Память, Скорбь и Тёрн - Уильямс Тэд

Саймон ничего не ответил. Он употребил все свои силы на то, чтобы не начать, подобно пьяному, бормотать, поверяя свои мысли под действием этого неотразимого взгляда.

— Я должна отдать его им, — прошипела она. — Они его повсюду ищут, я знаю! Мои сны сказали мне это. Мой господин и моя госпожа дадут мне за это… власть. — Она рассмеялась девическим смехом, который напугал его больше, чем любой из эпизодов этой ночи. — Ой, миленький Саймон, — захихикала она, — что за бурная ночь! Пойди принеси мне твой черный меч. — Она обернулась к двери и крикнула: — Врен! Развяжи ему руки!

Врен высунул голову наружу, взгляд его был полон ярости:

— Нет! Он плохой! Он сбежит! Он тебе навредит!

Лицо Схоуди застыло неприятной маской:

— Делай, что тебе говорят, Врен. Развяжи его.

Мальчик двинулся вперед, разъяренный, в глазах его стояли слезы. Он грубо дернул Саймона за руки, всунул нож между веревок и, тяжело дыша, перепилил их. Когда руки Саймона освободились, хирка повернулся и заспешил в аббатство.

Саймон стоял, потирая руки и размышлял, не сбежать ли ему. Схоуди стояла к нему спиной и обращалась с мольбой к пламени. Он украдкой взглянул на Бинабика и Слудига. Риммерсман все еще лежал без движения, но тролль пытался освободиться от пут.

— Возьми… возьми меч и побеги, друг Саймон! — прошептал Бинабик. — Мы как-нибудь будем спасаться.

Тишину прорезал голос Схоуди.

— Меч!

Саймон почувствовал, что беспомощно отворачивается от друга, не в силах сопротивляться. Он зашагал к аббатству, как бы подгоняемый невидимой рукой.

Внутри дети сгрудились в потемках у камина, все еще безрезультатно дергая за рукоятку меча. Врен зло взглянул на Саймона, когда тот вошел, но уступил ему дорогу. Саймон встал на колени перед мечом, укутанным в тряпки и шкуры, развернул его какими-то бесчувственными руками.

Когда он ухватился за рукоятку, красный отблеск костра, проникший в дверной проем, прочертил красную полосу по черному клинку. Тёрн дрогнул под его пальцами так, как никогда до этого, как будто от голода или предвкушения. Впервые Саймон почувствовал в Тёрне что-то невыразимо чуждое и отвратительное, но не в состоянии был ни бросить его, ни убежать. Он поднял меч. Клинок не казался таким нестерпимо тяжелым, как иногда, но все же у Саймона было ощущение, что он вытащил что-то тяжелое из ила на дне пруда.

Какая-то сила потянула его к двери. Даже не видя его, Схоуди управляла им, как соломенной куклой. Он позволил вытащить себя во двор, под красный свет костра.

— Подойди, Саймон, — проговорила она, раскинув руки, как любящая мать. — Пойди сюда и встань рядом, в круге.

— У него меч! — завопил Врен в дверях. — Он тебе навредит!

Схоуди самонадеянно усмехнулась.

— Нет. Схоуди сильная. Кроме того, он мой новый любимчик. Я ему нравлюсь, правда? — Она протянула руку к Саймону.

Тёрн наполнялся какой-то жуткой, медленной, вялой жизнью.

— Не разорви круг, — сказала она беспечно, как бы играя, схватила его повыше локтя и притянула к себе, помогая ему перешагнуть черту, нанесенную красноватой пылью. — Теперь они смогут рассмотреть меч!

Она победно сияла. Ее теплая розовая ладонь легла на его руку поверх рукоятки Тёрна, а другая обвилась вокруг шеи, когда она притянула его к своей обширной груди и животу. От жара костра он плавился, как воск. Прижавшееся к нему тело вызывало в нем ощущение, что он задыхается, как в ночном кошмаре. Он был на полголовы выше ее, но сил сопротивляться у него было не больше, чем у младенца. Что за колдунья эта девушка?

Схоуди начала пронзительно выкрикивать что-то на риммерпакке. Черты лица снова стали возникать в костре. Сквозь слезы, вызванные светом костра, Саймон рассмотрел, как распахивается и захлопывается акулий колеблющийся рот. Он почувствовал, как на них надвигается страшное и холодное присутствие, которое ищет, ищет, вынюхивая их с терпением хищника.

Раздался громоподобный глас. На этот раз Саймону удалось разобрать слова — незнакомые слова, от звука которых у него разболелись зубы.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Схоуди задохнулась от восторга.

— Это один из высочайших подданных Красноглазого Господина, как я и надеялась! Посмотрите, сир, посмотрите! Вот подарок, которого вы так хотели! — Она заставила Саймона поднять Тёрн, а потом устремила жадный взгляд на призрак в костре, который снова заговорил. Ее победоносная улыбка скривилась. — Он меня не понимает, — прошептала она прямо в шею Саймона, как бы утверждая их давнюю близость. — Не может найти верной дороги. Я этого боялась. Моих чар не хватает. Схоуди должна прибегнуть к тому, чего не хотела. — Она обернулась. — Врен! Нам нужна кровь! Сходи за миской и принеси мне крови долговязого.

Саймон попытался закричать, но не смог. Жар от костра развевал тонкие волосы Схоуди как струйки дыма. Глаза ее были плоскими и нечеловеческими, как глиняные плошки.

— Крови, Врен!

Тот стал над Слудигом, держа в одной руке глиняную миску, в другой — нож, огромный в его маленькой руке. Он прислонил клинок к шее риммерсмана, потом обернулся к Схоуди, не обращая внимания на извивающегося на земле Бинабика.

— Правильно — у длинного! — крикнула Схоуди. — Я хочу оставить маленького! Быстрее, Врен, глупый бельчонок! Мне же нужна кровь для костра! Посланец сейчас уйдет!

Врен занес нож.

— Неси аккуратно? — крикнула Схоуди. — Не пролей ни капли внутрь круга. Ты знаешь, как подземные малыши сбегаются при заклинаниях, как они голодны.

Хирка вдруг обернулся и направился к Схоуди и Саймону, причем на лице его играли гнев и страх.

— Нет! — закричал он. На мгновение в Саймоне шевельнулась надежда: он подумал, что мальчуган ударит Схоуди. — Нет! — снова выкрикнул он, размахивая ножом. Слезы струились по его щекам. — Зачем они тебе? Зачем тебе он? — Он замахнулся ножом в сторону Саймона. — Он слишком стар, Схоуди! Он плохой! Он не такой, как я!

— Что ты делаешь, Врен? — Глаза Схоуди тревожно сузились, когда парень впрыгнул в круг. Клинок взметнулся, блеснув красным. Мышцы Саймона напряглись, он попытался уклониться от удара, но его держала железная рука. Пот застлал ему глаза.

— Не может быть, чтобы он тебе нравился! — кричал Врен.

Саймон сипло охнул и сумел увернуться как раз настолько, чтобы уберечься от удара в грудь и подставить лезвию спину, так что нож процарапал одежду и оставил на теле полоску серебристой боли. В костре что-то взревело по-бычьи, потом на Саймона навалилась тьма, затмив поблекшие звезды.

Эолер оставил ее на минуту и сходил за второй лампой. Ожидая возвращения графа, Мегвин счастливым взором осматривала каменный город в котловане внизу. С ее плеч свалился огромный груз. Вот город ситхи, давних союзников Эрнистира. Она все-таки нашла его! На какое-то время она усомнилась в его существовании, сочла себя сумасшедшей, как Эолер и другие думали о ней. Но нет, вот он перед ней.

Сначала он вставал в ее снах как что-то непонятное, в тревожных снах, которые были и без того мрачными, полными хаоса и страданий тех, с кем она была разлучена навеки. Позже в них стали просачиваться какие-то иные образы. В этих новых сновидениях был прекрасный город, украшенный знаменами, — город цветов и чарующей музыки, укрытый от войн и кровопролития. Но эти видения, появлявшиеся в последние мгновения перед пробуждением, хоть были и гораздо приятнее ночных кошмаров, не успокаивали ее. Скорее наоборот, своим богатством и экзотическими чудесами они возбуждали в Мегвин тревогу за ее и без того взбудораженный мозг. Вскоре во время блуждания по Грианспогским тоннелям она начала слышать шепот, исходящий из недр земных, напевные голоса, не похожие ни на что ранее слышанное.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Мысль о древнем городе росла и развивалась, пока не стала важнее всего происходящего под солнцем. Солнце казалось ей теперь пособником зла: дневное светило стало маяком несчастья, по сигналу которого в Эрнистир прибывали враги, чтобы найти и уничтожить ее народ. Спасение можно было найти только на глубине, там, где лежат корни земли, где до сих пор живут герои и боги прежних дней, куда не Может добраться жестокая зима.