Когда я стану бабочкой - Наташа Труш

Насте повезло с заведующим лабораторией – Иваном Ивановичем Стариковым. Он разведением рыб занимался всю жизнь, все про них знал, и спуску никому не давал в той части, что касалась обеспечения лаборатории всем необходимым. Это, благодаря ему, было закуплено все самое современное оборудование, велись наблюдения за обитателями бассейнов и садков так, что результат не заставил себя долго ждать.

А Насте достался самый красивый участок работы, который Стариков развивал не по приказу свыше, а от большой любви к искусству.

Японские карпы кои были собственностью профессора Старикова, и часть его коллекции переселилась в лабораторию. На рубеже двадцатого и двадцать первого века народ зажил хорошо, появились домовладельцы, которые устраивали на приусадебных участках пруды и заселяли их карпами кои. Они были безумно красивы эти яркие, похожие на тропических бабочек, рыбки. И покупали их не меньше, чем форель и осетра. Так что в совсем недавние времена сотрудники лаборатории зарабатывали очень не плохо.

Правда, у Насти деньги всегда утекали сквозь пальцы. И даже тот факт, что год назад их стали переводить на банковскую карточку, не очень способствовал накоплению. Как правило, Настя снимала практически всю сумму. Словом, к ноябрю, когда на работе стали задерживать зарплату, Настя задергалась. И не напрасно.

Все произошло чуть ли не в один день: Волков остался без работы, а Настя хоть и при работе, но без зарплаты, правда, с туманными обещаниями директора выдать деньги при первой возможности.

Когда эта первая возможность наступила, Настя уже по самые уши влезла в долги – набрала банковских кредитных карточек, которые чуть не силой вручали всем гражданам. Да и что было делать, если в доме пустой холодильник, муж, лежащий бревном на диване и дети, которые с трудом понимают, что в мире бушует кризис?

Неделю назад муж посмотрел утром на Настю странным, как у измученного тяжелой работой вола, взглядом. Что-то нехорошее у нее шевельнулось в душе в тот момент, да тут же это нехорошее накрыло волной дикой жалости к ее самому большому ребенку.

– Никит, ты сегодня хотя бы позвони в службу занятости, – попросила его Настя.

– Позвоню, – мыкнул Никитос, и снова долгим туманным взглядом проводил Настю, сновавшую по квартире, собирая в детский сад сонного Ваську.

А вечером Никита не явился домой. Его мобильный телефон валялся на тумбочке в прихожей, и куда звонить, и где искать его – Настя не представляла. Она лишь приблизительно догадывалась, с кем из друзей он мог встретиться, но ни телефонов, ни адресов – не знала. Настя отправилась в милицию, благо отделение находилось в двух шагах от дома.

– Де-е-е-е-вушка! Да не суетитесь вы! – лениво сказал ей дежурный в отделении, узнав, что Волков отсутствует дома всего только день и ночь. – Во-первых, заявление у вас примут только по истечению трех суток отсутствия присутствия вашего мужа.

Тут дежурный слегка запутался в хитросплетении казенных канцелярских слов, покраснел. Налил стакан воды и чохом выпил его.

«Видать, тоже страдает похмельем», – мельком подумала Настя.

– А, во-вторых, вспомните меня: еще пара дней, и сам явится ваш Никита Михайлович. Он у вас как к зеленому змию относится? Уважает?

– С некоторых пор, как без работы остался, – уважает…

– Ну, вот! Он его просто где-то сильно уважает. Не переживайте вы так-то. Сами поймите: мается мужик без работы. Для него ж это болезненно очень – не у дел остаться. Тут, знаете ли, с пониманием надо, с подходом, потоньше…

«Потоньше вам, с подходом…, – беззлобно думала Настя обо всех мужиках измученной алкоголем и похмельем Вселенной. – Сволочи вы. Все, как один, – сволочи!»

Мент этот, как в воду смотрел: через три дня Никита объявился. Его привезли друзья. Когда Настя открыла двери на поздний звонок, взору ее предстала жуткая троица абсолютно невменяемых мужиков. Один, более трезвый, – кажется, это его звали Федей, и Настя видела его уже однажды с Никитой, – заикаясь, сказал:

– Вот. Как говорится, доставили на тройке.

Никитос, привалившись к стене, и не открывая глаз, проявил завидную эрудицию, которой очень гордилась мама его, Клара Даниловна:

– Это у японцев называется «доставить на тройке», только там две женщины-проститутки приводят домой мужчину, и сдают его с рук на руки жене, которая должна всех принять, как дорогих гостей. Вот. Это не я придумал. Это «Ветка сакуры». Кажется…

Тут знаток громко икнул.

Изумленная, много видавшая на своем веку, Настя открыла пошире двери, и троица въехала в дом.

Из кухни вышел старший Настин сын Сережа с бутербродом в руке, с удивлением оглядел компанию:

– Это дядя Ник? И где он так надрался?

– Сергей, слова выбирай! – одернула его Настя, в глубине души соглашаясь с ребенком.

– Парень, слышь! – тихонько окликнул Сергея Федя. – Ты это… Мать слушай! Мать дело говорит. Батя ваш малость… того…

На шум выполз из спальни сонный Васька. Увидел толпу незнакомых мужиков и в драбодан пьяного папаню и взвыл, как сирена пожарной машины.

Пока Настя успокаивала Ваську, компания разместилась с удобствами в кухне. Из холодильника извлекли остатки сыра и колбасы, банку квашеной капусты, а из портфеля одного из гостей бутылку водки. Настя хотела, было, отобрать бутылку, но мужики укоризненно на нее посмотрели, а Федя почти трезво сказал:

– Ну, что вы, барышня, это ведь уже не пьянства для. Это уже лекарство.

Настя махнула рукой и ушла в комнату.

Гости отползли глубокой ночью. Удивительно, что они не остались ночевать. А Настя, которую все это достало до печенки, была готова к решительному разговору.

Но утром Никитос предстал перед ней в таком разобранном виде, что говорить с ним о чем-то было бесполезно. Настя слышала, как он всю ночь стонал и ворочался, пытался встать, и снова заваливался на диван. Под утро практически на четвереньках Никитос сползал в туалет, а когда вернулся, не стал ложиться на диван, а устроился на коврике.

Отца семейства Волковых трясло крупной дрожью, на лбу у него выступила испарина, а глаза открыть до конца он не мог – смотрел на белый свет сквозь узенькие щелочки.

– Очнулся? – спросила его Настя.

Никита хрюкнул в ответ что-то нечленораздельное, дрыгнулся, словно судорога пробежала.

Настя, хоть и видела все эти мучения пьяного организма, высказала дражайшему супругу все, что о нем думает, и пригрозила: если это не кончится, то она отправит его к маме.

– Не надо к маме, – щелкнув зубами, попросил ее супруг. – Настя, мне плохо. Помоги!

– Как?! Пьешь ты, а не я!

– Насть, мне выпить нужно…

– Дожили! Опохмеляться взялся! Ты что делал эти три дня?!

– Пил.

– Без остановки?

– Без. Насть, мне выпить надо. Я умру сейчас!

– Извини, не запасла!

– Насть, ну, сходи, а?!

– Дожили! Нет, Волков, не ходила и не пойду.

– Насть, я умру!

– Умри! Хоронить дорого, зато на раз!

Настя прервала бессмысленный разговор и ушла на кухню греметь кастрюлями.

– Насть! – Никита возник в дверном проеме, напугав своим жутким видом жену. – Надо что-то делать, я, кажется, заболел.

– Не сегодня заболел. Ладно, надо лечить.

– Правда? – встрепенулся Волков. – В магазинчик сходишь?

– Нет! Доктора приглашу!

– Настюш, не надо доктора, а? Я может сам, как-нибудь, а?

– «Сам» не получится, – Настя уже листала старую газету объявлений, которая на всякий случай всегда лежала в ящике кухонного стола. Потом подвинула к себе телефон и принялась названивать.

Никитос, как побитый пес, сидел на краешке кухонного дивана, и дрожал. Настя смотрела на его кожу, покрытую пупырышками, растрепанные волосы, трясущиеся руки. «Вроде, еще вчера был нормальный мужик, красивый и сильный. А сегодня слизняк какой-то серого цвета. И воняет, как…»

– Насть, а если я согласия не давал, тогда как? Это ведь дело-то добровольное! – Никита икнул, вздрогнув всем телом.

– Ну, ежели не давал, то собирайся немедленно, и к чертовой бабушке. К тете Эльзе и к маме, в деревню, – пусть они на тебя любуются. А мне и так тяжело, еле везу весь этот воз, а тут еще ты… Так что? Ты до сих пор не даешь согласия? – Настя была настроена решительно, и уступать не собиралась. Доуступалась уже, хватит!

– Даю, – Волков тяжело вздохнул, и подвинул к себе стакан с водой.

Через пять минут Настя уже диктовала адрес и рассказывала подробности мужниного запоя – сколько дней и ночей, сколько литров, и когда была выпита последняя капля алкоголя.

Наконец, она положила трубку.

– Ну, и что сказали? – Никита изобразил искренний интерес к вопросу.

– Сказали, что ближе к вечеру приедут, и чтоб ты это время провел в трезвости. Так что, вот тебе чайник воды, чай, лимон. Пей, и приходи в себя.