Суд королевской скамьи, зал № 7 - Леон Юрис

Каждый день он с радостью возвращался домой. Их коттедж в Грумбридж-Виллидж находился в нескольких километрах от госпиталя. Располневшая фигура Анджелы напоминала об их будущем ребенке. Вечерами они выходили на прогулку и, как всегда, рука об руку, в безмолвной беседе, шли по лесной тропинке в Тод-Рок, где отдыхали за чашкой чая в живописном старинном кафе. Выпивал Адам теперь гораздо меньше.

Однажды июльским вечером он закончил работу в госпитале, и санитар погрузил продукты на заднее сиденье его машины. Он заехал в центр города, чтобы купить букет роз, а потом поехал в Грумбридж.

Позвонив в дверь, он не услышал шагов Анжелы. Это всегда его пугало: боязнь потерять ее не оставляла его ни на минуту, страх таился за каждым деревом в лесу. Адам переложил сумку с продуктами в другую руку и полез в карман за ключом. Стоп! Дверь оказалась не заперта. Он распахнул ее.

— Анджела!

Его жена сидела на краешке стула в гостиной, лицо ее было пепельно-бледным. Адам перевел взгляд на двоих мужчин, стоявших рядом с ней.

— Доктор Кельно?

— Да.

— Инспектор Юбенк из Скотленд-Ярда.

— Инспектор Хендерсон, — сказал второй, показывая свое удостоверение.

— Что вам нужно? Что вы здесь делаете?

— У меня ордер на ваш арест.

— На мой арест?

— Да, сэр.

— В чем дело? Что это за шутки?

По их угрюмым лицам он понял, что это не шутки.

— Арест? За что?

— Вы препровождаетесь в Брикстонскую тюрьму и будете находиться там до выдачи Польше, где вас предадут суду как военного преступника.

3

Дело происходило в Лондоне, но всё в этой комнате заставляло вспомнить Варшаву. Анджела сидела в приемной «Свободной Польши», стены которой украшали огромные официальные портреты Пилсудского, Рыдз-Смиглы, Падеревского[1] и целая галерея польских героев. Здесь и в других подобных местах, разбросанных по всему Лондону, сотни тысяч поляков, которым удалось спастись бегством, хранили память о своей родине.

Беременность Анджелы была уже очень заметна. Она нервно комкала в руках платок, а Зенон Мысленски пытался ее успокоить.

Высокая дверь, ведущая в кабинет, открылась, и к ним подошел секретарь.

Анджела поправила платье и, поддерживаемая под руку Зеноном, вошла в кабинет. Из-за стола поднялся человек маленького роста, но весьма аристократического вида — граф Анатоль Черны. Он поздоровался с Зеноном, как со старым приятелем, поцеловал руку Анджеле и предложил им сесть.

— Боюсь, мы зря потеряли драгоценное время, обратившись к правительству в изгнании, — сказал он. — Англия его больше не признает. В британском Министерстве внутренних дел мы тоже никакой информации получить не смогли.

— Но ради Бога, о чем вообще идет речь? — с горячностью спросила Анджела. — Кто-то должен нам что-то объяснить!

— Мы знаем только одно. Около двух недель назад сюда из Варшавы прибыл некий Натан Гольдмарк. Это еврей-коммунист и следователь по особо важным делам польской тайной полиции. Он располагает показаниями многих бывших заключенных концлагеря «Ядвига», исключительно польских коммунистов. Показания даны под присягой и содержат обвинения против вашего мужа.

— Что же это за обвинения?

— Я их не видел, а Министерство внутренних дел хранит все в тайне. Позиция Великобритании такова: если иностранное правительство, с которым она имеет соответствующий договор, требует чьей-то выдачи и представляет достаточное обоснование, это требование удовлетворяется без специального разбирательства.

— Но в чем могут обвинять Адама? Вы же читали показания, собранные во время расследования в Монце. Я сам там был, — сказал Зенон.

— Конечно, мы оба понимаем, что происходит на самом деле, не так ли? — ответил граф.

— Но я ничего не понимаю! — воскликнула Анджела.

— Коммунисты считают необходимым вести постоянную пропагандистскую кампанию, чтобы оправдать свой захват Польши. Доктор Кельно намечен в качестве жертвенного агнца. Нет лучшего маневра, чем доказать, что польский националист был военным преступником.

— Господи, что же нам делать?

— Мы, конечно, будем бороться. У нас есть кое-какие возможности. Министерству внутренних дел понадобится несколько недель, чтобы решить этот вопрос. Наша первая тактическая задача — добиться отсрочки. Мадам Кельно, мне нужно ваше согласие поручить ведение дела одной адвокатской фирме, которая раньше оказывала нам большую помощь в подобных случаях.

— Да, конечно, — прошептала она.

— Это фирма «Хоббинс, Ньютон и Смидди».

— О, мой бедный дорогой Адам… Боже, Боже!

— Анджела, прошу тебя…

— Вы плохо себя чувствуете, мадам Кельно?

— Нет… Простите.

Она прижала к губам стиснутые кулаки с побелевшими костяшками и сделала несколько глубоких вдохов.

— Ну, не волнуйтесь, — сказал граф Черны. — Мы же в Англии. Мы имеем дело с приличными, цивилизованными людьми.

Такси остановилось посередине Пэлл-Мэлл, дождалось разрыва в веренице встречных машин, быстро сделало крутой разворот и остановилось перед клубом «Реформ».

Ричард Смидди аккуратно надел котелок, сунул подмышку зонтик, открыл потрепанный кошелек и тщательно отсчитал положенную плату по счетчику.

— И шесть пенсов вам, — сказал он.

— Благодарю, папаша, — отозвался таксист, включил сигнал «СВОБОДНО» и отъехал от тротуара. Сунув в карман скудные чаевые, он покачал головой. Нет, конечно, новой войны он не хотел, упаси Бог, но хорошо бы здесь снова увидеть щедрых янки.

Ричард Смидди, сын Джорджа Смидди и внук Гарольда Смидди — основателя этой солидной старой фирмы — поднялся по лестнице к входу в клуб «Реформ». Он испытывал немалое удовольствие от того, что ему меньше чем за неделю удалось добиться встречи с Робертом Хайсмитом. Согласно заведенному порядку, клерк Смидди написал и послал с посыльным клерку Хайсмита в парламенте записку с просьбой об этой встрече. Смидди велел приписать, что дело довольно срочное. На секунду ему пришло в голову, что, может быть, надо нарушить традицию — снять трубку и позвонить, но так делают дела только американцы.

Ричард Смидди оставил гардеробщику котелок и зонтик и, как обычно, заметил, что погода сегодня скверная.

— Мистер Хайсмит ожидает вас, сэр.

Смидди поднялся по парадной лестнице — той самой, на которой Филеас Фогг начал и закончил свое путешествие вокруг света за восемьдесят дней, — и вошел в гостиную. Роберт Хайсмит, грузный мужчина в костюме, не отличавшемся щегольством, не без труда поднялся из глубокого кресла, кожа которого потрескалась от старости. Этот колоритный тип — потомственный дворянин-землевладелец, нарушивший семейные традиции, чтобы вступить в сословие адвокатов, — был выдающимся барристером; недавно, в тридцать пять лет, он стал членом парламента. Ревностный правдолюбец, Хайсмит постоянно участвовал в какой-нибудь кампании против несправедливости. В этом качестве он возглавлял британское отделение «Сэнктьюэри Интернэшнл» — организации, посвятившей себя защите политических заключенных.

— Привет, Смидди. Садитесь, садитесь.

— Это большая любезность с вашей стороны, что вы приняли меня так скоро.

— Не так уж и скоро. Мне пришлось как следует надавить на Министерство внутренних дел, чтобы придержать дело. Вам надо было бы позвонить мне, чтобы договориться о встрече, раз уж это так срочно.

— Да, у меня была такая мысль.

Хайсмит заказал себе виски без содовой, а Ричард Смидди — чая с пирожными.

— Так вот, я выяснил суть обвинений, — сказал Хайсмит. — Они обвиняют его чуть ли не во всем, в чем только можно. — Он сдвинул очки на кончик носа, пригладил растрепанные волосы и стал читать вслух то, что было написано на листке бумаги. — Введение заключенным смертельных доз фенола, сотрудничество с нацистами, отбор заключенных для отправки в газовые камеры, участие в хирургических экспериментах, принятие присяги в качестве почетного гражданина Германии. И так далее и тому подобное. Получается какое-то кровожадное чудовище. Что он за тип?

— Вполне приличный человек. Немного туповат. Поляк, вы же понимаете.

— Что может сказать обо всем этом ваша фирма?

— Мы очень тщательно занимались делом Кельно, мистер Хайсмит, и я готов поставить свой последний фунт на то, что он невиновен.

— Мерзавцы. Ну ничего, мы позаботимся о том, чтобы это у них не прошло.

«Сэнктьюэри Интернэшнл»

Реймонд-Билдингс

Грейз-Инн

Лондон

Заместителю государственного секретаря

Министерство внутренних дел

Управление по делам иностранцев

Олд-Бейли, 10

Лондон

Глубокоуважаемый м-р Клэйтон-Хилл,