Пермская обитель - Фридрих Незнанский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он представил себе нетерпение и раздражительность артистов, оказавшихся невольными заложниками, и в то же время знал, с каким интересом они будут следить за действиями следователей, лелея уверенность в том, что те вот-вот обнаружат убийцу. И лишь у одного из них затаился страх.
Протоколы допроса свидетелей оформлял дежурный следователь из Мосгорпрокуратуры Алексей Величко. Поскольку за кулисами было много народу — музыканты, подтанцовка, бэкграунд, режиссеры, после выстрела там царила полная неразбериха. Видимо, благодаря этому хаосу убийце удалось скрыться. О нем в этот вечер ничего не удалось узнать. Да и вообще хоть какую-то пользу следствию мог оказать только рассказ начальника охраны про оторванный провод. Из вещественных доказательств наверняка пригодится гильза от «Макарова». Сам пистолет сколько ни искали — не обнаружили.
Трудно было установить, пропало ли что-нибудь из вещей Репиной в артистической комнате. Во всяком случае, в сумочке лежали и золотые часы, и деньги, и документы, и мобильник. Была даже записная книжка, которая топорщилась от вложенных в нее визитных карточек, талончиков к врачам и противоречащим им абонементам в разные фитнес-клубы.
Поскольку в момент убийства музыканты, работавшие с Репиной, еще не покинули сцену, Турецкий решил для начала поговорить с руководителем ансамбля саксофонистом Клушиным. Хотя у него было стопроцентное алиби, но тем не менее пообщаться стоило. И заодно не мешало бы показать ему список всех участников концерта.
— Зачем? — удивился Клушин.
— Чтобы вы посмотрели и назвали потенциальных врагов Людмилы Николаевны.
— Я даже смотреть не стану, — сказал саксофонист. — Вы же хотите узнать, кого из тут присутствующих можно подозревать в первую очередь. Для этого мне и список не нужен. При всем желании мне трудно представить, что кто-то из этих людей способен на убийство. Хотя насолила она многим. Больше всего Грише Микенскому, своему первому мужу. Это кларнетист из ансамбля «Залив страстей». С режиссером Женей Каблуковым официально они не были расписаны, ему Репина тоже сделала много гадостей. Сева Ноговицын был ее прежним продюсером, недавно они вдрызг разругались. Ну а остальные получали от нее по мелочам. Многие побывали у Людмилы в любовниках.
— Вы тоже?
— На гастролях пару раз переспал с ней по ее настоятельной просьбе. Она считала, что регулярный секс необходим для здоровья. Тогда так сложились обстоятельства — под рукой никого не оказалось, кроме меня.
— Какие отношения были у нее с вашим ансамблем?
— Терпеть можно, — вяло признался Клушин и, перехватив взгляд следователя, пояснил: — Мы привыкли делить «пирог» на равные части, независимо от того, кто что делает: играет, поет, пляшет, ставит звук. А Людмила потребовала себе сорок процентов.
Микенский, Каблуков и Ноговицын уже уехали, оперативники быстро выяснили их домашние адреса и телефоны. Первый жил далеко от центра, в Ясеневе.
Второй в двух шагах от Дворца торжеств, на Спиридоновке.
Галя Романова сама вызвалась съездить в Ясенево. Оттуда потом ей было удобно добраться в Черемушки. Володя отправился на Спиридоновку. Ему и оттуда домой в Бескудниково добираться предстояло очень долго, а уж про Ясенево и подумать страшно. Порем-ский поехал к Ноговицыну на проспект Мира.
Направляясь к выходу, Турецкий оглянулся: в глаза бросилось очерченное мелом место, где раньше лежал труп.
Глава 3
ДЕВУШКА ИЗ ПРОВИНЦИИ
Кодовый замок подъезда многоэтажной громады был настроен простейшим образом — сработал при наборе номера квартиры. Послышался удивленный женский голос:
— Кто там?
— Милиция. К Григорию Евсеевичу.
— А что случилось?
— Откройте, пожалуйста. Мы по поводу происшествия во Дворце государственных торжеств.
После маленькой заминки раздался легкий щелчок. Галина Романова с оперативником вошли в подъезд и хотели подняться на третий этаж пешком, но сразу бросилось в глаза, что там очень грязно.
Выйдя из лифта, они очутились перед запертой дверью, ведущей в общий для всех четырех квартир холл. Милиционер не успел поднести руку к кнопке звонка, как дверь открыл худощавый мужчина лет пятидесяти.
— Григорий Евсеевич, мы по поводу убийства Людмилы Репиной.
— Убийства Репиной?! — поразился кларнетист. — О чем вы? Какой Репиной?
— Вашей бывшей жены — Людмилы Николаевны.
— Что-то, господа, вы не то говорите. Или произошла путаница. Я ее сегодня видел. Она находилась в добром здравии и выступала в праздничном концерте. Если вы представители правоохранительных органов, то сегодня, как говорится, ваш день.
Раскрыв свое удостоверение, Галина показала его Микенскому.
— Мне нужны очки, — признался тот.
К Микенскому подошла женщина, стоявшая в глубине квартиры. Изящная брюнетка в голубом халате, посмотрев удостоверение, коротко бросила:
— Заходите.
Романова и милиционер прошли в квадратный коридор двухкомнатной квартиры. Поскольку у Галины была точно такая же «двушка», она словно очутилась у себя дома. Сходство усиливала похожая вешалка и настенные украшения.
Без особого радушия, даже с некоторой опаской, хозяева предложили поздним визитерам пройти в гостиную и выпить чаю, но незваные гости от. угощения отказались.
— Мне можно присутствовать при разговоре? — спросила женщина.
— Вы супруга Григория Евсеевича?
— Да.
— Принципиальных возражений по этому поводу у нас нет, но, честно говоря, предпочтительней, если мы поговорим с вашим мужем наедине.
Когда жена Микенского покорно вышла, прикрыв за собой дверь, Галина, подсев к журнальному столику, достала бланк протокола и ручку. Заполнив справочные реквизиты, она спросила:
— Григорий Евсеевич, скажите, пожалуйста, в котором часу вы сегодня покинули закулисное помещение Дворца государственных торжеств?
— Часов в восемь.
— Точно не помните?
— С точностью до минуты — нет. Я не смотрел на часы.
— До или после выступления Репиной?
— Кажется, во время. По-моему, она как раз находилась на сцене. Но вы объясните мне, в чем дело. Я же должен знать, чего вы хотите. _
— Людмила Николаевна была убита за кулисами сразу после выступления.
— Как? Каким образом?
— Выстрелом из пистолета.
Кларнетист недоуменно помотал головой, словно пытаясь избавиться от какой-то помехи:
— Так ведь там народу всегда полно. Как в автобусе в час пик.
— На это преступник и рассчитывал. Много народу — легче затеряться.
— Но ведь и свидетелей много.
— Опять же поведение каждого легче вспомнить, если народу мало. А так… — Романова развела руки в стороны, словно демонстрируя тщетность поисков.
— Если вы приехали сюда, значит, меня тоже подозреваете. Но ведь когда я уходил, Людмила в добром здравии стояла на сцене.
-> Григорий Евсеевич, в аналогичных ситуациях бывшие мужья проверяются, находись они в момент убийства хоть за тридевять земель. Вы же сегодня оказались в двух шагах от места преступления.
— Но ведь я уходил, когда она еще пела.
— Сначала вы сказали «кажется».
Микенский помолчал, глядя на Галину, что-то записывающую в бланке протокола. Когда она подняла глаза, он вздохнул:
— Мне нечего добавить. Естественно, я не убивал.
Турецкий и начальник угро Грязнов не без оснований считали, что Галину легко разжалобить. Поэтому они при каждом удобном случае повторяли ей, что внешность обманчива и при допросе необходимо подавлять эмоции, которые могут помешать объективности. Романова прекрасно помнила заветы начальства, однако сплошь и рядом их нарушала. Вот и сейчас — она была настолько уверена в невиновности этого тихого интеллигентного музыканта, что допрашивала его лишь для проформы, не пытаясь уличить во лжи или в каких-нибудь противоречивых показаниях.
— Скажите, вы кого-нибудь подозреваете в убийстве Репиной?
— Нет.
— Что вы можете сказать про режиссера Каблукова?
— Евгений — милейший человек. Некоторое время они жили гражданским браком. Потом вдрызг рассорились, и Людмила сожгла его машину.
— Откуда известно, что это сделала именно она?
— Вот уж не помню, от кого услышал впервые. Но в МОМА, так сокращенно называется московское объединение музыкальных ансамблей, об этом долго говорили.
— Очень интересно, но подробности, я думаю, нам расскажет сам Каблуков. А сейчас мне бы хотелось узнать вашу личную историю. Как вы познакомились с Людмилой Николаевной, как жили, когда развелись.
— Как мы жили, — хмыкнул Микенский, — так это врагу не пожелаешь. Кошка с собакой живут лучше. А познакомились, когда она впервые поехала с нашим ансамблем на гастроли по райцентрам Костромской области. Это было пятнадцать лет назад. Людмила тогда приехала из Мурома, практически без сценического опыта, и прослушивалась во многих ансамблях. Голос у нее был хороший, но, для того чтобы взять певицу в коллектив, ведь нужно для нее вакантное место. Обычно это дело случая. Именно так у нас и произошло: неожиданно заболела солистка, и наш руководитель в спешке взял Репину. Чем она понравилась мне, так это своей скромностью. Я привык к тому, что солистки обычно капризничают, требуют к себе постоянного внимания, ворчат из-за отсутствия развлечений. Днем такие носятся по магазинам, а после концерта предпочитают застолье. Люда же была — сама скромность. В свободное время гуляла, читала. Всем была довольна. Наши музыканты, кроме меня, были женаты, так она на них — ноль внимания. Если было нужно о чем-то попросить, то она обращается только ко мне. И что совсем меня доконало — однажды захожу в ее номер, а она вышивает. Неужели, думаю, не перевелись в наши дни тургеневские девушки?! Короче говоря, вскоре мы поженились.