Рикошет - Юлия Александровна Лавряшина

— Пеки их почаще, ладно? Обожаю… Ну когда у тебя время будет, конечно!

«Для тебя? Всегда!» — Никита удержал эту клятву в себе, но с тех пор выходные не обходились без блинов — на завтрак или на ужин. Сашка любила макать их в сгущенку, Артур предпочитал сметану, а сам Никита привык есть блины со смородиновым вареньем.

Услышав Сашкины шаги наверху и шум воды в ванной, Никита быстро включил сковороду, и когда она достаточно прогрелась, зачерпнул небольшой поварешкой жидкое тесто и заполнил черный круг, сделав его светлым.

«Чем не Малевич?» — ухмыльнулся он, любуясь своим произведением, похорошевшим еще больше, когда блин перевернулся золотистой стороной. Почему-то только сейчас Никита задумался: то, что среди кухонной утвари, имеющейся в доме Сашкиного отца, не оказалось блинной сковороды, — можно считать попыткой стереть из памяти все, связанное с бывшей женой? Раз Оксана пекла вкусные блинчики… Понятно, что сам Сергей Каверин не стоял у плиты, но была же у него кухарка или кто-то вроде этого? Новая жизнь должна была стать новой во всем? И стала. Но ненадолго…

Последнее прозвучало злорадно, такого Никита не хотел. Ловко перекинув готовый блин на большое блюдо, он прислушался к происходившему за окном, чтобы отвлечься от нехороших мыслей. Все, кто ранил Сашку, автоматически становились его врагами, хотя об этом, может, никто и не догадывался, ведь открыто Ивашин не выказывал враждебности. Но подозревал, что не протянул бы руки, если б Сашкин отец тонул на его глазах… Но об этом позаботилась Русалка.

Как ни страшно звучало, и все же выходило так, что именно Русалку он должен был благодарить не только за это, но и за то, как преобразилась его собственная жизнь. Сашка вошла в нее и — самое поразительное! — осталась. Чудовищное зло обернулось для него счастьем. Правда, Никита ни разу даже не заикнулся об этом вслух, но, кажется, мысли Логова текли в том же направлении, потому что как-то он заметил, поймав взгляд своего помощника, неотступно скользящий за Сашкой:

— Ты шел к ней всю жизнь… Да, парень? Если б ты не окончил юрфак, не пришел в Комитет, не стал работать со мной, то Сашка просто тебе не встретилась бы.

Ему здорово полегчало от этих слов, но справедливости ради Никита заметил:

— Она не со мной. Даже сейчас. Мы просто живем в одном доме.

— Это верно, — отозвался Артур безжалостно.

Но тут же добавил:

— Сегодня дела обстоят так. А что там будет завтра, никому не ведомо.

Сердце Никиты скакнуло до самого горла:

— Вы… Вы думаете, у меня есть шанс?!

— Что я думаю, вообще не имеет значения, — вздохнул Артур. — А какие мысли бродят в голове этой милой особы, известно только ей… Мне кажется, у тебя есть один-единственный путь: привязать Сашку к себе. Приручить, если хочешь… Ну ты помнишь Экзюпери! Если ты станешь ей необходимым настолько, что она не будет представлять своей жизни без тебя, тогда — бинго!

«Он прикалывается или действительно так думает?» — Никита наморщил лоб, но уточнить не решился. В словах Логова был свой резон, хотя такой путь выглядел довольно уныло: она не влюбится, просто смирится с его присутствием… Согласен он на такое?

Никита спрашивал себя об этом каждое утро и виновато улыбался своему отражению в ванной: «Конечно, согласен…»

— Блинчики! Блинчики! Обожаю! — пропела Сашка, возникнув на пороге.

Никита решился пошутить:

— Меня или блинчики?

— Тебя-тебя, — прощебетала она и первой уселась за стол. — Артур встал?

В зеленых шортах и желтой маечке она выглядела восьмиклассницей. Светлые волосы поймали солнечный луч, зазолотились, а глаза стали совсем прозрачными — они темнели только от злости.

— Спрашиваешь! Он с Моникой уже оббежали вокруг усадьбы.

— А он стал больше двигаться, как она появилась, — одобрительно заметила Саша. — Ему на пользу быть собачником.

— Почему раньше не завел?

— Понятно же — один жил. Он целый день на работе, любая затоскует…

«Она не сказала “собака”, — отметил Никита. — Женщине тоже не в радость муж-следователь?»

И решил почти мгновенно: «Я сменил бы работу ради нее…»

— Артур идет, — заметил он через одно из окон — в кухне они были объединены эркером.

— На запах явился, — хмыкнула Сашка. И вытянула шею: — У тебя уже все?

— Парочка осталась. Доставай сметану, варенье…

— Сгущенку!

— Само собой. Как же ты без сгущенки!

Было так уютно сидеть за столом, в центре которого высилась горка блинов, еще исходивших теплым паром. «Как будто мы — настоящая семья, — подумал Никита растроганно. — И неважно, кто кому кем приходится…» Втолковать это постороннему было бы трудновато, а себе они давно не пытались ничего объяснить.

Моника после прогулок всегда возвращалась в свою будку, не входила в дом вместе с Артуром. Он полагал, что так она защищена от ревности собратьев, которых у нее было четверо. Кобелей уже кастрировали, и двум девушкам — второй была Мари, покорившая Сашку тем, что встала на задние лапы, уговаривая забрать с собой! — ничто не угрожало.

Старейшиной в собачьем семействе был десятилетний Дики, почти с рождения живший в «ДогДоме», где с ним и подружилась Сашка. Когда они с Оксаной только начали помогать приюту для животных выгуливать собак по выходным, Сашка казалась такой былиночкой, что ей решались доверить лишь самого спокойного пса, который никуда не рвался, неспешно шел по полю, наслаждаясь самим процессом, и с достоинством помечал территорию.

— Он провел в приюте целую жизнь! Ничего другого не помнит. Так и просидел в клетке десять лет… Должен же старичок хоть выйти с пожизненного, — она отстаивала право Дики переселиться к ним с такой болью, что ни один из них не посмел возразить.

Они не пожалели: когда у собак возникали разногласия, Дики со вздохом поднимался и вставал между спорщиками. Почему-то они тут же умолкали, хотя старик ни разу ни на кого даже не гавкнул… Может, в собачьем племени больше почтения к старости? Даже Бутч, импульсивный и чернявый, как испанец, затихал, хотя всегда готов был «подоставать» приятелей и без устали прыгал вокруг добродушного Друлла.

До «великого переселения» Дики жил в одном вольере с Мари и длинноногим Друллом, веселой пятнистой расцветкой напоминающим джек-рассела. Эта троица так привязалась друг к другу, что в приюте их водили гулять только вместе. Причем самой боевой из них была Мари…

«У них сложилась такая же странная семья, как у нас, — думала Саша, пытаясь гладить всех собак одновременно. — Их нельзя разлучать. Это Моника — одиночка. А Бутч… Он привыкнет к ним».

Сама Сашка тянулась именно к Бутчу, хотя водить его на поводке было