Совпалыч - Виктор Солодчук

…улицы ничем не напоминали довоенную столицу, светлую и просторную, словно вздох после плача

Почти не верилось, что всего три дня назад я оформлял в бомбейском порту отправку советского сухогруза «Святой Владимир Маяковский» с грузом белого пакистанского риса для Управления ресторанов Ленинграда. Обычная процедура заняла не более часа, и я собирался переждать полуденную жару в гостинице Сурьяниана. Разобравшись с накладными и пожелав капитану семь футов под килем, я вскоре сидел за столиком кафе, поглощая прохладный сок свежеотжатого ананаса, куда Левон добавил немного коньяка.

— Совсем каплю, дорогой, исключительно для дезинфекции, вам же известно, какой здесь нездоровый климат, — он улыбался, наблюдая разводы в своем бокале.

За столиком в дальнем углу громко рассмеялись. Там сидел полный мужчина средних лет с молодой дамой. Они безудержно хохотали, по-видимому, не в силах остановиться. Несмотря на гримасу смеха, исказившую лицо, барышня показалось мне очень привлекательной. Острые скулы, выразительные губы и волевой подбородок делали ее похожей на Грету Гарбо и были словно высеченными из камня, а рыжие волосы выглядели неестественно медными на фоне ослепительно белой кожи. Сияющий взгляд скользнул по нашему столику, и она опять забилась в приступе смеха. Девушка мне понравилась. Ее спутник, напротив, сразу вызвал острую неприязнь. Его внешность напоминала изображение сатира: увенчанный лысиной непропорционально большой лоб резко сходил в микроскопический подбородок, рыжая седеющая борода росла клочками, а короткие ножки контрастировали с широкими плечами и массивным животом.

— Какая-то безрассудная парочка из Европы, — мой взгляд был замечен Левоном, который по праву хозяина знал здесь все обо всех. — Приехали утром, на базаре решили попробовать веселящие грибы, а теперь растерялись — сам понимаешь, дорогой.

На ней было легкое сари, купленное, по всей вероятности, на одном из местных рынков. Попытавшись устроиться удобнее, она чуть приподнялась в кресле. Мелькнула мраморная щиколотка, и я отвел глаза. Конечно же, после многочисленных занятий в анатомическом театре, женское тело не представляло для меня загадки. Я прекрасно мог представить, как продолжились стройные ноги моей vis-a-vis, и отлично понимал, чем они утончались. Но впервые в жизни мне было сложно смотреть на женщину глазами медика. Сердце мое заплескалось, словно от камфорной инъекции.

— Приехали, — впервые за время поездки обратился ко мне водитель. Перед глухими воротами, украшенными плоскими остриями, стоял огромный белый полушубок, из глубины которого выглядывал часовой. Ствол его автомата был направлен прямо в наше лобовое стекло. Еще один полушубок обошел автомобиль вокруг, пошарил острым лучом фонаря в салоне и заглянул в багажник. После этого ворота поползли в сторону.

В большом ангаре меня встретил бритый наголо человек в белом халате, наброшенном на военную форму. Это и был полковник Синичкин, который сразу же приказал звать его исключительно по имени и отчеству, Сергеем Александровичем. Мы пошли по слабо освещенному коридору, выложенному разноцветным кафелем, отчего место напоминало станцию метро. Вдоль стен чернели массивные стальные двери. Периодически от главного тоннеля отходили другие, более узкие и темные. На этих перекрестках висели светофоры, в которых было почему-то по четыре фонаря — под красным, желтым и зеленым иногда светился голубой. Наконец, мы остановились около небольшой двери, обитой толстым материалом, должно быть, для лучшей звукоизоляции.

— Прошу, — Сергей Александрович повернул ручку.

Кроме кровати и низкого столика с двумя креслами в комнате ничего не было. Белые плафоны потолка излучали мягкий свет. Все это сильно напоминало номер в недорогой гостинице, сходство дополнялось тихим шипением бачка в туалетной комнате. Оглянувшись, я увидел, что остался один: Синичкин закрыл дверь снаружи. Я разбежался и врезался в дверь плечом. Бесполезно. Вдобавок, с моей стороны на двери отсутствовала ручка. Почему-то сразу вспомнился исчезнувший Краснов.

«Арестован!» — явилась первая мысль. — «Глупости, зачем было для этого вызывать в Москву?» — слабым транквилизатором вспрыснулась вторая. — «Как зачем? Чтобы допросить». — Внутренний диалог становился все более неприятным.

«Что бы ни случилось, врач должен сохранять спокойствие, иначе руки его будут трястись, и он не сможет ни сделать инъекцию, ни даже вскрыть ампулу» — всплыли в памяти поучения Александра Романовича. Я вытянул руки и посмотрел на ладони. Пальцы не дрожали.

В нагрудном кармане смердела почти целая папироса, а в боковом — нашлась коробка спичек. — «О чем меня допрашивать? Ерунда какая-то», — страх понемногу стал отступать, когда я опять обратил внимание на дверь без ручки.

— «Но если станут допрашивать о том, чего я не знаю?» — последнее предположение так потрясло, что я выронил уже раскрытый коробок, где на этикетке «Панч» лиловым химическим карандашом было выведено «3–18, Kirchen». И память опять отбросила меня на три дня назад.

— Похоже, Иван, на вас положили глаз, — сказал Левон.

— Кто? — не понял я, сокрушая вилкой огромный скрипящий эклер.

— Наша гостья за столиком напротив. То и дело поглядывает. Кажется, вы ей понравились.

Я поднял глаза и сразу же встретился взглядом со спутницей рыжебородого. Несколько секунд (они, как пишут в романах, показались мне вечностью!) мы смотрели друг на друга. Потом она повернулась к собеседнику и достала из портсигара тонкую сигарету. Толстяк принялся шарить в своих карманах, вероятно, в поисках зажигалки. Неожиданно для себя, я вскочил, побежал, в руке сжимая спички, но не сделал и трех шагов, как зацепился за ножку стула и растянулся на полу. В результате падения коробок оказался почти у ног толстяка. Внимательно и брезгливо глядя на меня, он поднял его и зажег спичку. Чувствуя, как краснеют щеки, я вернулся на место, ощущая предательское тепло внутри глазниц. К счастью, никто не смеялся.

— Неплохо, дорогой, — слова доносились откуда-то издалека. — Теперь вы поразили самое ее сердце.

— Вы так думаете? — спросил я, сглотнув нервный комок огорчения.

— Конечно. Можете поверить моему опыту, вы ее потрясли координацией, — белогвардейские усики Сурьяниана шевельнулись от легкой улыбки.

— Левон, прошу вас не вспоминать о моей неловкости, — в этот момент я почти ненавидел своего друга, барышню в сари, ее кавалера, а более всего — себя.

— Ну-ну, не изводитесь, друг мой, выпейте-ка лучше, — с моего молчаливого согласия Левон долил мне коньяка. — Я и не думал шутить с вами. Вы ей понравились, это заметно. Кстати, они остановились в моей гостинице. Ее зовут Кирхен. Хотите, я вас представлю?

— Нет, — пробормотал я. — Она меня совершенно не интересует.

— Иногда «нет» значит нет, — понимающе кивнул Сурьяниан. — Не то позвоните ей.

Мой друг недавно установил в гостинице телефонную станцию, чем необычайно гордился.

— Благодарю вас, — сказал я и окончательно успокоился. — Она не в моем вкусе.

Распрощавшись с Левоном, я встал, чтобы вернуться в порт, не замечая, что злополучная парочка также направилась к выходу. «Вот черт! — мелькнула мысль. — Не хватало еще столкнуться в дверях».

Конечно, все так и произошло. Проходя рядом, толстяк, как мне показалось, злорадно усмехнулся. Девушка задержалась и протянула мой коробок.

— Спасибо, — произнесла она по-английски с едва уловимым акцентом. В моей груди будто лопнул тугой шар, наполненный теплым сиропом, который стал разливаться по венам и артериям. В Индии не принято говорить «спасибо» — там считается, что люди помогают друг другу не ради благодарности. И пока я искал подходящую для ситуации фразу, что-то вроде сложного английского «не стоит благодарности» или крепкого американского «забудем это, мисс», она в два легких шага догнала рыжего и принялась что-то ему рассказывать.

Лопатками и позвоночником чувствуя смеющийся взгляд Сурьяниана, я быстро пошел по направлению к порту, где меня и отыскала срочная телеграмма из Москвы. Не попрощавшись ни с кем, следующим утром я трясся по железной дороге в Дели, чтобы вместе с дипломатической почтой лететь в Стамбул, а оттуда, минуя осажденную Одессу, добираться до Москвы.

Содержимое коробка просыпалось на лакированную поверхность, и я машинально принялся выкладывать из спичек дикобраза, пытаясь размышлять логически. Предположим, причиной вызова является моя работа в Бомбее. Но бумаги в порядке, сейф опечатан, претензий нет. Значит, не это. Контакты с иностранцами? Кроме Левона, я ни с кем не общался, а прекрасная репутация позволяла моему другу открыто встречаться и с моим непосредственным начальством, и с наместником вице-короля, и с английскими таможенниками. Что же тогда?