Молния. История о Мэри Эннинг - Антея Симмонс

Жиле, за которой темнел Чармут. Справа от нас шумело море – свинцово-серое, неприветливое. Словно огромное чудище, оно извергало на берег пенистые волны, потом затихало, набираясь новых сил.

– Ветер усилился, – предупредил отец. – Ты никак боишься, малышка моя? Напугали тебя матушкины россказни?

– Ни капельки! – с чувством воскликнула я, но мои слова тотчас же унес порыв ветра. – Это настоящее приключение я не пропущу ни за что на свете!

– Моя ты умница! Моя Молния Мэри!

Он крепко обнял меня, и мы двинулись по тропе дальше, но через несколько ярдов вновь остановились.

– С каждым днем тропа становится все уже, Мэри! Когда-то по ней можно было пройти вдвоем, держась за руки, но погляди, во что она превратилась теперь.

И в самом деле, край тропы был изломанным, неровным. Внизу под нами раскинулся пляж – его усеивали обрушившиеся комья земли, смешанной с травой. Море, точно хищник, потихоньку обгладывало берег: заглатывало отломанные куски, а потом вновь выплевывало их на сушу.

– А когда мы пойдем назад, тропа еще будет на месте? – спросила я.

– Почему ты спрашиваешь? – улыбнулся отец. – Тебе страшно? Хочешь, вернемся домой? Тропу и впрямь может смыть, как знать!

– Тогда это будет настоящее приключение!

Отец улыбнулся еще шире.

– Смелая моя малышка Молния! И всюду-то ты видишь приключения! Только матушка меня заживо спалит, если с тобой что случится! – прибавил он и погрустнел. Наверное, вспомнил первую Мэри, которая в самом деле сгорела заживо.

Земля под ногами скользила, поэтому ступали мы очень осторожно. Я была слишком мала и до конца не понимала, как опасны такие походы. Уже потом я начала не на шутку волноваться за отца, когда тот уходил к морю, – и не зря.

Конечно, есть люди, которые бросаются в море по доброй воле. Старый мистер Крукшенкс раньше ходил искать окаменелости вместе с отцом, но потом обеднел настолько, что уже не мог купить и куска хлеба. Тогда он кинулся в море с Ружейного Утеса, ища в темных волнах спасение от всех своих горестей. Матушка как-то сказала, что такая же участь могла постигнуть и отца, не будь у него заказов на мебель. Если бы не его работа – изготовление деревянной мебели для богачей – нам было бы не на что жить. Ведь одной продажей «дурацких безделушек» – так матушка звала окаменелости – не прокормиться.

Впрочем, работа столяра приносила не так уж много денег. Как-то раз в мастерскую заглянула дама по имени Джейн Остин и спросила у отца, во сколько обойдется починка крышки от деревянного сундука. Сундук был чересчур громоздким, и отцу пришлось идти к ней домой, чтобы осмотреть изделие. Он назвал справедливую цену – пять шиллингов. Дама возмутилась и заявила, что это стоит дороже, чем все столы и стулья в ее меблированных комнатах. Ее слова неприятно задели отца, но он промолчал. Дама явно не представляла, каких трудов стоит собрать воедино поломанные кусочки и восстановить все петли! Позже отец узнал, что Джейн Остин писала книги для богатых дам, которым больше нечем заняться, кроме как целыми днями валяться на диване и читать романчики. Ко всему прочему, она еще и подписывала свои книжонки чужим именем. Отец решил, что она, должно быть, пишет из рук вон плохо, потому у нее и нет денег на столяра.

Матушка сказала, что надо было снизить цену, но отец даже слышать о том не хотел. Он любил повторять, что если не брать ни гроша за свою работу, люди будут думать, что она ничего не стоит. Тогда матушка отметила, что лишь предложила ему снизить цену, а не работать бесплатно, но отец уже не слушал. Он пропускал мимо ушей ее вечные укоры. Это умение я унаследовала от него, и, скажу вам, оно немало пригодилось мне в жизни!

Вскоре мы добрались до утеса Черная Жила. Сказать по правде, он скорее был грязно-серым, а не черным. Как объяснил отец, это из-за древней глины под названием «голубой лейас». Если честно, она была не особо голубой, но и впрямь очень древней. Так вот, утес весь пестрел разными оттенками серого с тоненькими прожилками ярко-оранжевого и ржавого. Кое-где с трудом пробивалась наружу трава. Над побережьем висели мрачные тучи, и прибрежные скалы угрожающе чернели вокруг. В тот миг мне показалось, что где-то здесь и впрямь таится дьявол. Мое сердце замерло.

Отец присел на корточки и обхватил ладонями мое лицо.

– Присмотрись повнимательнее к старушке Черной Жиле, – сказал он. – С ней нужно быть начеку. Видишь вон тот камень? – Он указал на большой черный выступ, на вид весьма скользкий. – Он обрушится, не успеешь и рта раскрыть, чтобы позвать на помощь! Кричать «Помогите!» будет уже поздно. Когда-то здесь были поля, заросшие сочной зеленой травой, и на них пасся скот. Но однажды все рухнуло в море. Скот потонул. Фермер лишился всего, что имел. Повезло, что сам выжил. А вдоль тропы, по которой мы с тобой шли, стояли дома. Ничего не осталось. Это оно поглотило все без остатка. – И отец кивнул на бескрайнее зеленовато-серое море. – Море отняло многое, а сколько еще заберет! Оно пожирает все без разбора: коров, земную твердь, сады, детей… В любую секунду земля может уйти у нас из-под ног и, не предупредив никого, вернуться снова в море, к своим истокам. Запомни, Мэри: земля жестока, и море жестоко, да и сама жизнь жестока – и ничего с этим не сделать.

– Зачем же ты сюда приходишь, если здесь так опасно? – спросила я.

Признаюсь, в тот миг мне и впрямь стало очень страшно.

– А вот зачем! – воскликнул он и легонько постучал по комку глины. – За сокровищами, которых тут пруд пруди!

2. Что скрывает грязь

Бережно постучав по комку, отец начал гладить его пальцами, счищая грязь слой за слоем, да так осторожно, словно это была и не глина вовсе, а яйцо крапивника.

Под грязью оказался камень! Он прятался в самой ее сердцевине, будто косточка в сливе. Отец достал щетку и счистил остатки грязи, а потом осторожно постучал по камню киркой, и тот раскололся надвое, точно по волшебству! Отец протянул мне нашу находку.

Внутри камня я разглядела маленькую полосатую змейку с золотистыми пятнышками. Она была совсем как живая – казалось, вот-вот очнется и юркнет куда-нибудь в траву!

– Держи, малышка Мэри, – сказал отец. – Вот твоя первая находка. Оставь ее на память о нашей вылазке.

– Какая красивая! – ахнула я.

Стоило взять змейку в руки, как внутри меня вспыхнуло жаркое пламя.

– А будет еще краше, когда я ее отполирую, – с улыбкой