Память, Скорбь и Тёрн - Уильямс Тэд

— Я был на банкете сегодня. Я видел лицо Прейратса. Это не тот человек, который привык к поражениям.

— Откуда ты это знаешь? И что ты делал на банкете?

— То что нужно. Держал глаза открытыми.

Мириамель опустила портьеру.

— Ты исполнен скрытых талантов, не так ли? Где ты научился открывать дверь без ключа, как ты это сделал сегодня?

Кадрах был уязвлен.

— Вы же сказали, что хотите видеть его, моя леди. Вы настояли на приходе сюда. Я подумал, что нам лучше подождать внутри, чем болтаться снаружи в ожидании, когда пройдут мимо дикторские гвардейцы или кто-нибудь из попов полюбопытствует, что мы делает в этой части Санкеллана.

— Взломщик, шпион, похититель — необычные таланты для монаха.

— Насмехайтесь сколько хотите, принцесса, — он казался пристыженным. — Я не выбирал своей судьбы, вернее, мой выбор оказался нехорош. Но воздержитесь от своих насмешек, пока мы не выбрались отсюда и не оказались в безопасности.

Она опустилась в кресло Динивана и потерла озябшие руки, при этом взгляд ее уперся в монаха.

— Откуда ты родом. Кадрах?

Он отрицательно покачал головой.

— Я не хочу говорить о подобных вещах. Меня все больше берет сомнение, что Диниван вернется. Нам нужно идти.

Кадрах выглянул в коридор, и быстро вновь закрыл дверь. Несмотря на холод. Волосы его вокруг тонзуры прилипли мокрыми прядями.

— Моя леди, умоляю вас ради спасения вашей собственной жизни, заклинаю вас уйти немедленно. Приближается полночь, и опасность нарастает с каждой минутой. Просто… поверьте мне, — голос его звучал совершенно отчаянно. — Мы больше не можем медлить…

— Ты заблуждаешься, — Мириамели нравилось, что она снова становится хозяйкой положения. Она водрузила свою обутую в сапог ногу на заваленный книгами стол Динивана. — Я могу ждать хоть всю ночь, если пожелаю. — Ей хотелось пригвоздить Кадраха строгим взглядом, но он нервно шагал по комнате позади нее. — И мы не станем спасаться бегством среди ночи, как последние идиоты, не переговорив с Диниваном. Я доверяю ему гораздо больше, чем тебе.

— Так оно и должно быть, я полагаю, — вздохнул Кадрах. Он наспех осенил себя знаком древа, затем поднял один из толстых томов и с размаху стукнул им принцессу по голове. Она без чувств рухнула на ковер. Чертыхаясь, он нагнулся, чтобы поднять ее, но приостановился, услышав в коридоре голоса.

— Тебе действительно пора уходить, — сказал Ликтор сонно. Он полулежал в постели, держа на коленях открытую книгу. — Я немного почитаю. А тебе самому нужно отдохнуть, Диниван. День выдался тяжелым для всех.

Его секретарь перестал изучать роспись на стенных панелях.

— Хорошо, но не читайте слишком долго, ваше святейшество.

— Не буду. Мои глаза быстро утомляются от слабого света свечей.

Диниван на мгновение задержал взгляд на этом старом человеке, затем, поддавшись мгновенному порыву, опустился на колени и взял его правую руку, поцеловал иленитовое кольцо на пальце. — Да благословит вас Господь, святейшество.

Ранессин посмотрел на него обеспокоенно, но с любовью.

— Ты действительно переутомился, друг мой. Ты странно ведешь себя.

Диниван поднялся:

— Вы только что отлучили Верховного короля, святейшество. День от этого стал необычным, не правда ли?

Ликтор остановил его движением руки.

— Это ведь ничего не изменит. Король и Прейратс будут все равно действовать по-своему. А люди будут ждать, что произойдет. Элиас не первый правитель, которого отвергает Мать Церковь.

— Тогда зачем было это делать? Зачем было восстанавливать их против себя?

Ранессин устремил на него проницательный взгляд.

— Ты так говоришь, как будто отлучение не было твоей сокровенной мечтой. Ты-то лучше кого-либо другого знаешь, почему: мы не смеем молчать, когда зло поднимает голову, независимо от того, можем мы что-нибудь изменить иди нет. — Он закрыл книгу, лежавшую перед ним. — Я, пожалуй, слишком устал, чтобы читать. Скажи мне правду, Диниван. Есть ли малейшая надежда?

Священник удивленно посмотрел на него.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Почему вы мне задаете этот вопрос, святейшество?

— Я знаю, сын мой, что есть многое, чем ты не хочешь расстраивать старого человека. Я также знаю, что для твоей скрытности есть веские причины. Но скажи мне, опираясь на твое личное разумение: есть ли у нас надежда?

— Надежда есть всегда, ваше святейшество. Вы сами меня этому учили.

— А-а. — Улыбка Ранессина выглядела удовлетворенной. Он устроился поудобнее на подушках.

Диниван обратился к юному послушнику, который спал в ногах дикторской постели:

— Не забудь как следует задвинуть за мной засов. — Юноша, который было уже задремал, кивнул. — И никого сегодня ночью не впускай в покои господина.

— Нет, отец, конечно.

— Ладно, — Диниван шагнул к тяжелой двери. — Спокойной ночи, святейшество. Да пребудет с вами Господь.

— И с тобой, — сказал Ранессин, укладываясь. Как только Диниван вышел, служка прошлепал к двери, чтобы запереть ее.

Коридор был освещен еще более скудно, чем покои Ликтора. Диниван беспокойно щурился, пока не рассмотрел, что четверо гвардейцев стоят навытяжку у слабо освещенной стены, шпаги их торчат из ножен, а в руках пики. Он облегченно вздохнул, потом направился к ним по длинному коридору с высоким сводчатым потолком. Может быть, попросить еще две пары на подмогу? Он не устанет беспокоиться о безопасности Ликтора, пока Прейратс не вернется в Хейхолт, а предатель Бенигарис — в свой герцогский дворец.

Он тер глаза, приближаясь к гвардейцам. Он действительно ощущал крайнюю усталость, как будто его выжали и повесили сушиться. Он просто на минутку зайдет в свой кабинет за нужными вещами и отправится спать. Всего через несколько часов начнутся утренние службы…

— Послушайте, капитан, — обратился он к тому, у которого на шлеме белело капитанское перо, — думаю, будет лучше, если вы позовете… позовете… — Он замолчал, вглядываясь в фигуру перед собой. Глаза гвардейца светились, как точки, в глубине шлема, но они были устремлены на кого-то за Диниваном, как и глаза остальных. — Капитан? — Он прикоснулся к руке, негнущейся, каменной. — Именем Узириса Эйдона, — пробормотал он, — что здесь произошло?

— Они не видят и не слышат тебя.

Голос был знакомо скрипуч. Диниван резко обернулся и увидел красный отблеск в конце коридора.

— Дьявол! Что ты натворил?

— Они спят, — рассмеялся Прейратс. — Утром они ничего не смогут вспомнить. Как негодяи проберутся, чтобы убить Ликтора, останется тайной. Может быть, некоторые, вроде огненных танцоров, сочтут это своего рода… черным чудом.

Ядовитый страх пополз вверх из живота Динивана, смешиваясь с его гневом:

— Ты не причинишь вреда Ликтору.

— Кто мне помешает? Ты? — смех Прейратса наполнился горечью. — Попробуй, букашка. Можешь вопить — никто здесь ничего не услышит, пока я не уйду.

— Тогда я тебя остановлю. — Диниван вынул из-под сутаны древо, которое висело у него на шее.

— Ой, Диниван, ты упустил свое призвание. — Алхимик ступил вперед, свет факела дугой окружил его безволосый череп. — Вместо того, чтобы быть секретарем Ликтора, тебе следовало стать шутом при Господе. Ты ведь не в силах меня остановить. Тебе недоступна та мудрость, которой владею я, и та сила, которая дана мне.

Диниван не сдвинулся с места, глядя, как приближается Прейратс: шаги гулко отдавались в каменном коридоре.

— Если продажа бессмертной души по дешевке — мудрость, я рад, что у меня ее нет. — Несмотря на растущий страх, он старался сохранить твердость в голосе.

Рот Прейратса был растянут в ухмылке, подобно рту рептилии:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Это твоя ошибка, твоя и тех трусливых дурней, которые называются носителями свитка. Орден Манускрипта! Сообщество сплетников, которое объединяет хнычущих, жонглирующих словами неудавшихся ученых. А ты, Диниван, хуже всех. Ты продал собственную душу за предрассудки и пустые похвалы. Вместо того чтобы раскрыть глаза на тайну бесконечности, ты похоронил себя среди церковников с мозолистыми коленями, которые только и знают, что прикладывают уста к перстням.