Силы неисчислимые - Александр Сабуров

— Выстояли!

— Пережили!

— Широко Гитлер шагнул, да чуть было ножки не протянул. Но придет время — протянет!..

— А в народе-то что творится!.. Ликуют люди!..

Да, весть великая. Вражеские войска разгромлены под Москвой.

Пока товарищи раздеваются, Бородачев зажигает еще две жестяные лампы «молнии», и сейчас все три светят во всю свою сорокапятилинейную мощь.

Бородачев развешивает на стене огромную карту СССР, флажками отмечает линию фронта. Цветным карандашом наносит жирную красную стрелу, направленную от Москвы на Смоленск. Первая красная стрела на фоне бесчисленных черных стрел недавнего немецкого наступления. Рева, удобно устроившись на диване, впивается глазами в карту. Всякое у нас бывало: горечь потерь сменялась радостью наших первых маленьких успехов. Но сейчас особая радость: вперед двинулась наша армия. И мы, ее крохотная частица, за сотни километров от полей великой битвы ощущаем могучую поступь советских войск. Они отстояли родную Москву и нанесли поражение врагу. Мы не можем удержать слезы радости, которые, может быть, по-мужски и полагалось бы скрыть…

Прячу повлажневшие глаза, бесцельно роюсь в полевой сумке.

Взяв себя в руки, приглашаю товарищей за стол. Заклубился дым самосада. Взволнованная беседа вертится вокруг главного вопроса: смогут ли фашисты остановить наступление наших войск? Для нас это очень важно. Если наши продолжат теснить врага, то фашистам будет не до нас и можно будет целыми партизанскими отрядами оперировать в любом направлении. А с другой стороны тревожит приближение огромной массы отступающих вражеских войск. Как бы они не смяли наши отряды и не покончили с партизанским краем, который мы создавали с таким трудом. После сокрушительного удара под Москвой гитлеровскому командованию будет еще труднее удерживать свой режим в оккупированных областях. Одним чиновникам с малочисленными войсками жандармерии теперь уже с этим не справиться. Выработанная фашистами система оккупации стала трещать по всем швам. Кровавый террор и бессмысленная жестокость не спасут ее. Страх перед репрессиями не сковал воли советских людей. Нет, они не встали на колени, а, наоборот, день ото дня усиливают борьбу во вражеском тылу. Фашистам приходится концентрировать свои силы на охране важных стратегических объектов и коммуникаций. Горькие уроки боев с партизанами побуждают фашистское командование не дробить карательные войска, а бросать против нас все более крупные части. Но в лесу и они оказываются беспомощными. Мороз и глубокий снег для партизан не новинка, а на оккупантов они наводят страх, и их войска неохотно отрываются от больших дорог. К тому же прочесать все леса никаких дивизий не хватит. Тем более приближается весна с ее распутицей.

— Весна — наш лучший союзник, — замечает командир отряда Боровик. — Пусть Гитлер хоть целую армию посылает в лес, распутица свяжет ее по рукам и ногам.

— Правильно, — поддерживаю я Боровика. — Вот почему нам незачем задерживаться здесь. Надо спешить на Украину. Мы все время должны, так сказать, размножаться на новые отряды и расширять радиус наших действий на оккупированной врагом территории. Что толку тесниться в лесу, и без того переполненном партизанами?

Наша задача — создавать все новые и новые очаги партизанской борьбы и беспрерывно наращивать удары по врагу. Пусть гитлеровцы бросают свои войска в лес. Тем самым они ослабят охрану железнодорожных станций и свои гарнизоны в городах. Значит, мы сможем «поменяться» с ними местами: они в леса, а мы в города и райцентры.

— Да, действительно нам незачем замуровывать себя в этих лесах, задумчиво сказал Боровик, поправляя свои черные, густые, аккуратно подстриженные усы. — Нам как воздух нужен оперативный простор.

Богатырь с усмешкой взглянул на него:

— Ты просто маятник. Качаешься то в одну сторону, то в другую. Только сегодня ты подбивал меня задержать наш уход отсюда…

Боровик чуть-чуть растерялся.

— Так ведь, товарищ комиссар, окончательного решения пока нет. Вот мы и думаем. — Он быстро раскрыл свою карту, испещренную массой пометок. В свое время Боровик с отрядом исколесил вдоль и поперек правобережье Днепра.

Когда враг ступил на Украину, Боровик — участник гражданской войны возглавил партизанский отряд, сформированный из шахтеров Донбасса. В конце августа 1941 года этот отряд переправился через Днепр и развернул действия в Житомирской области. В декабре враг выследил партизан. Спасаясь от преследования, Боровик вывел отряд к нам в Брянский лес. Здесь, на разъезде Нерусса, состоялась партизанская конференция, принявшая решение об объединении всех отрядов. Командиром объединения был назначен я, комиссаром — Захар Антонович Богатырь. Так Боровик с его шахтерами оказался в нашей дружной партизанской семье.

— Обратите внимание на вот эти метины, — продолжал Боровик, скользя пальцем между линиями железных дорог Киев — Коростень и Чернобыль — Овруч. — Если выходить, то надо сюда. Места мне здесь хорошо известны, дорога моим отрядом сюда проторена.

— Говоришь, дорога проторена? Та самая, по которой ты сюда из Малинских лесов драпал? — вдруг отозвался молчаливо нахохлившийся Погорелов.

Боровик сделал вид, что не расслышал реплики, и продолжал:

— Но двигаться надо, только когда леса распустятся. А до этого лучше переждать здесь.

— Он, пожалуй, прав, — тихо говорит мне Богатырь. — С выходом на Украину лучше повременить. Об этом же сегодня шла речь на заседании райкома. Ты сам подумай: наши войска наступают. Если они возьмут Брянск, тогда наш партизанский район приобретет особое стратегическое значение. По нему, как по коридору, советские войска выйдут к Украине. Понимаешь? Кстати, к местным партизанам прилетают представители Орловского обкома партии. Возможно, именно об этом и пойдет разговор.

Богатырь еще ниже наклонился ко мне:

— Есть и плохие новости, командир. На Украину в Середино-Будский район прибывают оккупационные войска. Пущен слух: нас поджидают, кто-то выдал наши планы. В Суземский отряд пришли анонимные письма, будто Мария Кенина и Василий Волчков агенты гестапо.

Хотя внимание всех присутствующих было сосредоточено на карте Боровика и Богатырь об анонимных письмах сказал шепотом, кто-то из присутствовавших неожиданно загремел на всю комнату:

— В пазухе штаба двух паразитов держите?! Вот после этого и доверяйся штабу!

Рева резко повернулся на своем диване и, сморщившись от боли, осуждающе сказал:

— Не туда клонишь, друже. Тоже нашел основание — какие-то анонимки. Чтобы им поверить, много ума не надо.

— Не будем спешить с выводами, — пытаюсь успокоить товарищей, хотя самому приходится сдерживаться, чтобы не поддаться гневу. — Кенина и Волчков наши лучшие разведчики. Они много сделали для нас.

— Маскировка! — не унимается сверхбдительный товарищ. — В нашем деле глаз да глаз нужен. А меня прорабатывают за то, что никого не принимаю в отряд. Пусть прорабатывают, но я спокоен: отряд огражден от шпионов.

Хотелось оборвать его, но уж очень претил мне разговор о всяких слухах и анонимках, к которым я и до войны испытывал настоящее отвращение. Да и мысли были заняты другим.

— Чего нам ждать, Захар? — спрашиваю комиссара. — Нужно выполнять директиву.

— Это ясно, — откликнулся Богатырь. — Но следует все продумать.

Он молча шагает по комнате, чуть склонив голову и обеими руками схватившись за ремни портупеи. Я понимаю. Каждому из нас сейчас нелегко. Красная Армия почти у ворот Орловской области. Мы так ждали ее. И вдруг надо уходить, забираться еще глубже в грозные дебри вражеского тыла.

Все молчат. Слышу, как за окном снова неистовствует вьюга, надрывно скрипит калитка. Ох, не сладко в такую пору отправляться в далекий поход! Но надо…

Раскладываю на столе свою карту. Товарищи склоняются над ней. Рассуждаю вслух:

— Значит, в Середине-Буде есть полк СС? И с фронта против нас снимают дивизию. Следовательно, нашим войскам на каком-то участке будет легче. Уже это доказывает необходимость нашего похода.

— Хватит, — вскочив как ужаленный, грохает кулаком по столу один из командиров. — Никуда я не пойду: ни на Сумщину, ни в Малин. Врагов мне и здесь хватит. Есть у меня две диверсионные группы, работой будут обеспечены, и баста! Пусть другие до меня дотянутся, потом кивают.

Тут уж я не выдержал:

— Нет, партизанщины мы не допустим!

Притих товарищ.

— Не хорохорьтесь, — тихо, но отчеканивая каждое слово, сказал ему Богатырь. Комиссар едва скрывал свой гнев, но выдержка не изменила ему и на сей раз. Только брови насупились. — Не зазнавайтесь. Оснований нет. Дотягиваться до вас некому и, главное, незачем. В хвосте плететесь. И запомните, партийная организация отряда вас не поддерживает. Подумайте об этом. На волоске держитесь.