Застолье теней - Е. Бирман

Блинда согласно, но без особого чувства кивнула. Этот господин Гликсман «Там», видимо, был инженером или бухгалтером, решает она, не испытывая острого желания ознакомиться с тошнотворными подробностями его жизни, работы или с его доморощенной философией. Она думает, что он был инженером или бухгалтером, потому что он явно старается не оставлять в разговоре и в своих рассуждениях невыметенных углов, в то время как ее интуиция женщины с легкостью представляет эти углы без того, чтобы соваться в них, а ее живой ум пусть и умершей, но все же женщины не находит в них ничего любопытного.

На следующий день кресло Бруталюка не пустует. Он сам и восседает в нем, как ни в чем не бывало. Отсутствует мальчик. Его сестра — в неистовстве, она швырнула в Распорядителя Столов тарелкой, но попала в железные прутья лестничных перил. Пока ее пытались удерживать, мать жестами, мимикой, просительными взглядами поторапливала Пирующих, чтобы они передали от нее через весь стол котлетку и прикрыли ее гарниром в тарелке. Распорядитель Столов по своему обыкновению не представил никаких объяснений.

Никто из Пирующих не знает, в чем заключается аннигиляция. Слово пугает умерших. Соблюдение правил хорошего тона в Застолье предполагает не упоминать об аннигиляции, а еще лучше — о ней и не думать.

3

Даме без бровей и с быстрым ртом показалось, что она заметила слабинку в характере господина Гликсмана, и теперь она проявляет настойчивость — подкладывает ему гречку, видимо обратив внимание на его быстрый и якобы замаскированный, но прицельный взгляд, направленный на судок с крышкой. Этого ей недостаточно, и она интересуется, нравится ли господину Гликсману эта еда. Ведь это она сегодня дежурная и приготовила гречку так, как, запомнилось ей, готовили это блюдо в семье их соседей по лестничной площадке, к которым она в детстве приходила играть со сверстником (где он сейчас?), худым, узкокостным мальчиком с темными глазами. В отваренную гречку добавляли не сливочного масла, а очень небольшое количество растопленного гусиного смальца, немножко гусиных шкварок и жареного лука. Господин Гликсман сочетает вежливость с осторожностью. Он хвалит гречку, способ ее приготовления, но не смотрит в глаза без бровей. Он выдерживает благодарную паузу и затевает разговор с Бруталюком. Для дамы без бровей и с быстрым ртом это должно, по его расчету, послужить достаточным сигналом не продолжать в том же духе. Тем не менее господин Гликсман продолжает ощущать на себе ее взгляд. Никто за столом, кажется, не замечает этих маневров, кроме Блинды, иногда бросающей в их сторону взгляды, в которых легкий, как молочная пенка, налет презрительности.

Положение облегчает Бруталюк. Выпив несколько рюмок водки, он неожиданно для всех теряет свою угрюмую бирюковатость и разражается целой серией шуток и анекдотов. Эта перемена так неожиданна и забавна для Пирующих, успевших составить мнение о Бруталюке как о грубияне, что теперь каждый старается подыграть ему. Господин Гликсман подхватывает на вилку половину помидора, оставшуюся от вчерашнего дежурства Бруталюка не разрезанной на более мелкие части, и утверждает, что эта помидорная глыба похожа на самого Бруталюка. Всем так хочется продолжить веселье, что они разражаются хохотом по поводу шутки, в которую не было вложено слишком много труда, и сам Бруталюк улыбается во всю ширину рта с красивыми полными губами.

С лестницы, перегнувшись через перила, за происходящим наблюдает Распорядитель Столов. Он явно рад внезапно вспыхнувшему веселью, хотя все из принципа не признают его участия в сцене, будто он уборщица в театре, застрявшая с ведром и шваброй посмотреть, как расшалились актеры.

Любое веселье когда-нибудь исчерпывает свой заряд. Кто-то снижает громкость смеха, кто-то смеется реже. Улыбка на лице господина Гликсмана продолжает оставаться точно такой же, но глаза уже готовы к имеющему вот-вот установиться спокойствию. Девочка, которая не улыбалась во все время, пока бушевал приступ веселья, все же смотрела, не отрываясь, на Бруталюка, а ее мать смотрела на девочку, торопясь насладиться ее интересом, будто где-то на земле выдался теплый солнечный день посреди холодной земной весны и, по крайней мере в самый полдень, можно попробовать переодеться в пляжный костюм и, заклиная ветер затихнуть, подставить спину под лучи, вздрагивая от прохлады при каждом даже самом легком движении воздуха, который тут же сдувает тончайшую прозрачную оболочку тепла с тела. Ассоциации из земной жизни. Пирующим лучше держать их подальше от себя, чтобы не разрыдаться.

Но вот веселье затихает, и просыпается аппетит, о котором как-то забыли под шумок. Скребут ножи и вилки, и вчерашний, крупно нарезанный Бруталюком салат (потому не слишком увядший) расходится на ура. Попытка господина Гликсмана пошутить, будто этот салат добыт отбойным молотком в овощной шахте, встречается благосклонно, но смеха уже не вызывает. Распорядитель Столов покидает лестницу и уходит к себе в кабинет.

4

Иногда для Пирующих устраиваются экскурсии к другим столам. Это устроено как в земном кино, а не как в земных зоопарках, где звери только делают вид, будто не замечают посетителей. Посещаемые здесь действительно никак не реагируют на незримых для них гостей, даже если последние отпускают по их адресу едкие замечания.

Особой популярностью у экскурсантов пользуется стол с Гитлером. Земные знаменитости — знаменитости и в Застолье. Особенно если связанные с ними ассоциации возвращают Пирующим острое воспоминание детского земного страха и любопытства, когда, к примеру, зажав руки между коленками и даже придвинув ладони повыше к паху, они наблюдали за тем, как взрослые колют во дворе опрокинутую на спину свинью (мы все — свиньи, заколотые Распорядителем Столов, пошутил Бруталюк).

Гитлер посажен за стол с евреями. Совершенное Гитлером потеряло для них прежнюю остроту — в конечном итоге они все здесь, где рано или поздно окажутся все живущие. Несколькими годами раньше, несколькими годами позже, какая, в конце концов, разница в сравнении с вечностью? Даже наоборот, кому-то из них сохранена таким образом вечная молодость. Вопрос о возрасте умерших особенно мучителен для живущих, ведь, с одной стороны, им хочется прожить как можно дольше, а с другой стороны, они не могут не понимать, что на так называемом «том свете» вряд ли кто-то станет бросать кости, чтобы определить, к какому возрасту их вернуть. Особенно повезло погибшим целыми семьями. Они так и сидят за одним столом, сохраняя привычную субординацию возрастов и семейных ролей. Это жертвы цунами, раздавленные в землетрясениях, погибшие в этнических чистках. Наоборот, умершие в разное время супруги оказываются чрезвычайно разочарованными Застольем. Мужчина, умерший в расцвете лет, может увидеть во время экскурсии свою жену, усохшую старушку. Метания души, разочарование, жалость привычно отмечает в этом случае Распорядитель Столов на его лице. Именно по этой причине он не занимается воссоединением семей в Застолье. Кому повезло, тому повезло. Он рассаживает умерших по дате кончины, что создает между ними некую новую общность. «Со смертью он только добавил проблем» — это было сказано в Застолье не вчера. Неожиданностью развал семей оказывается только для вновь умерших. Старомертвые об этом ничего не говорят, а лишь пожимают плечами: «Только это?» Распорядитель Столов, замечая эти ужимки, хмурится, делая попытку возразить, но в итоге только машет рукой и удаляется к себе.