Историк - Стас Северский

— Вы знаете, что теперь я вижу иначе?

— Знаю. Мне не известен принцип действия вашего зрения. Но мне известно, что оно дает вам информацию и с видимых, и с невидимых мне частот. Еще мне известно, что ваш разум прямо и едино зрит все, что я вижу, слышу и ощущаю.

— Я вижу вас одновременно в шести проекциях, Яров, определяя все частоты испущенных, отраженных, пропущенных, задержанных вами излучений этих проекций.

— Вам виден весь спектр, электромагнитное поле и излучение, потоки и колебания частиц… Вы стали всевидящим, Снегов.

— Только мой разум. Мои глаза — затянуты туманом, руки — скованы холодом. Нет ничего прежнего. Теперь уходит прежняя память. Я определяю объекты по другому принципу излучений, отражений. Я не помню, что значит свет, мрак в забытой мной системе получения, обработки, передачи данных. Это не доступно мне. Не ясно мне, как вам — мое восприятие происходящего, подобное восприятию высших технических единиц.

Яров согласно склонил голову.

— «Защитнику» проще понять ход ваших мыслей и действий, чем человеку.

— Вы считаете, что я стал машиной, Яров?

— Считаю. Вы стали химической машиной, сходной с офицером S12. Ваше строение неуклонно меняется. Центральная нервная система развивается, когда деградирует периферическая. Ваша нервная система перестраивается и централизуется. Процессы замедляются, и кровь остывает.

— Похоже, что я умираю.

— Но вы не умираете долгие годы. Вы слепнете, остываете, но не умираете, продолжая мыслить и действовать подобно машине. И скрываете это.

— Мое ДНК меняется, отдаляя меня от жизни, от того состояния, которое обозначено жизнью. Моему коду нет подобия, Яров. Мое существование скоро нельзя будет обозначить жизнью.

— Жизнь обозначили и ограничили пределами биохимии. Но мыслящие и действующие объекты существуют и вне жизни. Как машины.

— Мы все существуем, как машины, разделенные по обозначениям, Яров.

— Согласен с вами.

— Вы знаете, кто я. При этом вы продолжаете честно служить мне. Вы убеждены, что этой службой вы исполняете долг перед системой.

— Я дал вам присягу, когда вы были еще человеком, но я готов присягнуть вам, не зная, кто вы.

— Вы сделаете это. Вы исполните мой приказ, не подтвержденный мной перед системой. После этого вы будете вольны выбирать.

— Я несу службу с вами, Снегов.

— Вы исполните приказ, после будете переведены в выбранный вами штабной корпус с сохранением всех привилегий или примете командование над третьей армией РССР.

— Я боевой офицер. Я создан командиром полка и выберу полк.

— Вам предоставят людей, технику.

— Что я должен сделать?

— На выходе вас ждет «защитник». Он передаст вам документы — вы получите назначение на должность. Через час отправитесь на четвертую укрепленную базу Борграда, где примете командование над первым полком третьей армии РССР. Для передачи распоряжения генералу Лещинскому вы остановитесь на первой укрепленной базе Ясного, где встретитесь с генералом Ручьинским. Вам будут переданы подробные указания, точный маршрут следования.

— Так точно. Приказ понял. Будет исполнено.

Яров резко поднялся, забрал оружие, вышел. Я проводил его мысленным взглядом. Ни про одного человека нельзя с уверенностью утверждать, что он не способен убить, солгать, изменить. Но такой человек, как Яров, изменником способен стать только повинуясь высшим принципам. Устойчивые принципы Ярова мне известны. Изменить убеждения он способен только при крайне серьезных обстоятельствах. Это произойдет на рассвете. Но до рассвета — он исполнит приказ.

Зашел вызванный мной «защитник».

— Передай мой прямой приказ генералу Лещинскому. С рассветом первый полк третьей армии под командованием полковника Ярова должен быть в укреплении Вэй-Чжен.

— Так точно.

— Вызови Беркутова. Безотлагательно.

Запись № 2

03. 01. 1001 год Эры Порядка 06:05

Беркутов прервал доклад, когда вошел его адъютант. Полковник Горный выдержал гнетущий ожиданием взгляд командира, передал ему только что полученные отчетные данные разведчика СГБ, посланного в Вэй-Чжен, вышел. Я проводил его мысленным взглядом до разомкнувшихся перед ним полос контроля у дверей. Я задержал на нем мысли, но был вынужден отпустить его. Для него еще будет время.

Беркутов, тщательно скрывая раздражение напускным спокойствием, загрузил, открыл данные, дополняющие его доклад, стараясь смотреть только в мониторы. Но он знает, что вместе с глазами ему не скрыть от меня не одной тени ни одной мысли. Ему известно, что теперь мы знаем друг о друге больше, чем можем позволить друг другу знать. Это значит, что я не увижу сегодня заход солнца, если он увидит сегодня его восход.

Я направил взгляд в его глаза — теперь я не отпущу его. Он проницателен. Он первый заметил, что глаза мои стали только видимостью зрения, что смотрю я теперь иначе. Мне известно, что я утратил перед ним видимость зрения, неспособный теперь точно управлять взглядом. Теперь Беркутов уверен, что глаза мои незрячи. Но он знает, что мне зримо все — не только то, что ему.

Я смотрю, как судорожно бьется его сердце, сокращая частоту ударов. Я держу его сердце взглядом, как рукой. Главнокомандующий СГБ уверен, что перед ним бессмертный человек в терминальной стадии жизни, который отчасти перестает быть живым, отчасти становясь мертвым. Он еще не знает, что перед ним не прекращающий жизнь, не продолжающий смерть человек. Перед ним — только будущее бессмертных, отдаленных от смерти отдаленностью жизни. Только развитие, подобное деградации.

Среди пустоты этого просторного зала мы одни. Нет, он один, а с ним что-то еще, что было мной. Что это, мне еще точно не известно. Но я начал расчет. Точный расчет будущего. Я знаю, что мое время не будет окончено сегодня, продленное сокращением времени генерала Беркутова, главы Центрального управления СГБ.

Беркутов закончил доклад, свернув мониторы, оборвав сигнал, ожидая распоряжений.

— Удара с воздуха я не допущу. Город нужен мне сохранным. На его территориях следует искать одно из хранилищ памяти Хакая. Нам необходимо обнаружить, а не уничтожить его память. Только таким образом мы получим данные, требующиеся для окончательного уничтожения Хакая. Мы узнаем, кто такой или что такое — воскрешенный Хакай.

— Согласен с вами, Снегов.

— К вечеру мятеж будет подавлен, Вэй-Чжен — взят силами армии. К этому сроку военная техника должна быть выведена с территорий укрепления, а Вэй-Чжен — блокирован силами СГБ. Территории укрепления должны быть зачищены огнем в пределах оцепления. Операция разработана мной. Контроль над операцией поручен вам.

Беркутов выдержал паузу. Он понял, что гарнизон укрепления, что посланные для усмирения восстаний полки третьей армии РССР, оцепленные огнем, останутся под оцеплением СГБ. Это жесткая блокада — мглой, огнем, голодом. Он думает, что я слепо смотрю ему в глаза, но я — смотрю прямо в его мысли.

— Беркутов, все подступы к укреплению должны быть перекрыты к вечеру. Ни один офицер, ни один боец, находящийся в пределах территорий укрепленной базы или пересекший их границы, не должен быть пропущен через оцепление. Никто. Ни один разведчик СГБ или армии РССР, DIS или армии AVRG. Никто не перейдет границ укрепленной базы. Никто из отрядов Хакая не получит доступа к системным данным.

Беркутов с твердо оттесненной тревогой в мыслях развернул мониторы, но тревогу он скрыл только от глаз себе подобных.

— Генерал Вайльдер будет требовать отчет гибели разведчиков DIS.

Его сердце в моей руке сжалось злобой, я стиснул руку, под которой бьется его пульс, крепче.

— Отчет ему будет предоставлен мной.

— По последним данным DIS, проверенным СГБ, повышение уровня контроля безопасности по девятому коду результативно. Шпионы с открытой Хакаю памятью опознаны и уничтожены. Мы готовы ввести девятый код для проверки боевых подразделений, находящихся в зоне действий отрядов Хакая.

— Они до сих пор среди нас, потому что они подобны нам.

— Снегов, мы не можем продолжать действовать в избранном вами направлении, уничтожая наших офицеров и бойцов, оказавшихся в зоне действий отрядов мятежников.

— До тех пор, пока все бойцы Хакая не будут истреблены, пока истинный Хакай не будет убит, мы будем уничтожать всех, кто был в зоне действий его отрядов. Иначе мы не сохраним секретности — главного оружия системы. Только потеряем время, безрезультатно поднимая уровень контроля безопасности до высших ступеней, опасных для системы.

Беркутов остановил в пустоте тяжелый взгляд. Он проницателен. Он знает, что я теперь способен видеть больше всех систем контроля, смотря взглядом, недоступным ни людям, ни технике трех систем. Но он знает, что такой взгляд не дан ни людям, ни технике в целях безопасности трех систем. Я жду, когда он решится.