Успех или борода - Пенни Рид

– Нет, как Иофора, тестя Моисея из Ветхого Завета. Сумки у вас есть, мисс?

Он еще раз ободряюще пожал мне руку и отпустил, шагнул к моей машине, так и стоявшей открытой, и вынул ключ из зажигания.

– Сумки?

– Вещи.

– Целая тонна, – фыркнула я. – Но не волнуйтесь, я от этого лечусь.

И засмеялась своей шутке.

Симпомпончик Джетро выпрямился и вопросительно приподнял брови, глядя на меня:

– Простите?

Видя, что он не уловил – или не расслышал – юмора в моей попытке пошутить, я перестала смеяться и откашлялась.

Когда я нервничаю, смущаюсь или грущу, то начинаю хохмить. Это моя особенность, реакция организма. Кто-то даже назовет это навязчивой привычкой. Я словно пытаюсь сказать: «Эй, вот вам пища для ума, сосредоточьтесь на ней, а не на мокрых пятнах у меня под мышками и не на том, как раздуваются мои ноздри!»

Только теперь я поняла, что рейнджер Джетро пробуждает во мне непонятный трепет, что казалось необъяснимым и странным. Раньше я не сомневалась, что мой последний бойфренд станет пожизненной прививкой против чар красавцев.

Этого еще не хватало…

Я обвинила в этом недавнюю кардионагрузку.

Удастся шутка или нет, целиком зависит от выбора момента. В своей карьере я очень рано научилась не повторять шуток, хотя и грустила по неуслышанным и неразделенным хохмам: для меня это сродни комедийному эквиваленту разбрасывания жемчуга перед некоторыми животными.

Черт бы их побрал, животных.

– Извините. Вещи в багажнике, – я показала большим пальцем за плечо и заправила волосы за уши, решив пореже раскрывать рот.

Взгляд Джетро задержался на моем лице, оставаясь теплым и даже восхищенным. Мы долго глядели друг на друга. А потом снова долго глядели. Я ждала.

Зачирикала какая-то птица.

Ветер зашелестел в кронах.

А Джетро все смотрел.

По выражению его глаз, мечтательному и игривому, я даже подумала, уж не супер ли поклонник мне попался. А может, Джетро еще никогда не встречал знаменитостей? Как бы там ни было, ему надлежало пошевеливаться, потому что мне требовалось в туалет. Я не желала пúсать за большим деревом с краю усыпанного гравием «кармана», потому что уже пúсала за ним больше часа назад, когда в первый раз наткнулась на этот просвет.

Я уже хотела снова пошутить, но Джетро моргнул, и чары рассеялись. Он коротко кивнул, нагнулся к рулю и открыл багажник. Я повернулась и пошла доставать сумки.

Но Джетро меня опередил: он сунулся в багажник, не успела я толком приподнять крышку, и схватил мои чемодан и сумку.

– Позвольте мне, – сказал он, просияв в мой адрес очередной широкой ухмылкой.

– Зачем это, я в состоянии поднять свой багаж…

– А у нас услуги по спасению в полном объеме, мисс. – Выпрямившись, рейнджер Джетро поставил мой огромный, фунтов восемьдесят весом, чемодан на гравий, а дорожную сумку забросил на плечо. Вместо того чтобы катить чемодан, он поднял его за ручку и понес к пикапу.

Я нахмурилась, глядя вслед его удаляющейся фигуре:

– Рейнджер, там колесики есть!

– Так пусть и дальше будут. На гравии их оторвет в момент, – хмыкнул он.

Я приподняла бровь, сверля взглядом его спину: такая предусмотрительность и предупредительность застали меня врасплох.

Насторожившись, я подошла к заднему сиденью за рюкзачком. Происходящее подозрительно смахивало на эпизод из «Сумеречной зоны»: красавец мужчина, не лишенный мозгов?!

Одно с другим как-то не вязалось.

Разве что он гей. Да, наверное, гей…

По опыту скажу, что большинство красавцев, которые обходительно держатся и хоть немного дружат с головой, голубые. Это мой любимый тип красавцев. Я начала надеяться, что рейнджер Джетро – из этих.

Выпрямившись с рюкзаком в руках, я увидела, что он стоит справа от своего пикапа и выжидательно глядит на меня, придерживая дверцу. Игривая улыбка не сходила с его лица, а взгляд одобрительно проехался по мне вверх-вниз.

Да-а-а, рейнджер Джетро – совсем не гей.

Я дрогнула и замедлила шаг, потому что внутри, ниже ребер, возникло незнакомое легкое трепетание, вроде короткого замирания. Неужели это влечение?

Однако я не исключала и голод или страх быть убитой.

Я пожалела, что у меня не ловит сотовый. Хотя рейнджер и на службе, я с куда более легким сердцем села бы в машину к незнакомцу, если бы могла кого-то предупредить. Или хоть твитнуть символах в ста сорока: «Если меня найдут мертвой, прошу винить красивого рейнджера национального парка, которого зовут как тестя Моисея».

Поравнявшись с Джетро и открытой дверцей пикапа, я заглянула в машину и спросила:

– Значит, тестя Моисея звали Иофором?

– Верно. – Джетро наклонил голову набок и взял рюкзак с моего плеча.

В животе у меня снова затрепетало, и я сглотнула, борясь с этим ощущением.

– А почему я этого не знала?

Его взгляд скользнул по моим волосам, спадающим за плечи.

– Должно быть, пропустили рассылку уведомлений.

Глубоко вздохнув для храбрости, я залезла в кабину.

– Вы еще скажите, что дядю Моисея звали Дарнел или Клет!

– Не угадали. Его дядей звали Ицхар, Хеврон и Узиэль. – Положив рюкзак у меня в ногах, Джетро захлопнул дверцу.

Я смотрела, как он неспешно обходит капот, положив руки на ремень, перехватывающий его тонкую талию. Мне нравился этот ремень с подвесными футлярчиками: с ним рейнджер Джетро выглядел еще более дельным. К тому же у него была красивая походка. Маньяки так не ходят.

Открыв дверцу со стороны водителя, Джетро продолжал:

– А мать Моисея приходилась еще и теткой его отцу. Ремень.

Я уставилась на его профиль:

– Это ее так звали – Ремень?

– Нет, – засмеялся Джетро. Зеленовато-карие глаза искрились весельем, и он глядел на меня с таким выражением, будто это я красавица и прелесть. – Пристегните ремень, мисс.

Я подчинилась, обдумывая фразу про мать Моисея и не позволяя себе смущаться от такого деловитого и ободряющего внимания.