Любовь и баксы - Б. Седов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Есть! - крикнул Тенгизов и торопливо пошел к рубке.
Поднявшись на площадку, он протянул находку мичману и сказал:
- За болт зацепился. Цепочкой. Мичман кивнул и ответил:
- Молодец. Ты это… Принеси-ка нам еще.
- Слушаюсь, - ответил Тенгизов и нырнул в люк.
Мичман держал в руках плоский овальный медальон на цепочке и с интересом разглядывал его.
- Серебряный, - тоном знатока сказал он.
- Да, - согласился старший офицер, - старинный. Ну-ка, что там написано?
Шевеля губами, он стал читать надпись.
- Вот черт, - нахмурился он, - это по-латыни. Я тут только одно слово знаю - "Lupus".
Мичман хмыкнул:
- И буква "s" перевернута. Как русское "г".
- Да, - старший офицер усмехнулся, - гравер маху дал.
Мичман нажал на защелку, и медальон открылся.
- Смотрите, Николай Сергеевич, тут вроде какая-то схема!
- Похоже… - кивнул старший офицер.
В это время Тенгизов принес еще одну бутылку коньяка, завернутую в тельняшку, и мичман, убрав находку в карман, оживился.
- Ну что, Николай Сергеевич, раздавим пузырек и приступим к дрессировке тупых новобранцев?
- Такова наша селяви, - философски ответил старший офицер и вздохнул, - открывайте, голубчик, не тяните…
Мичман открыл бутылку, и моряки продолжили непростой процесс приведения организма в должный порядок. Когда во второй бутылке осталось меньше половины, мичман достал из кармана медальон и, подумав, сказал:
- Николай Сергеевич, а ведь вы его первый заметили, так что он ваш.
И протянул медальон капитану.
Но тот решительно мотнул головой, отчего пижонская фуражка с огромной, торчащей вверх тульей и сверкающим "крабом" едва не свалилась за борт, и ответил:
- Увольте, Исидор Дунканович, это не по-товарищески. Ну заметил, и что с того? Мы же с вами вместе торчали на рубке, не так ли? И вообще - настоящие моряки делят все по-братски. И трудности службы, - он строго сдвинул брови, - и удачу. Так что он наш с вами.
Мичман озадаченно посмотрел на медальон и, почесав нос, пробормотал:
- Это что же - нам его распиливать, что ли?
- Зачем распиливать? - пожав плечами, ответил капитан. - Мы его просто разыграем.
- Разыграем?
- Так точно, - уверенно сказал капитан. - Прямо по курсу ветер несет на нас дохлую собаку. Видите, Исидор Дунканович?
- Вижу, Николай Сергеевич.
- Если она пройдет по левому борту - медальон ваш. Если по правому - мой. Согласны?
- Согласен! - ответил мичман, довольный тем, что щекотливый этический вопрос разрешился сам собой, а точнее - волею случая и ветра. - Давайте пока бутылку добьем.
Они быстро выпили остатки коньяка и уставились на распухшую дворнягу, которая, покачиваясь на волнах, медленно приближалась к форштевню. Труп собаки шел сложным курсом, и предсказать результат было трудно. Волны подталкивали утопленницу на зюйд-ост, а ветер пытался направить ее на чистый норд. Дохлятина медленно рыскала из стороны в сторону, до встречи с форштевнем оставалось метров двадцать, и мичман, не выдержав напряженного ожидания, рявкнул в сторону люка:
- Тенгизов!
Из темного провала люка показалась голова старшего матроса:
- Я!
- Заглушка от буя! Принеси еще, да побыстрее.
- Есть!
Тенгизов исчез, а мичман, снова повернувшись к носу лодки, оперся на ограждение и сказал:
- Как-то она неустойчиво…
- Да, - согласился капитан, - галсами идет, скотина.
Тенгизов принес коньяк, и в этот момент собака, ткнувшись в форштевень, задержалась на несколько секунд, а потом уверенно скользнула по левому борту.
- Поздравляю, Исидор Дунканович, - сказал капитан и протянул мичману руку, - приз законно ваш.
- Благодарю вас, Николай Сергеевич, - мичман учтиво склонил голову и ответил на рукопожатие. - Вот по этому поводу мы сейчас…
И он открыл третью бутылку коньяка.***
- Так что ресторан - это правильная мысль, - повторил капитан третьего ранга и задумчиво посмотрел на пустые кружки, - а сейчас, по-моему, пора повторить.
- Так точно. Полностью с вами согласен. Мичман убрал медальон в наружный карман кителя и повернулся к стойке.
- Уважаемый! Подойдите к нам! - обратился он к официанту.
Тот кивнул и направился к морякам.
За соседним столиком сидел невзрачный хмырь, запомнить лицо которого было очень трудно. Весь он был какой-то серенький, незапоминающийся и незаметный. Перед хмырем стояли две кружки - одна пустая, другая полная.
Было видно, что хмырь уже сильно пьян, хотя держался он с приобретенной годами уверенностью - локоть со стола не соскальзывал, голова не качалась, в общем - профессиональный алкаш, но пока еще не опустившийся.
Такое мнение об этом человеке мог составить любой, кто не знал его лично.
А на самом деле Владимир Игоревич Сысоев, он же Вольдемар Лопатник, он же Шнифт, был удачливым карманником и пил очень редко, потому что в его профессии дрожащие руки и неуверенность в движениях были недопустимы.
Шнифт украдкой наблюдал за расслабившимися морскими офицерами, желая поживиться. Пьяные морячки - это лакомый кусок, увести у них лопатник - милое дело. Опытным глазом рассматривая медальон, который его будущие жертвы передавали из рук в руки, Шнифт оценил его минимум в тысячу долларов и с этого момента следил за моряками с удвоенным вниманием. Он тщательно оценивал степень их опьянения, реакцию, общее настроение - все это было очень важно для предстоящей акции по изъятию ценностей.
Мичман положил медальон в левый карман - это хорошо. Шнифт сидел как раз слева от него. Капитан третьего ранга постоянно смотрел в дальний угол бара, словно оттуда могла показаться плавучая мина, - это тоже хорошо. Оба были уже на приличной кочерге - вообще прекрасно! Теперь нужно только дождаться подходящего момента, и можно работать.
Шнифт сделал маленький глоток, затем громко икнул и пьяным голосом пробормотал:
- И все равно я ей, суке, не верю… Шкаф триста рублей стоил…
Мичман брезгливо покосился на него и демонстративно отвернулся, чтобы не смотреть на всякое пьяное сухопутное говно.
Шнифт бросил на него мгновенный острый взгляд, потом поставил кружку и встал. Покачнувшись, он задел тяжелый стул, который со скрежетом проехал по каменному полу, и навалился на мичмана. Тот успел подставить руки и, оттолкнув от себя дошедшего до полной кондиции алкаша, недовольно сказал:
- Держись на ногах, чувырло! Давай, вали на улицу, проветрись.
Алкаш пьяно кивнул и, задевая за столики, направился к выходу.
Мичман посмотрел ему вслед и, презрительно фыркнув, обратился к капитану:
- Не умеет балласт правильно размещать.
- Да уж, - согласился с ним товарищ, - у сухопутных всегда так. А настоящий моряк - он всегда линию держит. Давай за моряков, Исидор Дунканович!
- С удовольствием! - ответил мичман.
И они со стуком сдвинули стеклянные кружки.
Выйдя на улицу, Шнифт моментально протрезвел и быстро направился в сторону Среднего проспекта. Дойдя до метро "Василеостровская", он перешел на другую сторону и поднял руку. Через десять секунд рядом с ним остановилась серая "девятка", и водитель, перегнувшись через сиденье, открыл дверь.
- Куда ехать, начальник? - спросил он у Шнифта.
- На Рубинштейна, - ответил тот.
- Сотня устроит?
- Устроит.
Водитель кивнул, и Шнифт, усевшись рядом с ним, захлопнул дверь.
Машина рванулась с места, и Шнифт, расслабленно откинувшись на спинку сиденья, достал трубку и набрал номер Михи Гобсека. Михаил Викторович Гобеленов, давно уже превратившийся в Миху Гобсека, был скупщиком краденого. Конечно, он платил за вещи, которые ему приносили, едва ли не пятую, а то и десятую часть настоящей цены, но жаловаться было грех, и Шнифт относился к этому совершенно спокойно. Он понимал, что лучше получить мало, но сразу, чем потом, и не деньги, а срок. Только неопытные идиоты пытались сами реализовать украденное, на чем обычно и погорали.
Миха снял трубку сразу, и Шнифт сказал:
- Здоров, Михрюндий! Еду к тебе, кое-что имеется.
- Давай, - коротко ответил Гобсек и повесил трубку.
***После разговора с Шервудом настроение у обоих американцев испортилось. Босс пообещал расправиться с ними, если задание не будет выполнено, и они знали, что Шервуд держит слово. Так что если сказал, что зальет бетоном, - значит, так оно и будет. Конечно, если у них не хватит ума навсегда скрыться в случае провала операции.
Подъехав к дому рыжей красотки, они отпустили водителя, который довез их от "Астории" на Петроградскую всего лишь за полторы тысячи рублей, и присели на скамеечку обдумать положение.
- Значит, так, - решительно и мужественно сказал Дамбер, - звоним в дверь, она открывает, я сразу без разговоров даю ей по башке, забираем медальон и - прямо в аэропорт.
- Ишь, какой быстрый! - возразил Грин. - А если она встретит нас с пушкой в руках?