Избранное (СИ) - Измайлова Кира Алиевна

Полог палатки откинулся, и девушка выбралась наружу. На ней был подобранный Генри мужской костюм; правду говоря, он рассчитывал, что девица окажется побольше ростом и пофигуристее, но принцесса подтянула пояс потуже, и вышло совсем неплохо. На ремне висел поясной кошель, тот самый, кажется, что был при ней прежде, только драгоценная отделка с него исчезла. А рубашка вроде и в самый раз, присмотрелся он, да и куртка ничего так сидит. А вот интересно бы знать, как она обувку натягивала? Вряд ли принцессы умеют портянки наматывать… Сотрет ведь ноги ко всем чертям! С другой стороны, пешком ей ходить особо и не придется…

– Что прикажете делать с этим? – Девушка протянула Генри охапку тряпья, бывшего когда-то праздничным платьем. – В костер?..

Ага, вот и корсет, стыдливо спрятанный среди кружевных нижних юбок. И будь Генри проклят, если шнуровка не распорота! Значит, у принцессы имеется при себе что-то острое, но вот где она это что-то прячет? Хотелось бы знать, во избежание неприятных инцидентов, но не обыскивать же ее! Станешь врагом на веки вечные, а им еще столько времени быть с глазу на глаз…

– Давай. – Он отобрал у нее ношу. Решила вести себя нормально – и слава всем богам, главное, чтобы эта блажь у нее не прошла! – Это точно в костер… И это… Нижнее на тряпки пойдет. Мало ли что…

А вот само платье надо бы сохранить. Сейчас такого – и так – не шьют. Ручная вышивка, драгоценности, и плевать, что грязное и мятое!

Генри аккуратно расправил платье, сложил, перевел взгляд на принцессу, примостившуюся на сложенном одеяле у костра. Ее высокая пудреная прическа смотрелась нелепо и неуместно с мужской одеждой.

– Ты бы волосы-то распустила, – сказал он, добавляя в похлебку приправ. – Там вон за деревьями ручей есть, можешь пудру смыть. Вода холодная, но на солнышке оно ничего… Неудобно ж, поди?

– Да, пожалуй, – откликнулась девушка.

В голосе ее послышалась сдержанная усмешка, и Генри поднял глаза – как раз вовремя, чтобы увидеть, как принцесса уверенно берется за волосы повыше ушей… и снимает эту свою замысловатую прическу с такой же легкостью, как Генри – шляпу.

– Ну ничего себе! – сказал он, когда девушка аккуратно положила парик рядом с собой и распустила волосы.

Принцесса оказалась довольно коротко стриженной – волосы только-только до плеч. Генри присмотрелся – сквозь пудру на ее носу отчетливо проступали веснушки.

– Это… – Генри пытался придумать, как бы задать вопрос и при том не обидеть девушку.

Монтроз помнил, что среди останков дам в тронном зале он остовов париков не заметил. Хотя… он не приглядывался особенно, его больше интересовали драгоценности. Может, у них мода такая была!

– Я болела, – ответила принцесса на его невысказанный вопрос. – Пришлось остричь волосы, и они не успели отрасти настолько, чтобы можно было уложить в прическу.

– А-а, – глубокомысленно заметил Генри, взяв на заметку эти слова. Болела, значит? А как же всемогущие придворные маги? Любопытно… Но выяснять это именно сейчас он не собирался. – Все равно иди умойся. Доварилось уже.

Принцесса не заставила себя упрашивать, встала, отправилась к ручью. Генри кивнул Грому – мол, сопроводи. Пес отправился следом. Можно быть спокойным – Гром присмотрит…

Девушка вернулась быстро. Умытая, она растеряла аристократическую бледность (та явно была обязана происхождением пудре), оказавшись мало того, что веснушчатой, так еще и загорелой. Пусть не сильно, но, во всяком случае, у девиц, которые безвылазно сидят дома (как все богачки, которых доводилось знать Генри), не бывает такого цвета лица. Не бывает, и все тут!

– Волосы-то собери, – мрачно сказал Генри, снимая котелок с огня. – Не на балу. На, шнурком перевяжи…

Последний штрих – заплетенные в две короткие косички рыжеватые волосы – его добил. Эта девица могла быть кем угодно, но только не принцессой Марией-Антонией. У принцесс не должно быть веснушек, обветренных щек и такого взгляда. Принцессы – они… нежные. Цветы, в общем. А это… сорняк какой-то. Нет, конечно, если ее одеть по-старому, напялить парик, напудрить, то все будет хорошо, а так… Девчонка с фермы. Как бы Хоуэллы не решили, что Генри их дурит!

– Ешь, – сказал он мрачно, плеснув похлебки в миску. – Разносолов нету, не во дворце.

– Благодарю, – церемонно произнесла девушка.

Даже у костра она сидела, гордо выпрямившись. Рассветное солнце осветило принцессу, всю целиком, и волосы ее полыхнули таким глубоким золотом, что Генри зажмурился на мгновение, и вся она оказалась облита ярким утренним светом с головы до ног, только глаза по-прежнему оставались двумя льдинками на бесстрастном лице…

Хоуэллы не заподозрят его в обмане, – понял в этот момент Генри. Уж им-то достаточно будет единожды увидеть Марию-Антонию, чтобы понять, кто она такая и чего стоит…

– Ты можешь называть меня Тони, – сказала принцесса, перебив его мысли, и вдруг улыбнулась, невесело, но искренне. – Так звали меня… дома.

– Ладно… – ответил Генри, не понимая, что это вдруг нашло на девицу и с чего она решила говорить ему «ты». – Идет.

– Я повела себя безобразно, даже не поблагодарив тебя за спасение, – продолжила она, поднося ко рту щербатую ложку. Генри невольно устыдился за состояние своей походной посуды. – Прими мою благодарность сейчас, Генри Монтроз. А плату за это, – добавила она не без издевки, – думаю, ты уже взял.

«Господи, она что, нормальная? – не поверил тот ушам своим. – Не дура, не истеричка… стерва, может быть, но нормальная?»

– Да уж взял… аванс, – кивнул он. – И вчера еще добавил. Уж не обессудь, твое высочество… или величество теперь уже, наверно. Я человек простой, жить на что-то надо.

– Понимаю, – кивнула принцесса. – Я даже могу сказать тебе, как войти в сокровищницу. Я ведь знаю все ключи от всех заклятий, Генри… – Она смотрела на него в упор, и от этого взгляда хотелось передернуть плечами, поежиться, как от сильного холода. – Но верни то, что принадлежит только мне. Я не претендую на регалии отца, раз уж королевства больше нет, но драгоценности моей матери…

– Эти? – Генри вынул из-за пазухи сверток, бережно развернул. Да что ж нашло на девицу?!

– Да, – кивнула она, не отводя взгляда. – Только подумай: все сокровища замка в обмен на один-единственный гарнитур! Он ведь ценен для тебя только камнями и древностью своей, не так ли? Ну так в сокровищнице есть еще более древние и великолепные вещи, бери что захочешь! А это – память о тех, кого я никогда больше не увижу, кого я даже не могу предать достойному погребению…

Генри мотнул головой, избавляясь от наваждения. Ну, здорова зубы заговаривать!

– В замок я больше не пойду, – сказал он, покачивая драгоценности покойной королевы на ладони. – Опасно. Да и… нехорошо там. Что до побрякушек, спасибо, конечно, но я себе присобрал на пару жизней, и хватит. Больше все равно не протяну, – хмыкнул он. – А что до этого… Не могу тебе отдать. Себе не возьму, ты не думай, мне и так хватит, но…

– Ты должен показать это хозяину? – спросила девушка, и Генри только вздохнул. Ну, впрочем, догадаться не так уж сложно!

– Ну да, – ответил он. – Ты пока не спрашивай, что к чему и почему, я сам не очень понимаю. Мне и не положено. Вот доедем, тогда ты его и выспрашивай, а я так… Делаю, что сказано. Хорошо делаю, – добавил он не без самодовольства. – Наверно, тот, кто меня нанял, тебе твои побрякушки отдаст, у него и так выше крыши. Но я – не могу. Ясно?

– Вполне, – улыбнулась принцесса. Ух, но до чего же холодные глаза! И будто изучает его, рассматривает сверху донизу, прикидывает, как лучше использовать. У Хоуэллов у обоих почти такие же глаза, но они это как-то скрывают, чтобы людей не пугать, а вот она…

– Оно правда древнее? – спросил Генри невпопад, чтобы переменить тему.

– Теперь – несомненно, – ответила она все с той же непонятной усмешкой. – Но и в мое время… Это – «Сердце пламени». – Девушка коснулась самого крупного рубина в ожерелье. – Прадед моего прадеда привез его из похода на самый дальний восток. По преданию, он снял его с головного убора тамошнего военачальника, которого убил в бою, и с той минуты от дикарей отвернулась удача…