Шесть степеней свободы - Найтов Комбат

– Огромная мощность. Но вернемся к кораблям. Это Тронстад говорил о кораблях?

– Нет, это я подумал о том, что подобное устройство можно использовать для получения пара и электричества, в том числе, на кораблях и подводных лодках.

– Интересная идея! А что если вам этим и заняться, товарищ Станкявичус? У вас есть в дивизии человек, способный вас заменить в качестве командира единственной, пока, дивизии ПЛО.

– Специально я такого человека не готовил, хотя такие люди в дивизии есть. Единственное, мне бы хотелось немного потренировать нового командира. Есть сложности из-за разнородности сил.

– Мне бы хотелось, чтобы вы шире подошли к этому вопросу. Вы же прекрасно понимаете, насколько изменит мир идущая сейчас война! У нас есть несколько концепций развития военно-морского флота СССР, но все они обращены в прошлое, в довоенные времена. А в Германии с 1939-го года активно занимаются ураном, с недавних времен к этому вопросу подключились американцы и мы. Произошло это почти одновременно, так как к нам поступили сведения о том, что Америка начала эти разработки. Вашу позицию о том, что рано или поздно мы из союзников превратимся в противников, я поддерживаю абсолютно. Это исторически обусловлено, товарищ Станкявичус, и мы должны избавляться от тех, кто этого не понимает, особенно в руководстве страны. Много времени дать вам не могу, но в течение трех недель подготовьте себе замену и предоставьте мне подробную записку о вашем видении проблем флота и его развития. Поздравляю вас с присвоением звания вице-адмирал!

– Служу Советскому Союзу!

Глава 2. Три «сумасшедших» недели

На выходе меня попросил задержаться Александр Николаевич, который каким-то образом уже знал о принятых у него за спиной решениях или у них есть какой-то условный сигнал об этом. Через, буквально, 15 минут мне принесли подписанные приказы о присвоении нового звания и о переводе меня в распоряжение Государственного комитета обороны. Кроме того, мне было предоставлено право собственноручно внести звание, фамилию и инициалы моего преемника, правда, с «маленькой» поправкой: «и.о.», а утверждать будут три Военных совета: флотилии, флота и ГШФ. А «друзей» у меня там накопилось! Не пересчитать! Иосиф Виссарионович еще их подбросил: Указом Президиума Верховного Совета СССР, закрытым, наградил обоих командиров лодок и меня «полководческими» орденами Суворова второй и первой степени, сразу выполнив свое обещание «отметить». Все три штуки выдали мне, с поручением вручить от имени Верховного Совета.

На выходе из тех самых ворот меня поджидал капитан I ранга Кулаков, бывший дивизионный комиссар, бывший контр-адмирал, бывший начальник политического управления КЧФ, находящийся в распоряжении Главного политического управления РККФ за героическое утопление лидеров «Ташкент» и «Харьков», двух эсминцев: «Беспощадный» и «Способный» и части отряда торпедных катеров. Одновременно вышли из строя все крейсера, кроме одного. Именно из-за этого Кузнецов и «сватал» меня на крейсера ЧФ совсем недавно. Сталин поснимал с должностей там всех. ГПУ флота по этому поводу молчало, как партизан на допросе! А меня желает видеть и немедленно.

– К сожалению, не имею времени для пустых разговоров. Сдаю дела и имею поручение Верховного Совета. – я сунул под нос, оторопевшему от моей наглости, капразу удостоверение члена ГКО СССР, и сел в, предоставленный секретариатом Сталина, автомобиль. Через полчаса штабной самолет Ильи Котова уже начал набирать высоту. Ну его к черту этот Военный Совет! Теперь у меня несколько другое положение, я буду курировать весь военно-морской флот со стороны Комитета Обороны. Полномочий у меня – хоть отбавляй, крутись, как хочешь! В любом направлении! Шесть степеней свободы. Одно маленькое «но»: результатом должен быть «результат», иначе и до Колымы можешь не доехать.

– Куда так торопимся, тащ контр-адмирал? – спросил, вышедший из кабины после набора высоты, Илья.

– Домой, Спиридоныч, домой. Правда, ненадолго, и где будет этот дом пока неясно. А обращаться ко мне теперь надо «товарищ вице-адмирал».

– Не зря слетали! Поздравляю! Что, переводят? И куда?

– В Москву, говорят, что ходить в море теперь не для меня.

– Это плохо! Человек должен заниматься любимым делом.

– Так-то оно так, с флота меня не снимают, просто решили поручить мне заняться его дальнейшим развитием, убрать причины поражений сорок третьего.

– Так мы, вроде, наступали, и успешно, тащ адмирал.

– Наступали, успешно, Спиридоныч. Вот только не везде. Черноморский флот полностью отведен с линии соприкосновения, приказом Верховного. Запрещены любые операции из-за высокого уровня потерь. Противник перебросил в Крым 8-й авиакорпус, нанес серьезные потери и повреждения действующим кораблям, сумел остановить наступление на Тамани. Чуть не сбросил в воду десант под Новороссийском. В общем, Сталин рвет и мечет, а тут у нас потеря образовалась, вот Военный Совет флота и решил меня в качестве козла отпущения выставить, лодку-то нам утопить пришлось! Знаешь?

– Про «127-ю»? Знаю, конечно. Обидно получилось…

– Обидно! Не то слово. Мы ее захватили, из Белушьей губы через стамухи в Маточкином Шаре протащили, две лодки по пути утопили, но довели. Переоборудовали, холили-лелеяли, а американцы по ней бомбами прошлись, чисто из-за то, что мы их сразу сбивать не стали. «Союзнички», мать их за ногу! Такие друзья, что врагов иметь не надо!

– И куда вас направляют? На Черноморский?

– Нет, в Москву, в Государственный Комитет Обороны.

– Ого! Поздравляю, товарищ вице-адмирал! Очень высокая оценка ваших усилий!

– Наших, наших усилий. Вся дивизия старалась, каждый на своем месте.

– Но руководили нашими усилиями вы. Большинство придумок – ваши. Я, когда узнал, что вы начали подготовку людей к полетам в высоких широтах, специально слетал в Иокангу, заглянул в штурманский класс и понял, что мне самому требуется пройти через такой, хотя я к тому времени уже десять лет командиром корабля на Севере летал. Отличное оборудование и очень нужное в этих местах! И свою «Василису Петровну» – Илья любовно похлопал по переборке кабины, – сразу поставил на переоборудование, чтобы расположить все приемоиндикаторы, а в носовой обтекатель установили Гнейс-2. Говорят, точно не знаю, что это вы потребовали от промышленности их выпуска.

– Было такое. Приходилось и этим заниматься, Илья. У нас же ничего не было, с чем надо летать в этих широтах. Сам же помнишь, чем был оборудован «АНТ-35».

– Да, летали путем опроса местных жителей: медведей и моржей. – улыбнулся «старый» полярный летчик. – Теперь – красота! Я, вон, на автопилот машину поставил, второй только следит за приборами. А мы с вами бол… беседуем. Шипит, конечно, но курс и высоту держит![3] Чайку?

– Нет, спасибо. Пару часиков требуется придавить. Поспать в Архаре не удастся, слишком много дел.

– Тогда я пойду, отдыхайте, Сергей Иванович.

Но в Архангельске я приказал водителю отвезти меня «домой». Несмотря на мои попытки войти максимально тихо и не разбудить Елену, мне это не удалось. Едва я повернул ключ в замке, открылась внутренняя дверь и у меня на шее повисла подруга.

– Осторожно, упадем! – шепнул я ей, в перерывах между поцелуями.

– Я машину услышала. – Хотя я остановил ее в двух домах от дверей, – Потом калитка скрипнула, а затем ты вставил ключ в замок.

– Ты у меня разведчица! Тебя не проведешь! Сделай мне кофейку, я из Москвы привез. «Мокко», настоящий, в «Национале» в «ИнТорге» купил.

– Сереженька, я – мигом!

Я поднялся на второй этаж, снял с себя все, и в одних трусах вышел во двор в душ: деревянную постройку с большой черной бочкой на крыше. Пока я споласкивался, на дверях появился крючок вешалки. Лена принесла мой комбинезон.

Мы уселись на кухне, где под бутерброды и кофе я рассказал ей вкратце: что произошло в Москве. Неожиданно это вызвало слезы на ее лице.