Гений столичного сыска - Евгений Евгеньевич Сухов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Иван Федорович Воловцов болел нечасто, поскольку всегда одевался по погоде. Вот и на этот раз он был одет по-зимнему: в теплых штиблетах-балморалах с галошами, габардиновой бекеше с каракулевым воротником и зимней касторовой шляпе.
Из Кремля Иван Федорович пешочком прошел через Александровский сад, на улице Манежной взял извозчика и через Моховую, а потом через Неглинный проезд выехал на Цветной бульвар. С него повернул в Первый Знаменский переулок, доехал до его конца и повернул направо, в Третий Знаменский.
– Дальше-то куды, ваш бродь? – оглянувшись, спросил извозчик в овчинном тулупе.
– Дуй до пожарной каланчи, – приказал Воловцов.
Сретенская полицейская часть располагалась вместе с пожарным депо на Сретенской горке в Третьем Знаменском переулке недалеко от Цветного бульвара. Это был длинный и весьма старый двухэтажный дом, построенный еще в середине восемнадцатого века: первый этаж дома уже начал потихоньку врастать в землю, что случается с домами, имеющими вековую и более историю.
Иван Федорович вошел в здание и, представившись дежурному полицейскому чину, прошел внутрь. Участковый пристав Земцов, которого Воловцов немного знал, находился на месте.
– Я по поводу Колобова, – поздоровавшись, заявил Земцову Воловцов. – Когда он пришел в часть, кто был дежурным офицером?
– Старший унтер-офицер Подвойский, – последовал быстрый ответ.
– Я могу с ним переговорить? – спросил Иван Федорович в надежде, что унтер окажется на месте.
– Отчего же нет? Конечно, – с готовностью ответил пристав Земцов, оправдав надежды Воловцова, и вышел из кабинета.
Через минуту он вернулся с высоким добродушным здоровяком в полицейских шароварах, круглой мерлушковой шапке и черной шинели с контр-погонами, на которых витые оранжевые плечевые шнуры имели по три посеребренные гомбочки.
– Городовой старшего оклада старший унтер-офицер Подвойский, – бодро отрапортовал полициант, за плечами которого в жизненном багаже явно находилась суровая воинская служба.
– Судебный следователь по особо важным делам коллежский советник Воловцов, – в свою очередь, представился гость. – У меня к вам будет несколько вопросов.
Старший унтер-офицер кивнул и вопросительно уставился на судебного следователя.
– Это ведь вы дежурили вечером третьего дня? – задал первый вопрос Воловцов.
– Так точно! – гаркнул старший унтер-офицер Подвойский и вытянулся во фрунт, как и положено по уставу, развернув плечи, подав корпус немного вперед и подобрав подбородок.
– Вольно, – был вынужден сказать Иван Федорович и добавил: – Мы же с вами не на плацу, а просто беседуем.
– Слушаюсь, – уже спокойнее произнес старший унтер-офицер и ослабил стойку.
– Расскажите мне подробно, как все происходило, – дружелюбно попросил Воловцов.
– Через два с половиной часа по заступлении мною на дежурство я услышал стук в дверь, – ровным голосом начал повествование Подвойский. – Я открыл и увидел на пороге молодого человека лет двадцати пяти. Он был трезвый как стеклышко, однако изрядно замерзший и вид имел очень нездоровый.
– Как вы все это определили? – воспользовавшись паузой, спросил Воловцов.
– У него блеск в глазах был такой… не совсем хороший, что ли, – немного подумав, ответил Подвойский. – Еще его бил озноб, – добавил унтер. – И он все время шмыгал носом.
– Понятно, – констатировал Иван Федорович и кивнул старшему унтер-офицеру, что означало приглашение продолжать.
– Когда я ему открыл дверь, он сразу заявил, что его следует немедленно заарестовать, – охотно заговорил унтер-офицер Подвойский. – Я для начала, как и положено, попросил его представиться. Он назвался московским мещанином Иваном Александровичем Колобовым. Он вошел, я попросил его покуда присесть, полагая, что у него зашел ум за разум и, немного оклемавшись, он поймет, что несет чушь, повинится и уйдет. Знаете, – глянул на Воловцова старший унтер-офицер, – таких граждан к нам иногда заносит, которые вдруг признаются в законопротивных проступках, которых на самом-то деле они никогда не совершали. В основном это нездоровые на голову люди, отпущенные из психических клиник, поскольку опасности никакой они не представляют. Случается, таких людей и не отличишь от здоровых. Вот как этого Колобова, к примеру.
– Да, такое бывает, – согласился с Подвойским Иван Федорович. В его следственной практике было несколько случаев самооговора, но более всего запомнился один…
* * *
Дело об убиении мещанки Анфисы Петровой и ее троих детей в Третьем Лаврском проезде два года назад наделало немало шума. Вся Москва следила за ходом этого расследования из газет, ведь городской обыватель весьма падок до всего такого, где имеется романтическая подоплека, загадочность или невиданная доселе жестокость. А ежедневная пресса просто рада потакать подобным запросам публики, тем самым значительно увеличивая тиражи, а стало быть, и собственный доход.
Тогда, два года назад, Иван Федорович всего-то два месяца как был переведен из Рязани в Первопрестольную на службу в Департамент уголовных дел Московской судебной палаты с предоставлением должности судебного следователя по важнейшим делам. Ему положили оклад в семьсот пятьдесят рублей в год и предоставили казенную квартиру в одном из Кавалерских корпусов Кремля, где проживали сенатские и судебные чиновники.
Вскоре Воловцов получил чин коллежского советника, соответствующий чину пехотного полковника. После чего ему стали поручаться дела, подпадающие по своей значимости и общественному резонансу в разряд «важнейших».
Дело об убиении мещанки Анфисы Петровой и ее троих детей попало в особую категорию после того, как наделало в Москве много шума, а участковый пристав Мещанской полицейской части надворный советник Покровский, проводивший дознание, от всего увиденного потерял самообладание и впал в глубочайшую меланхолию, приведшую к его душевному расстройству, что негативно сказалось на ведении дела: оно оставалось нераскрытым. После того как пристава Покровского свезли в Преображенский смирительный дом под психиатрический патронаж практикующего приват-доцента Московского университета Николая Баженова, это дело поручили вести судебному следователю Ивану Воловцову. Расследование началось с изучения фотографий произошедшего. В какой-то степени оно и к лучшему, а иначе – кто знает, – может, пришлось бы и Воловцову последовать за приставом Покровским…
Суть дела была такова.
В субботу, двадцатого апреля тысяча девятьсот первого года, в половине пятого пополудни к постовому городовому Емельянову обратился взволнованный молодой человек, назвавшийся мещанином Василием Жилиным. Он поведал городовому, что, придя домой, обнаружил свою квартирную хозяйку Анфису Петрову лежащей на кухне в луже крови. Городовой Емельянов поспешил в Третий Лаврский проезд близ Екатерининского парка, где находилась квартира Петровой.
Войдя в квартиру, Емельянов и
