Меж двух орлов - Оксана Зиентек

лай собаки и приглушенные смешки. Как ни тяжела была работа на отвоеванных от леса полях, молодость брала свое. Но со временем стихли и они. Спали хозяева и холопы, и только в девичей светелке две сестры шептались о самом важном.

– Как ты думаешь, Марыська,  – спросила Мирослава, приподнявшись на кровати и опираясь на поставленную стоймя подушку. – Тата это серьезно, ну, про две свадьбы?

– Кто знает? – Марыля нехотя повернулась к сестре. – Сама же знаешь, что если б не тот набег. Меня б еще той осенью отдали. Да и тебе уже пора.

– Пора – не пора… – Мирослава недовольно стукнула по полушке. – А я, может, не хочу пока замуж! У татка с мамкой меня и любят, и жалеют. А как там на новом месте будет, кто знает. Ты-то теперь хоть знаешь, что хозяйкой будешь

– Как же, хозяйкой! – Фыркнула в ответ Марыля.

– Марыська, – голос младшей сестры понизился до еле слышного шепота, – а ты не боишься?

– Чего?  – Не поняла сестра.

– Ну-у, замужа там, и всего такого…

– Скажешь тоже! – Фыркнула сестра. – Ты прямо как Зоська. Помнишь, та тоже вечером на свадьбе обревелась. А теперь стоит только Гжесю в светелку поманить, бегом бежит.

– Так он же муж ей,  – не сдавалась Мирося, – а то – совсем другое.

– Ну какое другое?! – Марыля хотела спать, поэтому сестрины разговоры все больше ее раздражали. – Скажешь тоже. Выдадут тебя замуж, и он тебе тоже мужем будет. Будет все то же самое. Спи уже, непоседа. Правильно отец сказал, пора тебе. А то понавыдумываешь себе чего-попало, а потом маешься. И вообще, чего ты ко мне прицепилась? Спроси завтра Зоську, пусть она тебе расскажет, как оно – замужем.

Мирослава обиженно бросила подушку на свою сторону постели и улеглась, демонстративно отвернувшись от сестры. Но просто так уснуть ей не давала деятельная натура.

– Как же, так она и побежала всем на мужа жаловаться. – Ворчала она, не обращаясь ни к кому конкретно. – И потом, чего ей жаловаться, она же за нашим Гжесем, а его доброту все знают. А тут отдадут непонятно за кого, а ты потом мучайся…

Наконец-то терпение Марыли не выдержало и она от всей души приложила младшую подушкой. Мирося подскочила было, чтобы дать сдачи, но некстати раззевалась.

– Ну и спи себе, – проворчала она, снова ныряя под одеяло. – Так все самое интересное проспать можно.

Вскоре обе сестры уже мирно спали, как в детстве, предоставив родителям решать взрослые вопросы.

Со двора раздавались звуки ударов. Звонкие удары сталью о сталь, глухие удары дубины о дерево, шлепки падающих тел. Староста Сколоменд одобрительно прислушивался к шуму, по ритму звуков пытаясь догадаться, который из сыновей сегодня взялся вести тренировку. Улыбнулся, кивая своей догадке, но скупая улыбка тут же сменилась горькой складкой.

Угадывать-то особо было не из кого. Изо всех сыновей, что боги посылали Сколомендову роду, до возраста воина дожили лишь трое. А прошлой весной, после стычки с орденцами, еще одного сына пришлось провожать к предкам. Так что долго гадать старому воину не приходилось. Старший сын, Скирмут, больше любил схватиться с врагом врукопашную на широком поле. Младший – Борута, тот предпочитал короткие стычки из засады. Чести в такой битве было меньше, но, надо признать, гораздо больше толку.

Сколоменд и сам понимал, что времена больших битв для его народа прошли, скорее всего, безвозвратно. На сходе старейшин каждый раз говорили об одном и том же, сильные соседи все больше и больше оттесняют их народ в леса. А сшибки с наглухо закованными в броню рыцарями все больше превращаются в самоубийства.

Нет, они, в отличие от пущан или орденцев, так кичащихся своим богом и своей верой, ни смерти, ни мертвых воины его народа не боялись. Но рано или поздно даже им приходится признать, что погибший не защитит сестру, не утешит молодую вдову, не накормит голодной зимой слабеющих детей. Надо было думать, как жить дальше.

Шум боя за окном стих. Теперь оттуда раздавались выкрики, дружеские шлепки и веселый смех. Старейшина отодвинул заслонку, впуская в дом солнечный свет и выпуская ароматный дым, тянущийся от курильницы. Так и есть, тренировка закончилась, и сейчас молодые мужчины и парни весело толпились у колодца, поливая друг друга водой прямо из ведер.

То там, то тут у домов мелькала женская фигурка. Зима прошла, скоро наступил время свадеб. Самое время присмотреться к женихам. А парни и не против, вон как красуются. Старейшина зябко поежился, поправляя на груди подбитую мехом телогрейку. Эх, были времена, когда и он мог позволить себе вот так, без рубахи обливаться весной родниковой водой. Были да прошли.

– Старейшина Сколоменд! – В покой вбежал отрок, один из тех, кто пока не заслужил право называться мужчиной и помогал по-мелочам. – К Вам пущане просятся. Говорят, разговор есть, по-соседски.

– Что за пущане? – Сколоменд удивился. С некоторых пор с соседями пущане предпочитали встречаться только на ярмарках. Раньше, говорят, было проще: их народ с пущанами и воевал, и мирился, и свадьбы играл. Но те времена помнят только самые старые люди, даже Сколоменд уже такого не застал. Что теперь заставило пущан не ждать летней ярмарки, а приехать самим? Впрочем, ответ на этот вопрос Сколоменд знал, не «что?», а «кто?».

– Говорят, пан Януш Соколовский со своими людьми.

– Сколько их?

– Пятеро. Прикажете проводить?

– Веди. И позови остальных старших. Хотя… Стой! Пока просто веди. Остальных позовешь потом. Сперва послушаем, что расскажут эти пущане, хе-хе, по-соседски.

Сколоменд прикрыл окно, перетянул седеющие волосы кожаным ремешком с серебряными накладками, провел рукой по лицу, оглаживая усы и бороду. На всякий случай еще отряхнул невидимую пыль с рубахи. Ну вот, – усмехнулся сам себе, – прихорашиваюсь, словно жених перед сватовством.

Впрочем, на пороге усмешка сошла с его лица. И в большой общинный покой вышел уже не просто старейшина, Вождь. Сколоменд придирчивым взглядом прошелся по покою, убеждаясь, что селение не ударит в грязь лицом перед редкими гостями. Одобрительно кивнув, прошел к высокому столу. Теперь можно и гостей принимать.

– Доброго здоровья хозяевам! – Вежливо поздоровался пан Соколувский, входя в зал. Его люди молча поклонились и остались стоять, переминаясь с ноги на ногу.

– И вам