Ночь вне закона - Себастьян Фитцек

Он услышал, как хлопнула еще одна автомобильная дверь. Еще шаги. Подкрепление Рыбьего Брюха росло.

Положение Бена становилось настолько плохим, что он чуть было не рассмеялся.

«Я – и разыгрываю героя?»

Как и многое в его жизни, это тоже оказалась плохой идеей.

Девушка ему не поможет, даже если они сейчас от нее отстали. Она была маленькая и худенькая и с трудом находила силы, чтобы принять вертикальное положение.

Но наверняка у нее есть сотовый.

Может, она позвонит в полицию?

«А если…»

Бен не мог полагаться на чужую помощь. Он должен был сам одолеть нападающего. Как-нибудь. Если у него это получится, остальные разбегутся.

Они всегда так делали.

Он достаточно много играл на фестивалях, где пьяные подростки искали ссоры с распорядителями, и видел немало бесчинствующих подельников, которые разбегались во все стороны, как только их предводителя обезвреживали. Что касается сил, сейчас Бен был еще меньше способен на это, чем раньше.

Он почувствовал над собой тень и поднял руку, инстинктивно пытаясь защититься.

– Да просто рефлекс сработал, – объяснял кому-то Рыбье Брюхо.

Затем двери автомобилей снова хлопнули, затарахтел мотор, и в лицо Бену ударило теплое выхлопное облако.

«Они хотят меня переехать, – подумал он и поднял голову. Открыл глаза. Попытался разглядеть номерной знак внедорожника, понял бесполезность затеи. – Как будто это что-то даст, если они тебя раздавят…»

Но автомобиль ехал в другую сторону. Назад. Прочь от него.

Удивленный, Бен обернулся к девушке, которая поднялась и отряхивала юбку от дорожной грязи. Она плакала.

– Эй, малышка, – позвал Бен как можно мягче.

Потом встал и осторожно подошел к ней, как обычно подкрадываются к недоверчивой кошке.

Вблизи Бен заметил, что возраст ее сложно определить.

У девушки была фигура четырнадцатилетней, но глаза казались старше его собственных. Как будто видели уже столько плохого, что хватит на целую жизнь.

Они казались темными пробоинами на в общем-то хорошеньком лице с небольшим курносым носиком, слегка потрескавшимися губами и высоким лбом, на котором было достаточно места для черной цифры, которую фломастером вывел Рыбье Брюхо.

Немного смазанная, с не до конца прописанной петлей, но легко узнаваемая восьмерка.

– Почему он это с тобой сделал? – спросил Бен.

Он вытащил из кармана сотовый и размышлял, звонить ли в полицию. Вообще-то ему не очень хотелось. Номер 110 не был у него в фаворитах, особенно с тех пор, как предыдущий арендодатель заявил на него из-за неуплаты. Вот почему он не имел постоянного места жительства и передавал жене алименты наличными. Его банковский счет был в таком минусе, что служащим приходилось менять красный картридж в принтере после каждой распечатки его выписки со счета.

– А, проклятье, – были первые слова девушки.

Она дрожала всем телом, что неудивительно после всего пережитого. Бен хотел протянуть ей руку. Обнять и сказать, что все будет хорошо. Но не успел, потому что девушка стерла восьмерку слюной Рыбьего Брюха, которая осталась у нее на лице, и закричала на Бена:

– Вот дерьмо! Теперь ты должен мне сотню евро!

Глава 4

– Public… что?

– Disgrace. Public disgrace. – Она выругалась, вытащила изо рта зубную скобу и бросила ее на землю, рядом с очками, которые были сбиты с ее лица.

Потрясенный, Бен наблюдал за чудесным превращением.

Неуклюжая девушка стала молодой женщиной. Жертва – свирепой фурией.

«Публичное унижение», – мысленно перевел Бен, но так и не понял, что она пыталась ему объяснить.

– Ты добровольно позволяешь так с собой обращаться? «Публично?»

Ветер доносил с автодорожного моста звуки ускоряющегося мотоцикла.

– Это такая садомазо-игра, – объяснила она ему, выделяя каждое слово, словно разговаривала с глухим. – Никогда не слышал?

– Нет, мне очень жаль. Видимо, у меня пробел в образовании.

– Я заметила.

Бен знал, что есть люди, фантазирующие об изнасилованиях, и подозревал, что порноиндустрия удовлетворяет этот спрос с помощью постановочных фетиш-видео, которые снимают на какой-нибудь парковке как бы случайно. Просто он никогда не думал, что придется невольно сыграть в таком фильме второстепенную роль.

– А у тех в машине была камера?

– Да. И они смотались с моими деньгами, потому что ты испортил съемки, говнюк.

Бен потер то место, куда его ударил Рыбье Брюхо, и теперь сам разозлился.

– О’кей, я понимаю, что вы не можете получить официального разрешения на такие съемки. И я абсолютно точно не ханжа. Это свободная страна, каждый живет так, как ему нравится. Но, черт побери, что все это значит с восьмеркой? Это какой-то опознавательный знак или что?

Она пожала плечами:

– Это была идея чокнутого режиссера. Хотел воспользоваться шумихой вокруг Ночи вне закона,[3] для рекламы.

Женщина взглянула на часы на запястье и вдруг занервничала.

– Мне нужно домой, – сказала она и отвернулась. – Меня дочка ждет.

– Погоди. Ночь вне закона?

Бен уже где-то слышал это слово. Его звучание затронуло в самом дальнем уголке мозга какую-то струну, которая зазвенела высоко, светло, еле слышно.

– Что означает Ночь вне закона? – спросил он женщину, которая уставилась на него, словно не знала, издевается он над ней или просто слабоумный.

– Старик… – спросила она, качая головой, – на какой планете ты вообще живешь?

Глава 5

– Привет, папа!

Джул подбежала к нему. С растрепанными волосами, как тогда, во время совместного отпуска на острове Йюст. Смеясь и едва не споткнувшись о собственные длинные ноги, дочь со всего размаха упала в его объятия. Прижимая ее к себе, Бен слышал, как бьется ее сердце.

– Привет, малышка, – сказал он.

– Ты же хотел навестить меня только завтра.

– Ты не рада?

– Конечно, рада. Но ты выглядишь уставшим. У тебя был тяжелый день?

– Даже не спрашивай.

«Сначала меня уволили, потом избили».

– Я так по тебе соскучился, – сказал он с закрытыми глазами и, как всегда, когда был с Джул, попытался отключиться от внешнего мира. От гула голосов в коридоре, запаха дезинфицирующих средств, звуков работающего аппарата искусственной вентиляции легких.

Тщетно.

С каждым разом ему все реже удавалось забыться, сидя у больничной кровати. Обычно хватало жужжания гидравлических дверей в коридоре, чтобы он пришел в себя. Зазвонивший сотовый вернул его в реальность – реальность, в которой его девятнадцатилетняя дочь никогда уже не сможет ходить.

Даже если выйдет из искусственной комы, в которой она пребывает уже почти неделю.

– Привет, Дженни, – поприветствовал Бен свою скоро уже бывшую жену. – Подожди минутку.

Он отложил сотовый в сторону, поцеловал Джул и поднес ей к носу платок. В туалете для пациентов Бен сбрызнул его своим терпким одеколоном, который раньше так нравился Джул. Говорят, ничто не воздействует на мозг так быстро и целенаправленно, как знакомый запах. Возможно, это поможет ей проснуться.

– Радуйся, что сегодня ты осталась в постели, – попытался пошутить он. – У меня такое чувство, что весь мир сходит с ума. Наверное, это из-за полнолуния.

Потом он взял с подушки телефон.

– Что случилось?

– Ты у нее?

По десятибалльной «шкале взволнованности» голос его жены достигал отметки «двенадцать».

– Да, а ты где?

С тех пор как шесть дней назад Джул привезли в больницу, ее мать почти не покидала палату.

– В пути, – ушла она от ответа, что удивило Бена. Они жили отдельно, но сохраняли дружеские отношения. Возможно, даже чуть больше.

Бен убрал прядь светлых волос с неподвижного лица Джул. Даже после предполагаемой попытки самоубийства она была все такой же красивой, как ее мать, и многочисленные трубки и зонды в ее теле ничего не меняли.

Каждый раз, когда вот так смотрел на нее, Бен роптал на отсутствие божьей справедливости. Иначе все эти желудочные зонды и катетеры для мочевого пузыря торчали бы из его тела, а не из тела его дочери. Все-таки это он был виноват в том, что неделю назад она пыталась покончить с собой.

Все было бы по-другому, возьми они четыре года назад такси. Но Бен обожал свой только что приобретенный «карманн-гиа» – красный кабриолет «фольксваген» шестидесятых годов – и ездил на нем при любой возможности. К сожалению, и в тот день тоже.

Джул присутствовала на записи в студии «Ханза», и он обещал Дженни, что они вовремя успеют домой к ужину. Так и получилось, что Джул сидела впереди, а Джон-Джон втиснулся на заднее узкое сиденье «олдтаймера».

Джон-Джон, которого вообще-то звали Ульф Бокель, был новым менеджером Fast Forward и обещал по-настоящему заявить об их группе. Он финансировал новый студийный альбом и поэтому был самым главным в их коллективе.

В первый раз Бен решил, что это случайность, вероятно, как и Джул, у которой от неожиданности и удивления отвисла челюсть.