Анархия: эволюция без насилия - Владимир Попов

Итак, суть отличия государства как некой публичной (иногда её же буду величать и политической) власти от простых людей, народа, в том, что принято называть монополией на насилие: армия, правоохранительные или силовые органы и структуры, методы, применяемые в нарушение общепризнанных прав человека и гражданина – это и многое другое могут позволить себе лишь власть имущие. И позволяют: их глаз всегда горит, когда апогей силы проявляет себя. Кровожадность и мораль. Чувствуешь разность потенциалов двух слов?

Все остальные несут за это ответственность, как правило – уголовную.

Именно поэтому многие анархисты таковыми себя не считают. Как, скажем, автор «Шантарама» Грегори Робертс, написавший: «спросите любого человека, имеющего за плечами длительный срок тюремного заключения, и он скажет вам, что ничто так не ожесточает человеческое сердце, как правоохранительная система». Да, Грегори Дэвид вообще далёк от идеала анархизма, но за одну эту фразу заслуживает внимания и уважения.

Сделаю одну важную оговорку: в самых цивилизованных, безусловно, понимаешь6, что слово это относительно и означает скорее свой антипод, нежели отражает заложенную сущность, странах государство давно срослось с преступным аппаратом, так называемой мафией. И не важно, цивилизованность какого уровня достигнута на той или иной территории: якудза очищают Токио от мелких воришек и хулиганов, в той же Америке об итальянской или русской мафии не знает разве что самый ленивый; не стоит забывать про триады и колумбийские наркокартели, хотя всё это только заметные, но отнюдь не единственные игроки.

В России после прихода к власти бывшего офицера КГБ по понятным причинам многие крупные преступные группировки были разобщены и фактически раздавлены – если только они не успели вовремя разделить куш «с нужными людьми». Одним из ярчайших является пример с братской ОПГ, на встречу с которой прилетали ещё в конце прошлого века видные деятели данного направления. А потом её не стало. Правильней, конечно, говорить об организованных группах, но на это просто нет листов. И желания: тем более что пример обратного, Михась, до сих пор жив и одним из первых воспользовался правом на забвение. Инь и ян: даже из тьмы люди используют достижения света.

Мафия делает, как отметил, важную (для государства, а не людей) функцию: она отделяет, как принято говорить на языке самой мафии, бес-предел от условий, когда пределы устанавливаются именно высокопоставленными бандитами. Сей тезис мне поведал, как и другим студентам, один отставной полковник КГБ на лекции лет десять назад – а уж он-то знал, о чём ведёт речь.

Таким образом, если не писать много и вести беседу прямо, стоит высказаться так: государство ничем не отличается от организованной преступности. Точнее одно отличие всё же есть: оно само разрабатывает и принимает законы (в широком смысле), которые может исполнять так, как нужно, и тогда, когда нужно, либо не исполнять вовсе, если нужно. Для ОПГ сектора это несколько сложнее. Хотя лобби никто не отменял: в России оно сильнее, чем у того же врага по биполярному некогда миру, но это уже частности.

Поэтому первый принцип анархии – отсутствие монополии на насилие, иначе всегда будем жить по правилам преступников: убийц, воров и прочего сборища ныне вездесущих7.

В заданных координатах времени и тем более пространства сложно в это поверить: в то, что мир не заполнен насилием, что он не враждебен и что насилие – предельная черта, а не нечто само собой разумеющееся, а также что окружающая среда – благоприятна, а не враждебна нам, но это – так. Чтобы понять все-мощность8 явления, стоит заглянуть в историю. Точнее – хотя бы в три направления: покорение Америки (и Южной, и Северной); попытки завоевания славян; и, наконец, геноцид народа Индии и прилегающих к ней территорий.

Суть указанных эпох сводится к тому, что государство, то есть феномен сугубо европейский (да-да, я не оговорился: деспотии Востока – порождение иного рода, о коем нужно судить отдельно, хотя и в рамках того же исследования), созданный на основе аналитического мышления, в отличие от цивилизаций Руси, Америки и Индии, которые зиждились на чистом или модифицированном синтезе, посредством массового истребления (пожалуй, этот метод не сработал на Руси, но по той причине, что мы никогда не уступали европейцам по силе, упорству, а главное – превосходили в смекалке9) довести каждого в отдельности, а особенно – всех вместе до состояния полной покорности.

Если в Средние века и в Возрождение сие делалось огнём и мечом, то в Новейшее время всё больше – информационным гнётом. Впрочем, считаю, что этот вопрос освещён довольно, поэтому пойдём дальше.

Насилие.

Даже в со-временном мире самыми эффективными по качеству жизни являются государства, которые фактически отказались от армии10: Япония, Люксембург, Сингапур, Ирландия, Швейцария. Это не означает, что их строй или устройство мне по нраву. Нет: это просто констатация факта. Других примеров – тоже полно, поэтому метод индукции, неполной тем паче, малоэффективен.

Ровно так же это не означает, что для эффективного улучшения системы необходима градация на мелкие сущности – нет: собственно, такая дифференциация была создана в пост-империальном мире, когда правящая верхушка англосаксов (не только их – здесь и сейчас не существенно11) решила, что геноцид есть хорошо, а рабство – нормально. Но уже один этот факт должен нас, думающих людей, заставить осмыслить, что насилие – лишь повод к насилию. Не более.

Подумай ещё раз, так как эта мысль должна заставить мозг разорвать не просто шаблон, а целую когорту надуманных ценностей: в своём роде разбить матрицу шаблонов. Уничтожение насилия, да прости мне сей оксюморон, – кропотливый, планомерный, но весьма важный процесс: его нельзя достигнуть мгновенно. Сразу и вдосталь. Сиюминутность и есть путь насилия.

Все-временность – дорога мудрых. Путь страха – короток.

Не раз за свою жизнь говорил с людьми, которые пробовали организовать анархию в одном отдельном государстве, городе или районе. Не скажу, что это невозможно: нечто подобное было в Испании в 30-х годах прошлого столетия, в городах Италии до централизации, на севере (?) Древней Руси – в Новгороде Великом, Пскове и в другие времена в других регионах. Всё это так12.

Но анархия именно как система в первую очередь – всеобъемлюща. Если не ходить за экземпляром куда-то в горы или каменные дебри, то вполне можно обратиться к погоде: эта система может быть оценена только как общая сущность, когда же разбиваем её на части, то получаем результат, погрешность которого не удовлетворяет никого.

До сих пор13.

Но построение столь сложной структуры возможно низшими14 структурами, которые объединены (не децентрализованной, а именно) распределённой сетью взаимодействий: в этом смысле государство – важнейшая, но не единственная проблема. Фанатики и их особый вид – маньяки, создатели изгоев, любители прокрустова ложа – приспешники тех же идей, а значит – проблем.

Анархия, например, вполне допустима при колонизации (надеюсь, архаичный характер термина также не смутит, так как наполнить его следует совершенно иным содержанием и объёмом: как приобщение ранее неизведанных точек к доступной нам форме органической материи) новых планет или космических образований. Допустима она и на Земле. Но нужно помнить, что победить государство его же оружием, то есть насилием, невозможно: странным выглядел бы бой бойца небольшой массы против тяжеловеса, если бы первый рассчитывал только на свои килограммы, а ведь именно так и поступаем, когда хотим побороть государство революцией, переворотом или даже войной15.

Это и смешно, и от того – бесконечно слёзно.

Спросишь: а были ли уже успехи у анархии, созданной без насилия? Да, отвечу тебе16.

Стоит вспомнить (хотя бы) великих: Будду, Христа или, например, Ганди. Безусловно, примеров многим больше, но даже этих трёх достаточно, чтобы оценить масштаб влияний анархии на историю. Ведь, если следовать современной хронологии, именно перво-христиане разрушили Рим. Их сила была не в мощи армии, нет, а в распределённом характере построения общества. В коммунах. То, что православная, католическая, протестантская и прочие церкви извратили учение Иисуса – вопрос совершенно иного толка. Вопросы клерикализма и нутра – всегда разные.