Заколдованный конь - Мэри Стюарт

«И заставил бедную мамочку отпустить тебя? Ничего, переживет».

Он хотел сказать что-то, но передумал и перевел разговор на Испанскую школу верховой езды в Вене.

Испанскую потому, что когда-то ее укомплектовали испанскими лошадьми самой древней породы в мире – потомками римских кавалерийских лошадей, скрещенных с арабскими, лучшими лошадьми для воинов. Белые жеребцы каждое воскресенье утром показывают чудеса выездки в прекрасном здании, похожем на бальный зал восемнадцатого века. Правда летом у них каникулы, но Тим надеялся, что отец, пробыв в Вене полгода, познакомился с нужными людьми и сможет провести его в конюшни и на тренировки. Тим говорил о том, что его интересует и казался совсем взрослым. Мы постепенно начали снижаться.

Удивительно, что лошади вообще не исчезли, когда развалилась австрийская империя. Когда образовалась республика, никто не интересовался этими реликтами и красивой жизнью, но потом они начали давать публичные представления, конечно, стали государственной собственностью, и теперь австрийцы преданно ими гордятся. Тяжелое время было и в конце последней войны, когда Вену бомбили. Директор полковник Подхайский вывез их из города, потом их освободила из Чехословакии американская армия и они разместились сначала в чем-то вроде бараков на севере, а потом в Пибере на юге Стирии, недалеко от Граца. С тех пор их выращивают в Пибере до четырех лет, потом лучших отправляют в Вену учиться, а остальных продают.

Представление потрясает своей древностью, движения и фигуры передаются год за годом, и все это идет от Ксенофонта, его «Искусства верховой езды». И это не просто выездка, которую можно увидеть на соревнованиях. Это танец, они просто парят над землей, это движения древних боев, когда лошадь должна чувствовать каждое желание всадника, от этого зависит жизнь.

Тим показывал фотографии лошадей, движущихся различными аллюрами, делающих пассажи, пируеты, пьяффе, некоторые очень походили на древние конные статуи. Все они – потомки шести скакунов, имена им даются двойные, первое – по имени отца, второе – матери. Там был Плуто Теодороста, любимец директора, недавно он умер. Теперь лучший конь – Маэстозо Меркурио, его фотография тоже присутствовала. Маэстозо Эле очень на него похож, они родственники. Конверсано Бонависто – фаворит предыдущего директора. Неаполитано Петра запечатлен в трудновообразимой позе. С ним связана какая-то история. Тим точно не помнил какая. Вроде его собирались подарить какому-то восточному властителю, но жокей убил коня, а потом себя, чтобы не расставаться. Один конь – Неаполитано Анкона – был темным. Раньше в этой школе встречались кони всех цветов, но теперь – только белые, и только один такой для поддержания традиции.

Мы уже подлетали к Вене, вынырнули из облака, внизу распростерлись голые щетинистые поля, а впереди – леса и серая река. Тим, похоже, решил отвлечь меня светской беседой от ужасов приземления и спросил: «А правда есть шесть сортов рака, которые можно получить от курения?»

«Да, наверное, но если ты беспокоишься о папе, то не принимай близко к сердцу. Думаю, он сам может о себе позаботиться».

«Я не беспокоюсь. По крайней мере, в этом смысле».

Что-то в его голосе сказало мне, что не такие уж это пустые речи.

«А в каком?»

«Тебя муж встретит в аэропорту?»

«Нет, он… Я потом с ним свяжусь. Я заказала комнату в отеле, поэтому буду рада, если вы с папой меня подвезете. Конечно, если ты не собираешься отделаться от няньки еще до встречи с ним».

Он не улыбнулся: «Вообще-то он меня не встречает».

«Но твоя мама сказала…»

«Знаю. Но нет. Я ей это сказал, так легче. Я соврал».

«А, ну да… Тогда…»

Что-то в выражении его лица меня остановило. Волосы он откинул назад, наполовину повернулся ко мне и явно приготовился к обороне. Пристяжной ремень усиливал впечатление, что он пойман и загнан в угол.

«А что, это так важно», – спросила я.

«Нет, – он прочистил горло, – это… Я думал, все будет нормально, а теперь дошло до дела, и я начинаю сомневаться, я бы сказал… Возможно, она права, и я глупый ребенок, которого нельзя отпускать, но я… Говоришь, у тебя есть отель?»

«Да, прямо в центре, на Стефансплац, напротив собора святого Стефана. А что? Ты хочешь поехать туда со мной? Нормально, так и сделаем. Знаешь, не говори мне ничего, если не хочешь… Ну расслабься, Тим, может, все не так плохо? Что ты сделал, не сказал ему когда приедешь?»

«Хуже. Он меня и не ждет. И не приглашал. Я все придумал, чтобы уехать. Вообще-то он мне не писал. Ни разу. Не смотри так, это мне почти все равно. Мы никогда не были слишком близки, и, если он не хочет, это – его право, да? Не думай, что я наврал маме про письма потому, что хотел, чтобы он… А просто, чтобы уйти».

«Другими словами, ты убегаешь. И поскольку тебе навязали няньку, которой велели передать тебя лично в руки, приходиться каяться».

«Ну, не так, – он выглядел благодарным за мой спокойный тон, – я легко мог от тебя убежать. Это было бы просто нечестно, оставить тебя один на один с последствиями». «Поняла, спасибо. А как с деньгами?»

«Около двадцати фунтов. А на проезд я, можно сказать, украл, хотя и не совсем. Это с моего счета, но нельзя ихтрогать до восемнадцати лет. Но это скоро».

«Значит, ты и не собирался с ним связываться?»

«Да не то, чтобы… Надо где-то жить, пока я найду работу, а двадцать фунтов навсегда не растянешь. Он обалдеет, конечно, но, думаю, справится».

Похоже он оказался взрослее, чем я думала.

«Ну ладно, поедем в отель, умоемся, позвоним твоему папе, и он, наверное, приедет… Если он дома. Сейчас август, может, он в отпуске».

«Вот за этим и нужны двадцать фунтов. На… период междуцарствия».

«Тимоти Лейси! Ты пытаешься сказать, что обманул свою бедную мамочку и ушел в туман с закрытыми глазами, не имея ни малейшего представления, где твой папа вообще есть?»

«Ну, он живет в Вене, точно. Оттуда приходят деньги. Да не волнуйся так. Сейчас уже поздно, я проживу в отеле до понедельника и свяжусь с его банком. Я не буду к тебе лезть, все будет нормально, и есть масса вещей, которые я собираюсь сделать, а когда ты встречаешься с мужем?»

«Не знаю».

«Ты будешь ему звонить вечером?»

Я только набралась духу, чтобы что-нибудь произнести, а он уже все понял.

«Ванесса Марч! – Четко он, паршивец, имитировал мою интонацию. – Ты пытаешься сказать, что обманула мою бедную мамочку и ушла в туман с закрытыми глазами, не имея ни малейшего представления, где твой муж вообще есть?»

Я кивнула. Мы смотрели друг на друга. «Каравелла» нежно приземлилась, за окнами замелькало поле, огни с вавилонским шумом иностранных слов, люди вокруг собирали пальто и ручной багаж.

Тим собрался с мыслями.

«Без руля и без ветрил. Не грусти, Ванесса, я за тобой присмотрю».

3

По крайней мере, папу Тима оказалось очень легко найти. Он значился в телефонном справочнике, и обнаружил это сам мальчик. Я сидела на кровати в большой, приятной и довольно шумной комнате и наводила по телефону первые справки о том, как в Вене работают банки.

«Это, наверное, он, – сказал Тим, подсовывая страницу мне под нос. – Улица Принца Евгения, 81, телефон 63-42 61».

Я бросила трубку и скинула ноги с кровати.

«Звони. Банки закрыты, вдруг, он дома. Если и Льюиса так же легко обнаружить, все наши беды кончатся к обеду. Или некоторые. Давай. И девушка на коммутаторе говорит по-английски».

«У меня все в порядке с немецким, и я даже хочу его опробовать».

Он ухмыльнулся и взял трубку. Я ушла в ванную и закрыла дверь.

Для таких обстоятельств разговор был восхитительно короток. Когда я вышла, Тим смотрел в окно на толпу у собора.

«Он не расстроился».

Я начала вытаскивать вещи из чемодана.

«Нормально. Он за тобой заедет, или ты возьмешь такси?»

«Он вообще-то как раз уходил на концерт со своей невестой и вернется поздно».

Я встряхнула платье и аккуратно повесила.

«Ты про нее не знал?»

«Нет, он же не писал никогда. Ее зовут Кристль, наверное, это – уменьшительное от Кристины. Она венка».

Я сказал, что ты здесь, и мы договорились вместе поужинать в отеле рядом с Оперой в одиннадцать в «Голубом баре».

«Нормальное начало для вылета из гнездышка. Место для Джеймса Бонда. Ты расстроился? Ну и как нынче котируется дым отечества?»

«Честно говоря, не знаю. Я сам этого хотел. А мама тоже собирается замуж. Это не официальное сообщение, и вообще-то, когда я ее прямо спросил, она ответила, что нет, но я абсолютно уверен. Готов поспорить. Это Джон Линли, издатель».

На такое известие и ответа не придумаешь. Я стояла с руками, полными чулок, и выглядела, надо полагать, не умнее, чем чувствовала себя. Тишину прекратил Тим, поинтересовался, сколько в этом отеле берут за кровать и завтрак. Его отец ни слова не сказал о том, чтобы поселиться у него, этого он, пожалуй, хотел меньше всего на свете. Тиму показалось, что там на самом деле уже кто-то живет. Приезд сына в Вену не особо его огорчил, он быстро пришел в себя и пообещал помочь с работой. Об этом, конечно, не было времени поговорить, он очень торопился уйти и сказал, что о работе позаботится попозже, а для начала неплохо бы Тиму устроить себе каникулы и предложил денег. Так что Тим решил нанять номер в отеле, какой есть, раз уж нашелся спонсор, позвонил по телефону и, к тому времени, когда я убрала последнюю пару туфель, нанял себе номер 216 этажом выше.