Когда зацветут тюльпаны - Юрий Владимирович Пермяков

О, Вачнадзе сразу раскусил суть начинания! И знал, как и чем помочь. Алексей даже и не думал о такой вещи, как классная доска, а Вачнадзе сразу смекнул, что и она потребуется. Даже о меле не забыл — об этих длинных граненых палочках…

Гурьев, выслушав Вачнадзе, не сказал ни да, ни нет. Только покачал головой и буркнул:

— Кустарщина.

Алексей вспыхнул, но промолчал. Главное — одобрение Вачнадзе.

— Книжки по бурению есть? — спросил у Гурьева Вачнадзе.

— Больше, чем нужно. У Галины Александровны целая библиотека.

— Чудесно! Нужно помочь ребятам. Сходите, отберите, что попроще…

4

Гурьев был явно недоволен затеей. Алексей не понимал этого. Ему казалось, что главный инженер должен первым поддержать инициативу мастера, а получилось наоборот… Сбрасывая с плеч полушубок, не глядя на Алексея, он сказал жене:

— Знакомьтесь… Алексей Константинович Кедрин… Мастер… Пришел опустошать твои книжные фонды…

Галина протянула Алексею руку — тонкую, но крепкую — и ничего не понимая, с недоумением посмотрела на мужчин. Потом спросила, растягивая слова:

— Как это… опустошать фонды?

— Он объяснит, — досадливо махнув в сторону Алексея рукой, ответил Гурьев и, не пригласив гостя, прошел вперед.

Алексей нахмурился. Посмотрел на Галину, пожал плечами и сказал:

— Никита Петрович считает нашу затею кустарщиной, ждет, когда кто-то свыше организует все солидно, фундаментально… А мы не можем ждать!

Галина засмеялась, и Алексей смешался: «Какая красивая!»

— Вы, должно быть, спорили всю дорогу. Но я не знаю предмета вашего спора и потому не могу принять в нем участия.

Алексей рассказал о случае с Перепелкиным.

— Теперь вы понимаете? Скажите, кто из нас прав?

Из комнаты послышался голос Гурьева:

— Преподавателей нет, учебников нет, классных комнат нет, собираться после работы, когда люди думают только об одном — как бы отдохнуть, отоспаться… Чему вы их научите?

— Вести занятия мы будем сами — вы, я, Вачнадзе, Сельдин, инженер по технике безопасности, не зря же мы учились в техникумах да институтах. Давайте поделимся с людьми нашими знаниями…

— На меня не надейтесь, — ответил Гурьев. — У меня своих дел хоть отбавляй… Да что вы там стоите, идите сюда!

Гурьев сидел у стола, вертел в руках футляр из-под очков, которые сейчас сердито посверкивали, скрывая его глаза.

— Все у нас делается с маху — тяп-ляп, — ворчал он. — Будто нет возможности открыть специальные курсы, пригласить квалифицированных преподавателей… Разработали месторождение союзного значения, ежедневно добываем более двадцати тысяч тонн горючего, а на такой пустяк не можем найти средств…

— Но не можем же мы ждать, Никита Петрович! — воскликнул Алексей. — Дело страдает, поймите! Ведь если бы Перепелкин прошел специальную подготовку, знал свое дело, разве он додумался бы сбросить элеватор с такой высоты? Его сочли бы сумасшедшим, под суд отдали! А что спросишь с него сейчас, когда он и на буровой-то впервые? Где уверенность, что он не отколет номера еще похлеще? Нет, вы меня не разубедите. Если даже другие, как и вы, откажутся вести занятия, один буду заниматься, — Алексей замолчал и посмотрел на Гурьевых. Смутился. — Простите, я тут целую лекцию прочел о пользе знаний…

— Ничего, ничего, — почувствовав его смущение, быстро ответила Галина. — Мне понравилась ваша лекция. В этом споре я — за вас…

— Может быть, ты тоже станешь нештатным преподавателем сего богоугодного заведения? — глядя на жену поверх очков, иронически спросил Гурьев.

— А почему бы и нет? — с непонятным для Алексея вызовом ответила она. — Если, конечно, пригласит Алексей Константинович.

— Обязательно пригласил бы, но нам нужны специалисты.

— Я инженер-нефтяник.

— Инженер? А почему же тогда не работаете? — удивился Алексей и сразу же понял, что задал лишний вопрос. Галина покраснела и отвернулась, а Гурьев зло посмотрел на него сквозь стекла очков. Потом снял очки и начал старательно укладывать их в футляр.

— Галина Александровна, покажи ему книги…

Алексей прошел за Галиной в следующую комнату с окном на улицу. Вдоль стен тянулись полки с книгами, стояли два шкафа — тоже с книгами. У окна столик с настольной лампой-грибком, у столика, по сторонам, два кресла. Было здесь уютно, светло и тихо. И Алексей почему-то сразу представил себе, как сидит здесь в кресле Галина: откинулась в свободной позе на спинку, в руках раскрытая книга, внимательные глаза, большие, ясные, неторопливо вбирают в себя россыпь черных строчек…

— Это наша библиотека, — сказала Галина, направляясь к одному из шкафов. — Здесь литература по нефти…

Алексей подошел и посмотрел ей в лицо. Щеки у нее горели слабым розовым румянцем. Галина нахмурилась, отвела глаза.

— Простите, пожалуйста… Я понимаю, что обидел вас своим вопросом, но…

Галина быстро перебила:

— Ничего, ничего, займемся делом…

Она распахнула дверцы шкафа.

— Вот «Бурение нефтяных и газовых скважин». Написана просто и доходчиво. Есть и посложнее… — Она сняла с полки толстый, в коричневом переплете том. — Здесь не только описательная часть, но и расчеты, чертежи. Это для студентов старших курсов.

Перелистывая книгу, Алексей кивнул головой.

— Знаю этот учебник.

— Вы учились в институте? — быстро спросила Галина, обернувшись.

— Да.

— В каком?

— В Московском.

— Неужели? — воскликнула она. — В каком году?

— Пять лет назад.

— А я на два года раньше… Подумать только, учились в одном институте и не знали друг друга… А Москва!.. Семь лет прошло, а закрою глаза и все представляю себе так, будто, только вчера покинула этот чудесный город… Красная площадь, улица Горького, площадь Пушкина, а от нее, вниз, Тверской бульвар… Да вы садитесь, Алексей Константинович, не спешите. Давайте повспоминаем… Или стою у памятника Пушкину и слышу:

На холмах Грузии лежит ночная мгла;

Шумит Арагва предо мною.

Мне грустно и легко; печаль моя светла…

Потом эти стихи, несколько строчек, преследовали его весь остаток дня. За что бы ни брался, что бы ни делал, о чем бы ни говорил, где-то в подсознании ясно звучал голос Галины: «Мне грустно и легко; печаль моя светла; печаль моя полна тобою, тобой, одной тобой…» И повторяя эти строчки, он опять видел лицо Галины.

…Нет, не заснуть сегодня. Неслышно плывет звездная ночь за окном, спит Колька Перепелкин — раскинул сильные руки, и во тьме они похожи на большие белые крылья… Завтра в степь. («Вот это я понимаю поэма!» — сказал Колька). И не верится, что ни завтра, ни послезавтра — много-много дней и ночей не увидит он Галины, не посмотрит в любимые серые глаза. Заснешь ли? Что она сейчас поделывает?..

Алексей тянется к тумбочке, на ощупь вытаскивает из пачки папиросу и снова закуривает… Завтра — в степь…