Прах и пепел - Татьяна Николаевна Зубачева

нажал на точку в подмышечной впадине. И безвольно лежащие на его колене чёрные пальцы Чака дрогнули, приподнимаясь, собираясь в горсть и опять опали. Чак задёргал головой, пытаясь высвободиться.

– Ты чего? Пусти!

Крис отпустил его голову.

– Полежи, отвернувшись.

– Зачем?

– Сам полежишь или опять прижать?

И нажал на точку в локте.

От боли, хлестнувшей по руке огненной струёй, и главное от неожиданности Чак закричал и рванулся. И тут же распахнулась дверь, и в палату вбежал Жариков, а следом за ним Гольцев.

– Крис…! Не смей!

– Доктор Ваня! – забыв обо всех правилах, счастливо заорал, вскакивая на ноги, Крис. – У него дёргается!!! – и бессмысленно счастливо выругался сразу на двух языках.

Чак извивался, пытаясь высвободиться из хватки Криса, отчаянно ругаясь. Но как только над ним наклонился доктор, замер с выражением угрюмой покорности.

– Вот, – сбивчиво путая слова, объяснял Крис. – Я проминал его, он повернулся, и я точку задел, они и дёрнулись, повторил… точно. Ну, я за локоть… и чувствительность сразу, и… вот, смотрите, Чак, сейчас больно будет…

И опять боль, от которой Чак невольно забился, пытаясь увернуться, застонал.

– Хватит-хватит, вижу, – остановил Криса Жариков. – А с другой рукой?

– Не знаю. Проверить? – предложил Крис.

– Убейте! – крикнул Чак. – Хватит уже с меня, убейте!

– Дурак, – Крис улыбался так, что у Чака невольно дёрнулись в ответной улыбке губы. – У тебя рефлекторная дуга есть. Понял?

– Чего-чего?! – вырвалось у Чака.

– Потом объясню, – отмахнулся Крис и посмотрел на доктора. – Я ему мну и чувствую: живые мышцы, ну… ну, не тряпочные. Я ж работал с этими… – и по-русски: – спинальниками, – и снова по-английски: – Там, как на подушке, неживое месишь, а здесь… ну, совсем другое.

– Тише-тише, – остановил его Жариков.

Прощупывая руки Чака, сгибая и разгибая ему пальцы, ладони, он, не отрываясь, смотрел на его лицо, прямо в глаза. Чак часто дышал полуоткрытым ртом, на его лбу и скулах выступили капли пота.

– Интересно, – тихо, как самому себе, но по-английски сказал Жариков. – Совсем интересно. Больно, Чак?

– Не знаю, сэр, – неуверенно ответил Чак.

И в самом деле, не боль, а какая-то… щекотка глубоко внутри.

– О чём ты сейчас думаешь?

Чак растерянно заморгал. Вопрос был настолько странный, что он не знал, как на него отвечать.

– Ни о чём, сэр.

– Ладно, – Жариков выпрямился. – Отдыхай. Крис, ты перестели, а то сбилось, натирать будет.

– Хорошо, доктор, – кивнул Крис. – А… массаж? Я ему левую не закончил.

– Ты как? – Жариков посмотрел на Чака. – Очень устал?

– А больно не будет? – совсем по-детски вырвалось у Чака.

– Нет, – мотнул головой Крис. – Больше не будет.

– Тогда закончи, конечно, – кивнул Жариков.

Крис поставил на место отлетевший в сторону стул, поправил Чака, сел и взял его левую кисть.

Чак настороженно ждал боли. Жариков и Гольцев, стоя рядом, смотрели, не отрываясь. Но Гольцев на руки Криса, а Жариков на лицо Чака. Крис аккуратно положил руку Чака на кровать и поднял на Жарикова глаза.

– Всё.

– Хорошо, – Жариков улыбнулся Чаку. – Отдыхай. Крис, потом, когда закончишь здесь, зайди ко мне.

– Хорошо, доктор, – кивнул Крис.

Когда Жариков и Гольцев вышли, Крис откинул одеяло.

– Вставай, перестелю.

Чак медленно, неуверенно встал. И, пока Крис перетряхивал, перестилал ему постель, расправляя и разглаживая складки, неловко топтался рядом.

– Ну вот, ложись. Чего тебе дать? Утку, судно?

– Я… сам пойду, – глухо ответил Чак.

– Так нагишом и пошлёпаешь? – необидно усмехнулся Крис. – Уборная здесь общая, по коридору надо. А там ещё ручки, рычаги и цепочки всякие, не справишься. Давай, ложись.

Чак лёг. С первых дней именно эта процедура больше всего унижала его. Большей беспомощности не бывает. Но не ходить же под себя. И сил на то, чтобы хотя бы поязвить, уже не было: он чего-то страшно устал. И ссориться с Крисом неохота.

– Не надо ничего. Не хочу я.

– Ладно, – согласился Крис, – твоё дело. Спи тогда, – расправил на нём одеяло и пошёл к двери.

– Крис, – нагнал его уже в дверях натужный шёпот.

– Чего тебе? – обернулся Крис.

– Подойди, – попросил Чак.

Крис пожал плечами и подошёл.

– Ну?

– Нажми мне… на правой… – Чак судорожно сглотнул. – Посмотреть хочу.

– Больно будет, – предупредил Крис, беря его правую руку.

– Плевать. Перетерплю. Только увидеть… – прошептал Чак.

Крис понимающе кивнул и повернул его руку так, чтобы Чак видел свою бессильно обвисающую кисть. Нажал на точку в локтевом суставе. Лицо Чака исказилось, из глаз потекли слёзы, а рот открылся в беззвучном крике, но он, не мигая, смотрел на свой полусжатый кулак. Крис отпустил его локоть, и почти сразу ослабли, повисли пальцы. Чак хрипло перевёл дыхание. Крис взял с тумбочки марлевую салфетку и вытер ему лицо.

– Всё. Спи.

Чак, не ответив, закрыл глаза. И когда стукнула, закрываясь, дверь и наступила тишина, беззвучно заплакал.

– Интересно, очень интересно, – Гольцев снял халат, аккуратно расправил рукава. – Жаль, но надо ехать.

Жариков кивнул.

– Если найдётся что…

– Найдётся, Иван Дормидонтович, – Гольцев подмигнул. – Когда знаешь, что искать и где искать, то обязательно найдётся. Ничего, соберём мозаику.

Жариков улыбнулся и продолжил тоном рассказчика:

– И проведём большой процесс.

Гольцев задумчиво пожал плечами.

– Начальству, конечно, виднее, но, может, и проведём. Дело, я думаю, не в процессе. Да и судить там особо некого. Ладно, спасибо. Если что… я всегда и сразу.

– Спасибо. Непременно и тоже сразу.

Последнее рукопожатие, и за Гольцевым закрылась дверь. Жариков прошёлся по дежурке, постоял у окна, невидяще глядя на уже привычный пейзаж. Ночка, кажется, предстоит весёлая. Хотя и прошлые скучными не были. А до ночи ещё о-го-го сколько времени. И его ещё прожить надо.

– Чак, – тихо позвал знакомый голос. – Ты как?

Чак медленно, раздирая слипшиеся от высохших слёз ресницы, открыл глаза. Гэб? Да, Гэб, не в рабском, а белом нижнем белье, как у…

– Щеголяешь? – заставил себя ухмыльнуться Чак. – Под беляка, смотрю, вырядился.

– Так моё всё забрали, как привезли, – развёл руками Гэб. – А вот это дали. А ты что… нагишом? Чего, тебе не дали, что ли?

– А тебе что за печаль? – неприязненно ответил Чак. – Чего припёрся?

– Орал ты здорово, – пожал плечами Гэб. – А потом тихо совсем стало, я в коридор выглянул, смотрю – никого, убрались поганцы, я и пошёл…

– Посмотреть, – закончил за него Чак.

– А что, нельзя? – насмешливо скривил губы Гэб.

– Посмотреть и добить, не так, что ли? – Чак перевёл дыхание. – Вали отсюда на хрен, скотина.

– Но-но, не очень-то задирайся. Обломаю, – напрягся Гэб.

– А кто ты? – Чак схватил открытым ртом воздух. – Мы здесь который день, дверь не заперта. Ты хоть раз пришёл? Ты же