Настенька (СИ) - Элина Лунева

вгоняя занозы в мои пальцы, слышала, как кто-то испуганно вскрикнул и ойкнул. А затем наступила зловещая тишина.

— Нееет! Пожалуйста! — услышала я свой собственный плач, — Я жива!

— Мертвячка подымается! — закричал вдруг кто-то, а затем раздался оглушительный визг десятков женских голосов и испуганные вопли мужиков.

— Закапывай скорее! — услышала я чей-то испуганный голос.

— Нет, сначала надо бы кол осиновый забить в грудину, — ответил кто-то.

— Святой водой окропить, а потом кол, — согласился кто-то третий.

— Нет, лучше на кострище, да боюсь, не управимся засветло, а по темени боязно…

Вдруг раздался чей-то звучный глубокий голос:

— Угомонитесь оглашенные! Христа на вас нет, — проговорил он укоризненно и громко, что все вокруг сразу умолкли, — Давай ребята, снимайте крышку.

Снова воцарилась жуткая тишина. Я даже сама на некоторое время затаилась и будто бы перестала дышать. Как мне было страшно.

Боже, я только сейчас почувствовала, что способна двигаться, а также ко мне медленно возвращалось зрение. Все чувства моего замерзшего тела обрушились на меня разом. Сильнейший озноб колотил всё мое тело. Я дрожала и скреблась о деревянную крышку гроба, все глубже вгоняя занозы под свои ногти.

Звенящую тишину вдруг нарушил испуганный возглас:

— Вот ты, Данила, и сымай, если такой смелый, — проговорил кто-то.

Затем послышался недовольное тихое ругательство, потом дерево над моей головой скрипнуло и затрещало. И тут мне в лицо ударил свет и ледяной холод.

— Ох, — послышался общий испуганный вздох.

Я сощурилась и часто заморгала, пытаясь разглядеть столпившихся рядом со мной людей.

А затем снова с разных сторон раздались испуганные вопли:

— Мертвячка! Подымается!

Глава 2

Первое, что я увидела, когда пришла в себя, это низкий тёмный закопчённый потолок. Лёгкий запах дымка окутывал помещение, где-то приятно потрескивали поленья. Совсем рядом слышался плач ребенка и тихий спокойный разговор мужчины и женщины.

— Послушай, Матрён, мы не можем оставить её у себя, — проговорил мужской голос едва слышно.

— Ты что, Макар, не уж-то предлагаешь мне выставить девчонку, да после всего того, что с ней было? — печально спросил женский голос.

— У нас и так ртов хватает, так ещё одну корми, — недовольно пробухтел мужчина, — Как придёт в себя, пусть к себе воротится. Изба Прохоровых пустая стоит, вот пусть и живет в своём доме.

— Да, нежели ж так можно, Макар? — возмутилась женщина, — Молодая девка будет жить одна — одинешенька? Всякий обидеть может. У нас лихих парней много…

— Не боись, — перебил её собеседник, — Никто её не тронет, побоятся. Все и так наш дом теперь стороной обходят, говорят, что мы ведьму пригрели. Никто к ней не сунется.

— Не могу я так, Макар, — женский голос дрогнул, — Жаль сиротку, теперь совсем ей жизни не дадут в селе. Раньше и то ей было не житьё, все сторонились из-за её парши на лице. А теперь, как поднялась из гроба, так красавицей сделалась, так теперь ведьмой прозвали, вурдалачкой.

— Матрёна, — тихо зашептал мужчина, — А вдруг и впрямь ведьма? Где это видано, чтобы из гроба покойник вставал, да и ещё и так изменялся?

— Не ведьма она, — укоризненно проговорила женщина, — Не верю я в это. И тебе запрещаю так говорить.

— Ладно, — обрубил разговор мужчина, — Как очнётся, так чтобы духу её в доме не было, вот тебе моё слово последнее.

На это послышался тяжелый женский вздох.

Я медленно заморгала, удивляясь странностям услышанного разговора. И принялась разглядывать окружающее меня пространство.

Я лежала на широкой деревянной лавке возле огромной деревенской печи, от которой шло приятное тепло. Тело мое затекло и заныло, лежать на жесткой деревянной лавке было довольно неудобно и непривычно. Я попыталась приподняться и оглядеться вокруг.

Вдруг из-за темного угла выскочил странного вида мальчонка лет примерно девяти-десяти. Он был одет в какую-то саромодную одежду, серую рубаху, напоминающую косоворотку, широкие штаны, а на ногах лапти. Ого! Вот так прикид!

— Мама, мама! Ведьма проснулась! — заголосил пацаненок звонким голоском так громко, что я поморщилась и, приняв положение сидя, зажала руками уши.

На крик ребенка выбежала миловидная женщина и тут же дала мальцу хороший такой подзатыльник.

— Мишка, стервец, что ещё за слова!? Чтоб я больше такого от тебя не слыхала, даже в шутку, — строго проговорила она, уперев руки в бока.

Я принялась внимательно рассматривать незнакомку. На вид ей было примерно лет тридцать или даже тридцать пять. Она выглядела немного полноватой, с большой грудью и приятным открытым лицом, а волосы были спрятаны за неброским сереньким платком. Её теплые карие глаза смотрели с теплом и добротой, а на лице застыла какая-то усталость. Одета женщина была в свободную льняную блузку и длинную свободную юбку, подпоясанную широким толи фартуком, толи просто тряпкой или даже полотенцем. А на ногах у женщины красовались не что иное, как лапти.

Я что, попала на какую-то тематическую вечеринку или квест? Что за маскарад?

Я одарила её скептическим взглядом, а потом переключила своё внимание на интерьер помещения, в котором оказалась. И то, что я увидела, медленно и верно ввергало меня в шок.

Я находилась в небольшом доме, вернее в деревенском доме, а точнее избе. На эту мысль меня навели темные бревенчатые стены, деревянные полы и темный закопченный потолок. Рядом со мной стояла огромная печь на полдома. Она была аккуратно промазана светлой штукатуркой или глиной, я в этом не разбиралась совсем. И судя по тому, что от неё шло приятное тепло, стояла она в этом доме совсем не для антуража. Два маленьких деревянных окна с резными ставнями, были темны, и это наводило на мысль, что за окном или вечер, или даже ночь. В правом углу под потолком висели небольшие образа, а точнее иконы. Горящие по углам лучины тускло освещали помещение своим мягким приятным светом. В центре комнаты стоял грубо сколоченный стол, а рядом примостились деревянные лавки.

Неприятное предчувствие поползло по моей спине липким холодком.

Это что, такая шутка? Где я вообще находилась? И что это за люди?

Женщина продолжала внимательно за мной наблюдать. А я не нашла ничего умнее, как напрямую обратиться к незнакомке:

— Вы кто? И что это за место? — вонзила я в женщину свой взгляд, и вдруг сама испугалась звука моего голоса.

Это что? Это я сейчас сказала?

Мой голос совершенно мне не принадлежал. Он был каким-то детским и звонким. Где прокуренные нотки с хрипотцой? Где уверенность и резкость?

Я свесила с лавки свои ноги и в неверии уставилась на них, а затем перевела взгляд на руки. Потом вскочила