говорит, что видела из окна, что в этот момент по улице будто бы проходил монах с мулом и ребёнком. Остановился он якобы напротив мансуровых ворот и сказал чего-то...

  - Ильяс, седлай скорей Огонька, поедешь за город, надо догнать отца Хризостома! Возьми у него Мати, скажи, что всё исправилось, поклонись в пояс. Вот тебе десять дирхемов, если сахибы остановят - откупишься. Что стоишь?

  - Что ты, отец? - удивлённо заморгал шестнадцатилетний крепыш, - Мати утонул неделю назад. Четыре дня как похоронили.

  - Вот как? - Юнус наморщил лоб и вдруг улыбнулся, - Вот оно, значит, как... Действительно поверили... Ну, значит, так надо. Да. Слава Богу. Слава Богу за всё.

  Придёт время, и нагрянет новый сборщик налогов. Два раза в одно дерево молния не бьёт - значит, на кого-то иного выпадет злой жребий. Юнус прикинул, сколько на две тысячи можно выкупить? Если на дорогу ещё накинуть? Троих-то точно... А комнат? Комнат, пожалуй, хватит. А позже, когда Ильяс возмужает, надо бы съездить в Палестину, походить по святым монастырям. Сердце подсказывало, что где-то обязательно встретится родное лицо.

Больше, чем…

В голове гудит колокол. Гигантская пасть, болтающая чугунным языком. Первый вздох, первый смех, первый шаг, первый плач. Игры, забавы, страхи, заботы. Дырки на штанах, костры в парке, ртутные шарики на полу, диснеевские мультики...

   Откуда же это началось? Не могу вспомнить. Тысячи образов роятся в голове и проносятся стайками разноцветных рыб... Ночь. Луна. Не могу противиться... Замок. Башня. ...сосредоточиться... Медновласая принцесса с голубыми глазами. Доблестный рыцарь и серый волк. Рыцарь-волк. Волколак.

   Книга читает...

* * *

   Мне шесть. Запах водки и валокордина, вазы с конфетами. Много конфет. Шоколадных. У стены, в красном ящике застыл человек. Чем-то на деда похож, но не он -- разве у моего деда синие уши?

   Взрослые забрали человека в ящике и куда-то ушли. А когда вернулись, сели за стол. Стали чавкать, скрести вилками, звенеть рюмками.

   - Дядь Петь, а где дед?

   - Умер, Сашок. Семён, наливай!

   - Что сделал?

   - Ушёл навсегда. Ну, вздрогнули. Пусть земля ему… пухом… ох, Марин, передай-ка огурчика!

   - Дядь Петь, а я тоже умру?

   - Ещё как! Но -- нескоро. Не думай об этом.

   - Дядь Петь, а ты тоже умрёшь?

   - Э… Сашок, на вот, конфетку покушай. Поминай деда. Скажи: пусть земля ему будет пухом…

   Подумалось: неудобно будет деду по такой земле ходить. А через пару лет мама принесла книжку про Винни-Пуха. Я не стал читать, и забросил её под шкаф.

* * *

   Первый класс. Первая драка. Первая сигарета. Первая любовь.

   В магазин за хлебом, в кабинет за справкой, в овраг за гильзами, к завучу за журналом, на прогулку с собакой...

   Броненосцы уходят под серую воду, всё ниже, вглубь, в самое сердце, оседая папиросным пеплом. Где-то... где-то рядом, далеко, застыло тело... Кудри мои русые, очи мои светлые травами, бурьяном да полынью поросли... моё тело, с треклятым виртошлемом не башке... Кости мои белые, сердце моё смелое коршуны да вороны по степи разнесли...

   Книга читает меня.

* * *

   Мне десять. Через лифтовой чердак вылезаем с братом на крышу. Осень, серые облака над головами, пеньки соседних многоэтажек по сторонам, кляксы голубиного помёта на синем рубероиде. Подтаскиваем к краю старый аккумулятор. Внизу -- никого. Бросаем в двенадцатиэтажную пропасть, заворожено глядя, как чёрный брусок несётся к земле. А внизу открывается дверь, из подъезда выходит...

* * *

   Не раньше, чем меня дочитают, я вернусь... Готические замки зубьями башен рвут мою душу. ...я вернусь в своё тело... Небо плюёт сажей, чёрный снег застилает глаза, туманит память, остатки памяти, огрызки... сброшу ненавистный виртошлем... Шелест травы, хрип. Лавины вервольфов бегут, проницая тьму красными углями глаз... рухну с кресла, уставившись в пол... Латники чеканят шаг, выходя из сумерек, всплесков, шорохов, трелей цикад, ад... а потом меня вырвет... Гнилой запах. Мокрые халаты, липнущие к коже. Удушье...

   а потом, видит Бог, я найду того, кто это сделал со мной...

   Сколько там ещё осталось?

* * *

   Мне пятнадцать. Поднимаюсь по мрачной бетонной лестнице. Площадка меж четырьмя дверьми, высвеченная жёлтой лампой. Засиженный мухами плафон. Кафель под ногами. На цыпочках подхожу к двери. Прислоняюсь ухом к обивке... из щели тянет теплом, доносятся голоса. Жадно вслушиваюсь, в надежде различить её голос. Я слышу! Кто-то с той стороны подходит...

* * *

   Исписанная зачётка, пиво в парке: два литра на троих... Были люди, которые разговаривали с Создателем как с другом, и Всевышний нисходил советоваться с ними о судьбах мира. Монотонный голос препода, парты полукругом, заснеженные ветви за окном. Были люди, кто умел разглядеть в человеке Человека, и ценили это превыше всех благ. Копна обесцвеченных волос, пустые глаза. А ныне мы силимся разглядеть Человека в программе и нисходим к созданию рук своих, советоваться о судьбах мира... Маш, а Маш, дашь иль не дашь?

   Глобальная сеть... Мы попались. Я попался. Словно муха в янтаре. Теперь, -- только терпеть и ждать, бессильно наблюдая, как электронная гадина холодными щупальцами шарит в моей голове, выкачивая память, преобразуя в вербальный ряд... яд... Распиная мою жизнь на сюжетно-фабульной дыбе. Обращая радости и беды в килобайты, мегабайты... Что же ищешь ты во мне, виртуальная тварь? Зачем выворачиваешь наизнанку?

* * *

   Книга - друг... Мутный поток образов размывает сознание... книга - брат... не могу мыслить... складывать сам... книга - мать и отец... лишь сентенции, будто сорвавшиеся с чужих губ... какая книга взяла бы вас с собой на необитаемый остров? Господи, только б не потеряться... Ты ведь и здесь должен слышать...

   Стиснуть зубы и ждать. Терпеливо. Пока она не высосет из меня всё, до последнего...