Ego - эхо - Вера Лукницкая

И всегда хоть и красивые, да печальные, грустные сны - о Коле. Он так самоотверженно ушел. Совсем недавно, навсегда. Ушел, чтоб ждать меня... Он на земле не уставал ждать, не устает и там. Я это чувствую, и грусть обнимается с истомой, истома тянет, тянет ее, обволакивает и одолевает. И я просыпаюсь стоном. И стыжусь редких пассажиров, надеясь, что мои стоны-судороги маскируются перестукивающимися колесами электрички...

Чувственная ранняя женщина и большой ребенок - вся в своих плотско-детских фантазиях-играх, в волнах подрастания не достигшая не доросшая до счастливого несчастного мальчика, кому не дано полно изведать лона любви, стать отцом-матерью, зато дано постижение высшей, Божьей любви вечного ожидания.

Это единственное место, кроме ночной моей мастерской, где я могу дать волю чувствам и снам, где Коля повторяет гения:

Я тысячами душ живу в сердцах

Всех любящих, и, значит, я не прах,

И смертное меня не тронет тленье...

Колина чувственная любовь осиянна так влекущей звездой, что простерлась за черту смерти, и смертью обрела новую форму - судьбу.

Электроламповая и другие спецбригады расположены в трехстах метрах от вокзала. С электрички можно сразу пойти в мастерскую, или зайти в главное здание напротив. Там - администрация, начальство и щит управления поездами. Там же находится душ для дежурных рабочих. Можно помыться, если это женский день. А если там кто-то уже моется после ночного дежурства, - объяснить, что специально, мол, пораньше иногда приезжаю, чтобы еще раз помыться - перед началом жаркой работы.

Пока все обходилось. Но пользоваться таким способом тоже не дело. И так уже несколько раз "отставала" от последней электрички в Минводах. Насторожатся еще. Зачем это так поздно езжу в Минводы, если живу в Машуке, а работаю в Пятигорске. Ну, про Минводы можно сказать, что у меня там подружки на подстанции дежурят, все-таки школа ФЗО располагалась именно в Минводах. А вот в другую сторону, в Кисловодск, пока ничего не придумала. Люди-то все свои. Одни и те же на участке. Все знают друг друга. Могут сплетничать о моих ночевках в дежурках. А у нас сплетни любят.

Когда вызывали в НКВД по повестке якобы на допрос "ни о чем", в сущности я уже не боялась ни этих повесток, ни допросов. Даже наоборот, обнадеживалась - ночь была обеспечена крышей над головой, хотя и противно было, потому что и я, и вызывавший понимали бессмысленность ситуации, хотя он и унижал, и шантажировал. Допросы проходили почти одинаково, то есть никак. Сидит передо мной за большим столом, долго-долго смотрит в упор налившимися зенками, при этом меня не замечает.

Расположился так раз, направил на меня лампу, подвигал ящиками туда-сюда, вытащил папку, открыл. Приоткрыл дверку стола, что-то покопал, стол не закрыл и вышел. Сидеть на стуле без движений тяжело. Устала в неподвижной позе. А показать усталость страшно.

Выпивавших маминых следователей с птичьими фамилиями у меня было три: Гусев, Лебедев, и еще - забыла, но точно - птичья. У всех трех - разные роли. И еще четвертый - претендент - не с птичьей. Его я видела один-единственный раз.

Сижу напряженная, жду. Не возвращается долго. Под потолком горит лампа в молочном круглом колпаке, и очень яркая - под крашеным железным абажуром на столе. Эта легко поворачивается и направляется, когда надо, на допрашиваемого. Значит сегодня "на меня надо".

Сейчас войдет. Замираю от того, что его так долго нет, что стол нараспашку... И так устала от напряжения и ожидания, что всю заломило. И невдомек было, что эти прохиндеи уходили спать. Просто спать.

Прошло уже часа два, наверное, а то и больше. Заснуть бы, завтра на работу "дуть" свои лампочки - целых тридцать штук.

Начинаю думать о работе, чтоб не сморил сон. Я бы и больше могла делать, и делаю иногда, но начальник говорит - больше тридцати не надо, это хорошая норма для профессионального стеклодува, а то выдохнусь - и так заморена. Жалел... "Синие глаза - васильковые".

Совсем недавно этому удивительному ремеслу меня обучили. После окончания школы ФЗО распределили на подстанцию работать по специальности дежурным техником у щита управления. Но щиты еще не были до конца доведены для эксплуатации. Пока пять таких подстанций и три дистанции контактных сетей реставрировались по всей ветке от Минвод до Кисловодска, я работала и монтажницей, и слесарем-инструментальщиком, и сварщицей и дежурным техником у щита. Тем временем появилась нужда в электролампах - на каждый щит управления требовалось больше сотни и даже еще больше. Лампы были дефицитом. Ленинградский электроламповый завод эвакуирован в глубь страны. Местное управление дороги стало оборудовать мастерскую по реставрации. Выписали с завода спиральки, пригласили мастера из Ростова, определили ему в ученики меня, и через месяц я стала мастером. Почему выбор пал на меня? Узнала позже, что выбирал сам мастер. А почему? Ответа не было пока.

Работа оказалась напряженной. Все операции с расплавленным стеклом приходилось производить самой.

Только бы не уснуть...

В перегоревшей лампе под рассеянным огнем так, чтоб она не лопнула, надо проткнуть отверстие накаленной добела вольфрамовой иглой, развальцевать эту дырку в круглое отверстие с наружной стенкой, и остудить. Дальше специальным длинным

пинцетом отогнуть электроды, выбросить перегоревшую нить, вставить новую спиральку, зажать электродами, продезинфицировать ее чистым спиртом, а затем направленной струей огня налепить на отверстие в лампе, которое заранее сделала, развальцованную в форму воронки стеклянную трубку, которую я тоже приготавливаю заранее, дальше - быстрыми поворотами по кругу сузить и оттянуть эту трубку на месте склейки, потом откачать воздух двумя насосами вакуумным и более тонким - ртутным, нагреть по пяти ламп сразу в двух специальных электрошкафах до 300 градусов Цельсия, и, наконец, переносной горелкой под большим давлением отпаять готовые лампочки в узком месте от трубок, проверить их на прочность, прибавив 20 - 30 вольт, и отдать заказчику. А заказчик - восемь щитов управления.

Лампочки красивые получаются, с пупочками, даже нарядно. Иногда я фокусничала: нагревала колбу в нескольких точках и выдувала светящиеся фигурные лампочки. Лучше елочных игрушек получались. И радовалась, как маленькая.

Ох, засыпаю. Уже лампа, направленная на меня превратилась в пятно, в такой же матовый молочный диск, как на потолке, только режущий, уже притупилось беспокойство. Уснуть бы. Встала и сразу села, оглянулась на дверь. Кто-то за ней стоит?..

Чтобы сделать лампу, надо иметь перегоревшую, а перегоревшие - часто бывают испорчены из-за поломки в цоколе, или колбы у них треснуты. Правильно, перегоревших не хватает. Их надо добывать. Где? Всматриваюсь в лампу под абажуром. Глаза ломит... Да на ней нет даже пупочки! И осеняет: надо добывать перегоревшие у населения и в разных гражданских организациях. Люди нуждаются в лампах. Завтра предложу начальнику принимать от частных лиц и контор по три колбы, а сдавать им по одной, реставрированной. Тогда люди будут с лампами, а из двух оставшихся, даже если одна колба окажется сломана, другую можно будет исправить. И перебоев в работе подстанций не будет.

Сижу. Как бы не уснуть? Как бы не уснуть? Кажется, если усну, случится... Хочется кричать от такой несправедливости. Глубокая ночь. Почему я здесь? Почему нахожусь в этом положении? Почему должна притворяться? Они видят, что я вижу, что они меня уничтожают, топчут и от того еще больше унижают. Если бы они были врагами советской власти, то есть моими врагами, я бы поступала с ними иначе. Но они представители нашей власти, советской! Не могу же я грубить им? Не могу вредить, как целых пять месяцев фашистам, все время изловчалась на это, мне часто бывало худо от риска и страха, но я точно знала: они - враги.

За что сидит в тюрьме моя мама? За папу? Но за него нельзя сидеть в тюрьме. Он умер от голода и вражеской раны. Он сам был когда-то офицером. Родину - не выбирал. Когда родина была с царем - он ей служил. Когда та же родина стала советской, папа - военный инженер, ох как много мог сделать полезного, и не сделал, только потому, что стал ненужным родине. Или не родине, а новой власти?.. Но в роковой для родины час, пусть в обход чиновников, папа все же поступил так, что родине пришлось принять его посильную помощь, - русский интеллигент пошел в ополчение добровольно...

ПЕРЕВЕРНУТЫЙ МИГ

прелюдия вторая

П

апа и его братья - петербуржцы служили отечеству, служили примерно, за это папин отец - мой высоко-военный дедушка - получил в дар от прежней власти имение в Пятигорске.

Через несколько лет после революции папины братья в Ленинграде были постепенно убраны один за другим, а наивный папа решил на время "спрятаться": он приехал из Ленинграда, поближе к старшему брату, думая, что на Кавказе его тоже не достанут - далеко. Но оказалось, что везде для всех "бывших" организованы принудительные явки, и кисловодский папин брат преследовался такими же ежемесячными отметками в таком же учреждении - в ОГПУ.