Настоящая книжка Фрэнка Заппы - Фрэнк Заппа

Мне не нравилось быть бедным. Казалось, все, что я хочу делать, все, что весело, стоит слишком дорого, а если в детстве не удается веселиться, ты либо скучаешь, либо недоволен, либо и то и другое.

К примеру, мне страшно хотелось иметь набор химика. В те времена к большому «Гилбертову набору химика» прилагался буклет, где объяснялось, как делать слезоточивый газ.

К шести годам я уже знал, как делается порох, — знал все ингредиенты и с нетерпением ждал, когда наконец соберу их вместе и изготовлю порох. В доме у нас были всякие химические принадлежности, и я смешивал компоненты понарошку — мечтая о том дне, когда какое-нибудь мое варево по правде взорвется.

Однажды я решил, что вывел формулу нового ядовитого газа, — эта настойка, над которой я трудился (на основе жидкости для протирки окон «Уиндекс»), соединилась с некоторым количеством цинка.

Папа хотел, чтобы я стал инженером. По-моему, он был разочарован, что у меня нет склонности к арифметике и прочим необходимым вещам.

В шестом классе дети проходили так называемый «Кудеров тест на предпочтение». Надо было тыкать булавками в лист бумаги — в выбранные квадратики. Тест якобы выявлял, на что вы годны в смысле профессии — до конца дней своих. Результаты показали, что мне суждено стать секретарем. Я набрал максимальное количество очков как будущий «канцелярский работник».

В школе мне больше всего претило, что меня пытаются учить совсем не тому, что меня интересует. Я рос среди отравляющих и взрывчатых веществ — с детьми, чьи родители зарабатывали на жизнь, делая все эти вещи. Конечно, мне было насрать на алгебру!

Из Монтерея мы переехали в Пасифик-Гроув, тихий городок по соседству. В свободное время я мастерил марионеток и авиамодели, а также изготавливал самодельную взрывчатку из всего, что оказывалось под рукой.

Как-то приятель сказал: «Видишь гараж через дорогу? Он заперт уже много лет. Интересно, что там внутри».

Мы прорыли лаз под боковой стеной. Внутри оказалась груда упаковочных корзин с боеприпасами для станкового пулемета пятидесятого калибра. Одну связку мы стащили, отодрали клещами головки и извлекли «порох». Только на порох это было не похоже — скорее напоминало зеленовато-черные мелкие блестки (по-моему, называется баллистит). Один из видов бездымного пороха (пироксилиновый) — я такого еще не видел.

Мы его запихнули в трубку от туалетной бумаги, воткнули ее в кучу грязи посреди пустыря и подожгли, а вместо запала вставили позумент (такой блестящий плоский пластмассовый шнурок, из них в летнем лагере делают брелоки для ключей).

Если баллистит как следует не уплотнить, получается настоящий ливень маленьких желто-оранжевых метеоритов.

Весьма стоящей взрывчаткой оказались измельченные пинг-понговые шарики. Мы их часами превращали в пыль тонким напильником. Эта идея пришла мне в голову, когда я прочел о парне, который сбежал из тюрьмы, сделав бомбу из игральных карт. В статье говорилось, что карты были покрыты каким-то сортом целлюлозы, а заключенный всю ее соскоблил и набрал пластифицированной пыли.

Оболочкой для бомбы послужил рулон туалетной бумаги, обмотанный изолентой. Взорвав ее, он удрал из тюрьмы, вот я и подумал: «Надо бы узнать, где тут собака зарыта».

В «Сделай сам» продавались одноразовые пистоны. Они лучше тех, что продавались в рулончиках: больше пороху и громче бабахают. Я по многу часов избавлялся от лишней бумаги и складывал очищенные заряды в банку. Еще у меня была банка с полусмертоносной пинг-понговой пылью.

Как-то днем я сидел в нашем гараже — ветхом и покосившемся, с земляным полом, как и тот, с пулеметными патронами. Дело было после Четвертого июля, и в сточных канавах валялось полным-полно использованных патронов от ракетниц. Я набрал несколько штук и принялся один перезаряжать по собственному тайному рецепту.

Зажав патрон между ног, я слой за слоем его заполнял разными веществами, уплотняя каждый слой толстым концом барабанной палочки.

Дойдя до слоя одноразовых пистонов, я, должно быть, надавил слишком сильно, и заряд сработал. От взрыва в земляном полу образовалась большая воронка, двери распахнулись настежь, а меня отбросило вперед яйцами на несколько футов. Эх, да с такой бомбой я мог бы почти сбежать из тюрьмы!

Несмотря на этот случай, мой интерес к штуковинам, которые делают «бум!», не угас. В Сан-Диего, году в пятьдесят шестом, у меня был друг, который тоже интересовался взрывчаткой. Мы с ним экспериментировали около месяца и в конце концов в майонезную банку собрали полную кварту вещества, представлявшего собой сочетание твердого ракетного топлива (50 % цинкового порошка, 50 % серы) и заряда химической гранаты.

В День открытых дверей мы, прихватив банку, доехали автостопом до школы, позаимствовали в кафетерии несколько бумажных стаканчиков, насыпали в них свой порошок, раздали стаканчики друзьям и разожгли по всей школе маленькие пожарики (а родители в это время сидели по классам и в который раз составляли отпрыскам распорядок дня).

ГЛАВА 2. Вся наша округа

Лет в двенадцать (в пятьдесят первом или пятьдесят втором году) я заинтересовался барабанами. Сдается мне, барабанами многие мальчишки увлекаются, но что до меня, то никаким рок-н-ролльным барабанщиком я себя не мыслил, поскольку рок-н-ролла тогда еще не придумали. Меня попросту интересовало, как звучат предметы, по которым можно стучать.

Начал я с оркестровых ударных, изучив все основы: дробь, форшлаги, аппликатуру и парадидлы. В Монтерее я ходил на летние курсы, где преподавал Кит Маккиллоп. Вместо барабанов он заставлял нас упражняться на деревянных досках. Мы стояли у досок и разучивали основы, используемые в шотландской школе игры на ударных.

После этого я упросил родителей достать мне малый барабан, на котором я упражнялся в гараже. Когда им стало не по средствам платить за прокат барабана, я принялся играть на мебели — отбивать краску от комодов и все такое.

В 1956 году я играл в школьной ритм-энд-блюзовой группе «Бродяги». Репетировали мы в гостиной у пианиста Стюарта Конгдона — отец его был проповедником. Я упражнялся на горшках и кастрюлях, зажимая их коленями, точно бонго. В конце концов я уговорил своих стариков купить настоящую ударную установку (подержанную, у парня с нашей улицы, долларов за пятьдесят). Получил я ее лишь за неделю до нашего первого выступления. Поскольку я никогда не учился координировать движения рук и ног, мне трудновато было выдерживать такт педалью большого барабана.

Лидер группы Элвуд Мадео Младший нашел нам работу в заведении под названием «Городской зал», на углу Сороковой и Мид, в округе Хиллкрест Сан-Диего. Наш гонорар: семь долларов — на всех.

По дороге на концерт до меня дошло, что я забыл барабанные палочки (свою единственную пару), и нам пришлось через весь город за ними возвращаться. В конце концов меня уволили, потому что, как мне сказали, я слишком увлекался игрой на тарелках.

Учиться играть на барабанах очень трудно: почти не бывает звуконепроницаемых квартир, подходящих для занятий. (Интересно, откуда на самом деле берутся хорошие барабанщики?)

Рок-н-ролльные альбомы появились в продаже лишь через несколько лет после изобретения самого рок-н-ролла. В начале пятидесятых подростки покупали пластинки на 78 и 45 оборотов.

Первый рок-н-ролльный альбом я увидел году в пятьдесят седьмом — он назывался «Молодежный танцевальный вечер». На обложке была изображена компания ОЧЕНЬ БЕЛЫХ ПОДРОСТКОВ, они танцевали, повсюду болталось конфетти, а неподалеку — несколько бутылок содовой. Внутри был сборник песен негритянских «ду-уоп»-групп.

В то время моя коллекция состояла из пяти-шести маленьких ритм-энд-блюзовых пластинок на 78 оборотов. Я был подростком из низов среднего класса, розничная цена на любой медленно вращающийся высококлассный винил казалась мне несусветной.

Однажды в журнале «Лук» я наткнулся на статью о магазине грампластинок Сэма Гуди, где этот Сэм Гуди превозносился до небес. Автор статьи утверждал, что мистер Гуди может продать что угодно, и в качестве примера упомянул, что тот умудрился сбыть с рук даже альбом под названием «Ионизация».

Далее в статье говорилось примерно следующее: «В этом альбоме одни барабаны — сплошь жуткий диссонанс; худшая музыка на свете». Aгa! Вот оно! Это мне и нужно! Я понятия не имел, где раздобыть такую пластинку, я ведь жил в Эл-Кахоуне, Калифорния, — маленьком городишке ковбойского типа неподалеку от Сан-Диего.

Прямо за холмом располагался другой городок Ла-Мейса — немного более цивилизованный (там был «магазин хай-фай»). Через некоторое время я остался ночевать у приятеля из Ла-Мейсы Дейва Фрэнкена, и утром мы направились в этот магазин — там продавались ритм-энд-блюзовые пластинки.