Микеланджело Буонаротти. Его жизнь и художественная деятельность - Семен Брилиант

Шаг сделан. Счастливый Микеланджело – в мастерской своего учителя. Заглянем туда вместе с Тэном: «Мастерская была тогда просто лавкою, а не парадным салоном, как теперь, убранным с одною целью – вызвать побольше заказов. Ученики были тогда работниками, делившими труд и славу со своим мастером-хозяином, а не любителями, которые, расплатившись за урок, чувствуют себя вполне свободными. Мальчик обучался в школе по возможности правильно читать и писать: затем тотчас же, двенадцати или тринадцати лет, он поступал к живописцу, ювелиру, архитектору, ваятелю; обыкновенно мастер-хозяин был всем этим в одном лице, и юноша изучал под его руководством не один только вид искусства, а все искусство целиком. Он работал за него и на него, исполняя что полегче – фоны картин, мелкие украшения, второстепенные фигуры; он лично участвовал в художественном произведении и интересовался им как своим собственным делом; был сыном и вместе домочадцем-прислужником; его называли созданием, креатурой (il create) мастера. Ел он с ним за одним столом, бегал у него на посылках, спал под ним на нижних полатях и получал от него трепки и головомойки, а иногда пинки и от его жены».

Глава II

Мастерская. – Вилла Кареджи.

Фрески знаменитого Органья, украшавшие хоры церкви Санта-Мария Новелла, попортились от сырости. Фамилия Ричи, имевшая здесь свою усыпальницу, должна была позаботиться о восстановлении прекрасной живописи, писанной в стиле Джотто, но крупная сумма расходов служила препятствием.

Неожиданно Ричи сделано было предложение главою одной из богатейших семей Флоренции, Торнабуони, не только разукрасить заново капеллу, но и восстановить герб Ричи во всем великолепии. Последние охотно согласились, не входя в побуждения Торнабуони, которыми руководило или религиозное рвение, или искание популярности, желание видеть на стенах церкви свои портреты, или, быть может, стремление угодить «Великолепному» Лоренцо Медичи своим покровительством искусству. Вопрос о том, кому поручить эту работу, был разрешен в пользу Гирландайо, который согласился ее исполнить за 1200 дукатов[2] с добавочным вознаграждением в 200 дукатов, если заказчик будет вполне доволен исполнением.

Микеланджело шел четырнадцатый год, когда в числе других учеников он, в первый же год своего поступления в мастерскую, стал помогать художнику в работе.

Уже раньше он не раз удивлял учителя и товарищей своими успехами, особенно правильностью рисунка и прекрасным копированием гравюр. Не довольствуясь в церкви черной работой подмастерья, юноша тайком копировал картины и в особенности гравюры старых мастеров, которые находил в доме Гирландайо.

Не имея недостатка в собственной фантазии, он нарисовал однажды с натуры леса в церкви вместе с фигурами на них самого Гирландайо, других мастеров и учеников, запечатленных в чрезвычайно живых и естественных позах. Наибольшее удивление возбудил он в самом учителе своей копией с известной гравюры Шонгауэра, изображающей искушение св. Антония. Из этой копии, выполненной в увеличенном масштабе, Микеланджело сделал картину, расписав ее красками. Сюжет заслуживал внимания талантливого юноши, а манера выполнения копии прекрасно характеризует будущего великого художника, его стремление к природе, к живой правде изображения.

Восемь демонов окружают святого отшельника; они оторвали его от земли и унесли так высоко, что только в нижнем углу картины едва виднеется еще край скалы. Они истязают его с дьявольской жестокостью: один вцепился когтями в его волосы, другие отнимают у него священную книгу, рвут одежды и царапают тело, сплетаясь, кружась с ним вместе в хаотическом смятении. «Все животное царство обворовано», чтобы дать чудовищные формы чертям. Здесь видим когти, рога, рыбьи хвосты и плавники, волчьи зубы, змеиные жала, клещи, страшные челюсти и т. п. Не довольствуясь оригиналом, Микеланджело ходил на рынки, стараясь изучить живые формы рыб, цвета и оттенки чешуи, и в самом деле изобразил все это на своей картине так, что Гирландайо не мог не воскликнуть, когда она попала к нему на глаза: «Это восходящая звезда!» Говорят, он прибавил, вздохнув, что эта звезда затмит со временем другие, ярко блещущие теперь, думая, очевидно, о себе, и с этого времени настолько стал завидовать будущей славе своего ученика, что прятал от него свои рисунки и тетради.

Современники Микеланджело уверяли даже, что он уже тогда поправлял рисунки учителя, когда получал их для копирования, и что сам Гирландайо должен был признать его превосходство в знании рисунка. Так это или нет, для нас интересно лишь то, что тогда уже Микеланджело выказал горячее стремление к художественной правде и неутомимое трудолюбие в изучении природы.

Стены церкви Санта-Мария стали для юноши не только школой живописи, но отчасти и подготовительной школой жизни. Кисть Гирландайо наносила на эти стены изображения библейских событий, но Библия давала лишь фабулу да имена, – натурою же служили современные граждане, гражданки и дети Флоренции в национальных костюмах, в житейской обстановке. Формы, осанка, телодвижения и в особенности характер лиц – словом, флорентийская «улица», события, образы художников, а также знатных и благородных граждан находили здесь полное выражение. В рассказах современников: известного биографа Микеланджело и Рафаэля – Вазари и других – мы часто находим содержание этих картин, имена лиц, на них изображенных, играющих роль библейских пророков и царей. Здесь познакомился Микеланджело со всей семьей Медичи и их учеными друзьями, с которыми он скоро вступил в близкие отношения, начиная с самого Лоренцо Великолепного.

Глубина и серьезность натуры были причиной победы стойкого мальчика над волей отца. Попытки исправления «ленивца» не ограничивались в свое время словами, но переходили в действие, и до 13 лет, до контракта с Гирландайо, он не раз переносил побои от отца и братьев. Тем не менее его отношение к родным осталось самым дружеским и теплым, а к отцу Микеланджело выказывал всегда сердечную привязанность. Впоследствии он понял и оценил гордость отца. Гений художника принес ему царственное величие, но предание осенило его имя и царственным происхождением. Ученик его и биограф Кондиви говорит, что предком Микеланджело был Мессер Симоне из родственной с императорским домом семьи графов Каносса: в ХIII веке он прибыл во Флоренцию и управлял городом как подеста. История не подтверждает этого происхождения, ни даже существования такого подесты, но сам Микеланджело, по-видимому, верил этому, тем более что графская фамилия охотно признавала родство с великим гением. Граф Александр Каносса называет его в письме «Parente onorato» (уважаемый родственник), приглашает к себе и просит считать его дом своим (1520 год). Во всяком случае, отец художника имел основание гордиться древностью своего рода, получившего прозвание Буонарроти по имени одного из предков. Имя это часто повторялось в родословной, его носил и старший брат Микеланджело.