Дорога без возврата - Татьяна Николаевна Зубачева

как сказала деревенская бабка, впервые в жизни посмотрев порножурнал. Да и в самом деле, интерес уже академический… нет, кое-что в главу… нет, книгу из-за переезда придётся пока отложить. А парни…

…Хриплое натужное дыхание, полузакрытые глаза, вздрагивающие в болевых судорогах тела, смятые отброшенные к изножью или просто на пол простыни. Они уже ни о чём не просят, только молча плачут от боли и страха. Дать обезболивающего невозможно: таблетки выплёвывают, а вид шприца вызывает бурную истерику. Пришлось от всего отказаться. Да и не помогают анальгетики. Он обходит их, здоровается, задаёт вопросы, но ему не отвечают. Нельзя же испуганное: «Не бейте меня, сэр!», «Не надо, сэр!» – считать ответом. И всё-таки он не отступает. Уже ясно, что при всей внешней схожести симптомов с наркотической «ломкой» это состояние связано прежде всего и сильнее всего с психикой…

…Да, а сколько наломано дров, сделано ошибок. Те самоубийства на нём, и ничего с этим не поделать.

Жариков тряхнул головой: это воспоминание слишком царапало. Да, ему приходилось терять пациентов, но не так. Роковая цифра в двадцать пять лет. И побег в смерть. Теперь-то он знает, что надо было сказать, как убедить, что жизнь только начинается, а тогда… тогда он был бессилен, его просто не слышали, выполняя его команды и односложно отвечая на его вопросы, не слышали, не желали слышать. Тихий, но откровенный бунт отчаявшихся рабов. И его словам о свободе они не верили, он был для них белым и только белым.

Ладно, это всё уже проанализировано и записано, занесено в соответствующие графы таблиц. И есть парни. Со всеми их фокусами и закидонами, страхами и надеждами…

…В бывшей комнате Криса теперь жил Андрей. Джо и Джим заявили, что ночью надо спать, а не читать заумные книги, да ещё с комментариями вслух, и Андрей переселился. У него и собрались. Каждый пришёл со своим стулом и чашкой, и в комнате стало не повернуться. Их – его и Юрку как почётных гостей – усадили у стола. Из десятка чайников налили всем чаю, но у многих чашки так и остались нетронутыми. Крис встал, оглядел всех блестящими, как от лихорадки, глазами.

– Парни, я обещал сказать, – Крис говорил по-английски. – Сегодня скажу. Но только о себе. Кто о ней хоть что скажет, все зубы в глотку вобью до самого нутра. Поняли?

– Да ладно тебе… Не дураки… Давай… – загудело по комнате.

И снова напряжённая тишина.

– Всё восстановилось, – выдохнул Крис. – Всё могу. И волна. Каждый раз волна.

Он слушал короткие отрывистые от сдерживаемого волнения фразы, чувствовал напряжение сидящего рядом Аристова. Да, Крис откровенен до предела и даже, пожалуй, сверх, до… до невозможного. Кое-какие термины непонятны, но об общем смысле можно догадаться. И, разумеется, «волна» больше, чем просто оргазм, недаром парни говорят о ней с каким-то, да, суеверным, но не ужасом, а почтением.

– Ждите, парни, – Крис облизывает пересохшие губы, судорожно сглатывает. – Встретите, попадёте под волну, и всё тогда будет.

– Здесь не встретишь, – вздыхает кто-то.

– Да, – кивает Андрей. – Здесь мы всё равно не люди.

– Не скажи, – возражает ещё один. – А вот если…

Но спора, против ожидания, нет, в принципе каждый для себя уже всё решил. И снова вопросы. Много повторов. Перепроверка? Нет, каждый спрашивает о чём-то важном именно для себя.

– Я могу, всё могу, парни, – Крис снова сглатывает и вдруг краснеет, кровь заметно приливает к щекам, и совсем тихо: – Я… я хочу этого, парни. Сам хочу.

– Тебе… приятно? – так же тихо в оглушительной тишине спрашивает Эд.

Крис молча кивает, и все долго молчат…

…Жариков оглядел отобранную стопку и стал её перевязывать. Ну вот, и пусть полежит до лучших времён. А там осядем на место, разложимся, обставимся и… там посмотрим.

Американская Федерация

Алабама

Колумбия

К родителям Моны они собрались только через неделю после свадьбы. До свадьбы было слишком много дел и мало времени, а на неделю Найджел не может бросить дело, она же понимает, видит, как они – все трое – работают. Своё дело, работа у мужчины всегда на первом месте, а семья – на втором. У настоящего мужчины. А Найджел – настоящий.

– Я написала маме, – Мона пришивала пуговицы к рубашке Найджела, сидя на кровати, – что мы приедем в воскресенье, потому что в субботу ты работаешь.

Найджел сидел на стуле напротив и влюблённо смотрел на неё.

– Конечно, Мона.

В дверь их комнаты тихонько стукнули.

– Найдж, – позвал голос Метьюза, – тянуться будешь?

– Да, – он встал, – я иду. Мона, я…

– Конечно-конечно, – закивала она. – Мне есть чем заняться.

И подставила ему щёку для поцелуя. Найджел быстро поцеловал её и вышел.

Разумеется, его женитьба изменила не только его жизнь, но и жизнь братьев. Мона переехала после свадьбы к нему, сразу стало и труднее, и легче. Привычным голышом не побегаешь, в ванной сделали задвижку, но зато не надо теперь отрываться от работы для готовки, завтрак, ленч, обед – всё Мона взяла на себя. Они поднимаются снизу, идут в душ и садятся за стол. Всё и вкусно, и сытно, и красиво. И как-то само собой получилось. Тогда он привёл Мону познакомиться с братьями в четверг, за два дня до свадьбы – всё-таки решили не в субботу, а в воскресенье. Он очень боялся, что Мона не понравится братьям, они же элы, в женщинах разбираются куда лучше него, а Роб ещё и сочтёт расходы чрезмерно большими, нет, жениться бы он всё равно женился, но если бы братья сказали: «Нет!», – то было бы плохо…

Найджел врезался головой в пол и сел, ошалело моргая и потирая макушку.

– Ты чем думаешь? – сердито спросил Роб. – Совсем центр не держишь.

– Не чем, а о чём, – Метьюз поправил Роба и тут же себя: – О ком. Сильно ушибся?

Найджел покосился на дверь своей комнаты и встал, сказав самую малость громче нужного:

– Я в порядке. Поехали.

Мона сидела на кровати, откинувшись плечами на стену и касаясь затылком маминого коврика. На коленях книга, но она не читала, а слушала. Каждый вечер Найджел перед сном уходит тянуться. Он говорил ей, что это специальная гимнастика, а занимаются они ею в холле, потому что там просторно. И страшно смущался, объясняя. Господи, будто она не знает, что мужчины не могут без вечернего развлечения, а гимнастика в холле безусловно лучше сидения в ближайшем баре. Конечно – она в который раз оглядела просторную от пустоты комнату – небогато, что и говорить, но она шла не за