Стихотворения (1926) - Владимир Маяковский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ЧЕТЫРЕХЭТАЖНАЯ ХАЛТУРА
В центре мира стоит Гиз —оправдывает штаты служебный раж.Чтоб книгу народ зубами грыз.наворачивается миллионный тираж.Лицо тысячеглазого треста блеститэлектричеством ровным.Вшивают в Маркса Аверченковы листы,выписывают гонорары Цицеронам.Готово. А зав упрется назавтрав заглавие, как в забор дышлом.Воедино сброшировано 12 авторов!— Как же это, родимые, вышло?? —Темь подвалов тиражом беля,залегает знание — и лишьбегает по книжным штабеля́мжирная провинциалка — мышь.А читатели сидят в своей уездной яме,иностранным упиваются, мозги щадя.В Африки вослед за Бенуя́миулетают на своих жилплощадях.Званье — «пролетарские» — нося как эполеты,без ошибок с Пушкина списав про вёсны,выступают пролетарские поэты,развернув рулоны строф повёрстных.Чем вы — пролетарий, уважаемый поэт?Вы с богемой слились 9 лет назад.Ну, скажите, уважаемый пролет,—вы давно динаму видели в глаза?— Извините нас, сермяжных, за стишонок неудачненький.Не хотите под гармошку поплясать ли? —Это, в лапти нарядившись, выступают дачникипод заглавьем — крестьянские писатели.О, сколько нуди такой городимо,от которой мухи падают замертво!Чего только стоит один Радимовс греко-рязанским своим гекзаметром!Разлунивши лысины лачки́,убежденно взявши ручку в ручки,бороденок теребя пучки,честно пишут про Октябрь попутчики.Раньше маленьким казался и Лесков —рядышком с Толстым почти не виден.Ну, скажите мне, в какой же телескопв те недели был бы виден Лидин?!— На Руси одно веселье — пити…—А к питью подай краюху и кусочек сыру.И орут писатели до хрипоты о быте,увлекаясь бытом госиздатовских кассиров.Варят чепуху под клубы трубочного дыма —всякую уху сожрет читатель-Фока.А неписанная жизнь проходит мимоулицею фыркающих о́кон.А вокруг скачут критики в мыле и пене:— Здорово пишут писатели, братцы!— Гений-Казин, Санников-гений…Все замечательно! Рады стараться! —С молотка литература пущена.Где вы, сеятели правды или звезд сиятели?Лишь в четыре этажа халтурщина:Гиза, критика, читаки и писателя.Нынче стала зелень веток в редкость,гол литературы ствол.Чтобы стать поэту крепкой веткой —выкрепите мастерство!
АНГЛИЙСКОМУ РАБОЧЕМУ
Вокзал оцепенел, онемевает док.Посты полиции, заводчикам в угоду.От каждой буквы замиранья холодок,как в первый день семнадцатого года.Радио стальные шеи своротили.Слушают. Слушают, что́ из-за Ламанша.Сломят? Сдадут? Предадут? Иликрасным флагом нам замашут?Слышу. Слышу грузовозов храп,лязг оружия, цоканье шпор.Это в док идут штрейкбрехера.Море, им в морду выплесни шторм!Слышу — шлепает дворцовая челядь.К Болдуину, не вяжущему лык,сэр Макдональд пошел церетелить.Молния, прибей соглашательский язык!Слышу — плач промелькнул мелько́м.Нечего есть. И нечего хлебать.Туман, к забастовщикам теки молоком!Камни, обратитесь в румяные хлеба!Радио стало. Забастовала высь.Пусто,— ни слова,— тишь да гладь.Земля, не гони! Земля, — остановись!Дай удержаться, дай устоять.Чтоб выйти вам из соглашательской опеки,чтоб вам гореть, а не мерцать —вам наш привет и наша копейка,наши руки и наши сердца.Нам чужды политиков шарады, —большевикам не надо аллегорий.Ваша радость — наша радость,боль — это наша боль и горе.Мне бы сейчас да птичью должность.Я бы в Лондон. Целые пять,пять миллионов — простите за восторженность! —взял бы, обнял и стал целовать.
РАЗГОВОР С ФИНИНСПЕКТОРОМ О ПОЭЗИИ
Гражданин фининспектор! Простите за беспокойство.Спасибо… не тревожьтесь… я постою…У меня к вам дело деликатного свойства:о месте поэта в рабочем строю.В ряду имеющих лабазы и угодьяи я обложен и должен караться.Вы требуете с меня пятьсот в полугодиеи двадцать пять за неподачу деклараций.Труд мой любому труду родствен.Взгляните — сколько я потерял,какие издержки в моем производствеи сколько тратится на материал.Вам, конечно, известно явление «рифмы».Скажем, строчка окончилась словом «отца»,и тогда через строчку, слога повторив, мыставим какое-нибудь: л а м ц а д р и ц а-ца.Говоря по-вашему, рифма — вексель.Учесть через строчку! — вот распоряжение.И ищешь мелочишку суффиксов и флексийв пустующей кассе склонений и спряжений.Начнешь это слово в строчку всовывать,а оно не лезет — нажал и сломал.Гражданин фининспектор, честное слово,поэту в копеечку влетают слова.Говоря по-нашему, рифма — бочка.Бочка с динамитом. Строчка — фитиль.Строка додымит, взрывается строчка,—и город на воздух строфой летит.Где найдешь, на какой тариф,рифмы, чтоб враз убивали, нацелясь?Может, пяток небывалых рифмтолько и остался что в Венецуэле.И тянет меня в холода и в зной.Бросаюсь, опутан в авансы и в займы я.Гражданин, учтите билет проездной!Поэзия — вся! — езда в незнаемое.Поэзия — та же добыча радия.В грамм добыча, в год труды.Изводишь единого слова радитысячи тонн словесной руды.Но как испепеляюще слов этих жжениерядом с тлением слова-сырца.Эти слова приводят в движениетысячи лет миллионов сердца.Конечно, различны поэтов сорта.У скольких поэтов легкость руки!Тянет, как фокусник, строчку изо ртаи у себя и у других.Что говорить о лирических кастратах?!Строчку чужую вставит — и рад.Это обычное воровство и растратасреди охвативших страну растрат.Эти сегодня стихи и оды,в аплодисментах ревомые ревмя,войдут в историю как накладные расходына сделанное нами — двумя или тремя.Пуд, как говорится, соли столовойсъешь и сотней папирос клуби,чтобы добыть драгоценное словоиз артезианских людских глубин.И сразу ниже налога рост.Скиньте с обложенья нуля колесо!Рубль девяносто сотня папирос,рубль шестьдесят столовая соль.В вашей анкете вопросов масса:— Были выезды? Или выездов нет? —А что, если я десяток пегасовзагнал за последние 15 лет?!У вас — в мое положенье войдите —про слуг и имущество с этого угла.А что, если я народа водительи одновременно — народный слуга?Класс гласит из слова из нашего,а мы, пролетарии, двигатели пера.Машину души с годами изнашиваешь.Говорят: — в архив, исписался, пора! —Все меньше любится, все меньше дерзается,и лоб мой время с разбега крушит.Приходит страшнейшая из амортизаций —амортизация сердца и души.И когда это солнце разжиревшим боровомвзойдет над грядущим без нищих и калек,—я уже сгнию, умерший под забором,рядом с десятком моих коллег.Подведите мой посмертный баланс!Я утверждаю и — знаю — не налгу:на фоне сегодняшних дельцов и пролазя буду — один! — в непролазном долгу.Долг наш — реветь медногорлой сиренойв тумане мещанья, у бурь в кипеньи.Поэт всегда должник вселенной,платящий на го́ре проценты и пени.Я в долгу перед Бродвейской лампионией,перед вами, багдадские небеса,перед Красной Армией, перед вишнями Японии —перед всем, про что не успел написать.А зачем вообще эта шапка Сене?Чтобы — целься рифмой и ритмом ярись?Слово поэта — ваше воскресенье,ваше бессмертие, гражданин канцелярист.Через столетья в бумажной рамевозьми строку и время верни!И встанет день этот с фининспекторами,с блеском чудес и с вонью чернил.Сегодняшних дней убежденный житель,выправьте в энкапеэс на бессмертье билети, высчитав действие стихов, разложитезаработок мой на триста лет.Но сила поэта не только в этом,что, вас вспоминая, в грядущем икнут.Нет! И сегодня рифма поэта —ласка и лозунг, и штык, и кнут.Гражданин фининспектор, я выплачу пять,все нули у цифры скрестя!Я по праву требую пядьв ряду беднейших рабочих и крестьян.А если вам кажется, что всего делов —это пользоваться чужими словесами,то вот вам, товарищи, мое стило,и можете писать сами!
МОСКОВСКИЙ КИТАЙ
