Зеркало для героя - Святослав Рыбас

     - Хорош! - крикнул оператор.

     - Может, еще разок? - спросил рослый мужчина в кожаном пиджаке.

     - Хорош!

     Ивановский потянул меня за  локоть и  сказал,  что  можно пробраться на шахтный двор, оттуда лучше наблюдать.

     Похоже,  у  них сценарий строился на реальных событиях;  я помнил,  что именно  здесь  в  сорок  девятом году  бандиты напали на  машину,  привезшую шахтерам зарплату.

     Мы стали всматриваться в лица киношников,  пытаясь угадать,  что сейчас произойдет.  Женщина-ассистент в  дымчатых очках  вызвала  из  автобуса трех актеров.  Один из них,  плотный, сутуловатый, в куртке-бобочке фасона начала пятидесятых годов  и  кепке-восьмиклинке с  пуговкой,  вытащил  из-за  пояса пистолет и,  крутнув его на пальце, взял женщину под руку. Она освободилась, улыбнулась механически, - видно, привыкла к таким играм.

     Мы обошли здание.

     Вдоль забора росли полынь, дикая конопля. За забором слышалось пыхтение какого-то мотора,  как будто там спрятали паровоз. В воздухе летала угольная пыль...

     Я  оглянулся.  Ни  толпы,  ни серебристого купола планетария не увидел. Слева,   где   должны  быть  многоэтажки,   тянулись  поля  с   кукурузой  и подсолнухами.  Я  почувствовал,  что что-то  не  так,  но  ничего не  сказал Ивановскому.

     Мы  добрались до  открытых железных ворот  и  оказались во  дворе возле погрузки.  Действительно,  допотопный паровозик держал  за  собой  несколько груженых вагонов и попыхивал.  И рельсы под ним не были покрыты ржавчиной, а сияли гладким стальным блеском.

     Над зданием главного подъема крутилось, наматывая бегущий канат, черное колесо копра.

     Киношники,  кажется,  решили  создать  полную  достоверность.  Когда  я заметил над  дверями шахтоуправления портрет генералиссимуса,  которого пять минут назад там не было,  я остановился.  Конечно,  они могли повесить любой портрет.  Но  теперь не  было никакой киногруппы,  а  на том месте,  где она располагалась, паслись козы.

     Мимо  проехал конный  милиционер в  старой форме  с  красными погонами, обдав нас дегтярным запахом сапог.

     - Командир, ты не заблудился? - спросил я его.

     - Кто будете? - строго вымолвил он и остановился. - Артисты?

     Конь замотал головой, отгоняя лезущих в глаза мух, прилетевших за ним.

     - Ага, из Голливуда, - сказал Ивановский. - Приехали за опытом.

     - Откуда?  -  Милиционер,  вдруг дернув повод,  повернул на нас коня. - Документики  есть?   -   Смотрел  весьма  враждебно.   Должно  быть,  крепко перевоплотился.

     - Вот сейчас выдерну тебя да набью ж..., - посулил Ивановский. - Ковбой сопливый!

     - Ты - меня? - крикнул милиционер.

     Мы  повернулись,  пошли  прочь.  Он  приказал  остановиться,  пригрозил пистолетом. Спустя мгновение за спиной трахнуло два выстрела. Впереди нас ни с  того ни с  сего в  земле пропахало две бороздки,  раскидав мелкий щебень. Пахнуло сгоревшим порохом. Выходит, патроны были не холостые.

     Мы  остановились,  он  велел возвращаться на  шахту и  поехал за  нами, напряженный от своей нелепой шутки.

     Возле деревянной коновязи мы подождали,  пока он заматывал повод, потом вошли в здание. В большом помещении первого этажа толпилось множество людей. Они сидели на  лавках,  подоконниках,  подпирали стену у  окошка с  надписью "Касса".  Увидев нас, зашумели: "Деньги привезли!" Массовка впечатляла, даже казалась  чересчур  достоверной из-за  женщин  богатырского вида,  одетых  в брезентовые робы.  Впрочем,  в  сорок девятом году женщины еще  работали под землей.

     Милиционер завел  нас  в  пустую комнату,  снова  потребовал документы, приказал вытряхнуть все из карманов. Он снял фуражку, кинул на стол. Стрижен он был под полубокс, с коротким темным чубчиком, затылок и виски щетинились. Он был ниже нас на полголовы,  поуже в плечах,  явно слабее. Он предупредил, что  считает нас  подозрительными личностями,  а  если будем сопротивляться, продырявит нам  башки;  если  мы  простые люди,  то  нас  отпустят;  если же американские  шпионы,  то  нам  крупно  не  повезло,  он  недаром  служил  в разведроте на 1-м Белорусском фронте.

     - Шизоид!  - прокомментировал Ивановский. - Ты хоть не хватайся за свою дуру. Там же боевые патроны.

     Мы выложили на застеленную газетой столешницу рядом с  черным телефоном карманную всячину:  ключи,  деньги, сигареты. Сперва он ухватился за деньги. Повернул десятку к свету, настороженно скользнул взглядом в нашу сторону, не видя нас, а лишь оценивая наши движения, потом снова просветил купюру.

     - Денежки-то  не наши,  -  весело сказал он.  -  И  курево заграничное. Попались,  что ли,  шпионы? За дураков нас считали, не могли замаскироваться получше?

     Через минуту мы стояли лицом к стене,  а свихнувшийся милиционер звонил своему начальству,  наверное в  желтый дом,  и  сообщал,  что  задержал двух вражеских агентов,  облаченных в  синие  штаны о  иностранными надписями,  а также обнаружил при них явно фальшивые дензнаки и заграничные сигареты.

     Мне стало казаться, что это все не шутка. Я поверил ему: он видел в нас что-то враждебное.

     Я стал внимательно осматривать комнату и увидел, что она совсем недавно отремонтирована,  на  полу  возле  плинтусов еще  заметны брызги побелки,  а дверная коробка даже  не  покрашена.  Для  помещения старой шахты  это  было странно.

     Милиционер разрешил мне  подойти к  столу,  посмотреть на  расстеленную газету.  Число и  год!  Девятое сентября 1949 года,  пятница.  От  нее пахло типографской краской.  Я мазнул пальцем по клише. На полях протянулся черный след. Свежая?!

     - Значит, сейчас сорок девятый год? - спросил я.

     - А по-твоему, какой?

     Я  попросил его приглядеться хотя бы к году выпуска наших денег,  он же вытащил свои, большеформатные, отпечатанные в сорок седьмом.

     Минут десять мы убеждали милиционера, что настоящие шпионы уж наверняка знают,  какие деньги ходят в стране,  что мы актеры из киногруппы, снимающей научно-фантастический фильм о будущем.

     - Актеры? - не поверил он. - Какой фильм у нас недавно снимали? Знаете?

     - "Большая жизнь",  -  вспомнил Ивановский.  -  "Спят  курганы  темные, солнцем опаленные..." Вот он эту песню сочинил.  -  Кивнул на меня. - Ему за эту песню на  самом верху руку жали.  Что,  брат,  не узнаешь?  Вот смеху-то будет: бдительный милиционер сразу двух трумэновских агентов задержал!

     - Ладно,  бывает, - подхватил я. - Если б его предупредили, что снимают кино, а так ведь и в самом деле - на лбу не написано.

     - Значит, артисты? - улыбнулся милиционер.

     - Артисты.

     - А какое у вас там будущее? Лет через пятьдесят?

     - Лет тридцать.  Может,  чуть больше. Как раз твои дети будут взрослыми мужиками. Есть дети?

     - А как же.  Два пацана!  Да, любопытно заглянуть годков на тридцать... Война с Америкой будет, как думаете?

     - Не будет, - сказал Ивановский. - Ты свое уже отвоевал, это точно. Тут пожрать есть где-нибудь? Хотя бы кусок какой-нибудь колбасы.

     - Ишь, чего - колбасы! Тут в буфете одни пирожки да красная икра.

     - Тащи, что есть! Через тридцать лет икру вспоминать будешь...

     Милиционер выглянул в коридор, распорядился и вернулся к нам, хитровато улыбаясь и  почесывая затылок.  Он  не хотел нас оставлять до приезда своего начальства.

     - А хорошо, что войны не будет, - сказал он. - Еще пожить надо. Хорошая жизнь скоро будет.

     За  дверью зашумели.  Послышался подъезжающий грузовик.  Либо  привезли зарплату, либо приехали за нами.

     Мы с Ивановским переглянулись, он подошел к окну.

     Раздались два выстрела, потом еще три.

     - Вот и бандиты! - обрадовался Ивановский. - Все-таки это кино.

     Милиционер бросился к  окну,  растерянно поглядел на меня и кинулся вон из комнаты.

     Мы пошли следом за ним.

     - Чокнутый, - заметил Ивановский. - Сейчас ему всыпят.

     Снова стали стрелять.

     Люди давились в дверях,  вырывались во двор.  Парень в куртке из черной китайки  дергал  за  ручку  заколоченную гвоздями оконную  раму.  Когда  нам удалось выбраться наружу, киногруппы мы не обнаружили.

     Толпа  окружала что-то  лежащее на  земле.  Сквозь  брань  и  проклятья доносились отдельные связные фразы, из которых стало ясно, что бандиты убили шофера, охранника и нашего несчастного милиционера.

     Убитых перенесли в здание. Тогда я увидел, что они мертвые.

     Надо было что-то предпринимать.  "Два пацана", - вспомнил я его слова о детях. И не мог поверить, что все произошло взаправду.

     По откосу террикона ползла вверх груженная породой вагонетка. Вертелось колесо на главном подъеме.