Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй - Ланьлиньский насмешник

Распустились на другой день пред монастырскими вратами лотосы и лилии. Велел он послушнику нарвать белых лилий, поставил их в вазу с узким горлышком и пригласил брата полюбоваться их красотой. Немного погодя пришел настоятель. Сели наставники. Наставник Просветления и говорит: «Гляди, брат, какое обилие цветов! Я пригласил тебя полюбоваться их красотой и сочинить стихи». Послушник подал чай, потом приготовил драгоценные принадлежности ученого мужа.[1354] «Какой же цветок воспеть?» — спросил настоятель. «Воспой лилию», — предложил брат. Настоятель взмахнул кистью и набросал четверостишие:

На стебельке раскрылся лотоса бутон,Вблизи с благоуханным розовым кустом,Гранат горит парчовым огненным ковром…Всех лилия нежней с молочным лепестком.

«Раз брат наставник сочинил, я не останусь в долгу», — молвил Наставник Просветления и, взяв кисть, написал:

Ива, персик, абрикосМеж собою шелестят —Растревожил их вопрос:Чей же тоньше аромат?Чьей пыльцою с высотыДышит облачная гладь?Красной лилией цветыВсе хотят благоухать.

Написал и громко рассмеялся. Услыхал его стихи Наставник Пяти заповедей и сердцем сразу прозрел. Совестно ему стало, повернулся и удалился к себе в келью. «Кипяти воду скорей!» — наказал он послушнику, переоделся в новое облачение, достал бумагу и поспешно написал:

Уже сорок семь мне годов от рожденья!Нарушил я заповедь — нет мне спасенья!Но верой даровано успокоенье —Уйду в лоно вечности без промедленья!Хоть брат угадал мой поступок презренный,К чему досаждать покаяньями ближним?!Ведь жизнь наша молнией вспыхнет мгновенной,Погаснет — и небо опять станет прежним.

Положил он исповедь свою перед изображением Будды, вернулся на ложе для медитации и сидя преставился. Послушник тот же час сообщил о случившемся Наставнику Просветления. Тот, сильно удивленный, предстал перед изображением Будды и увидел поэтическую исповедь ушедшего из мира. «Да, всем ты был хорош, — размышлял монах. — Жаль только завет нарушил. Ты ушел мужчиною, но не верил в Три святыни,[1355] уничтожил Будду в душе своей и опозорил иноческий сан. Тебе предстоят муки в перерождениях, без которых ты не сможешь вернуться на путь истины. И как тяжело от этого на душе! Ты говоришь: уходишь и я не стану идти за тобой …» Он вернулся к себе в келью, велел послушнику согреть воды для омовения и сел на ложе для медитации. «Я поспешу вослед за иноком Пяти заповедей, — сказал он послушнику, — А вы положите останки наши в саркофаги и по истечении трех дней предадите сожжению в одночасье». Сказал так и тоже преставился. В один день два наставника почили.

Невероятное событие всполошило монастырскую братию и тотчас же молвой разнеслось по всей округе. Молящихся и жертвователей стеклось видимо-невидимо. Усопших предали сожжению перед обителью. Немного погодя, Цинъи выдал Хунлянь замуж за простолюдина и тем обрел себе поддержку в старости. А через несколько дней совершилось перерождение Наставника Пяти заповедей. Он явился на свет в округе Мэйчжоу, в Западной Сычуани, в облике сына Су Лаоцюаня, жившего отшельником. Звали его Су Ши, по прозванию Цзычжань, а известен он стал под прозванием Дунпо — Восточный склон.[1356] Наставник Просветления после перерождения получил имя Дуаньцин. Стал он сыном тамошнего жителя Се Даофа, впоследствии принял постриг и в монашестве был известен под именем Фоинь, то есть След Будды. Опять они жили рядом и водили сердечную дружбу.

Да,

В Сычуани теперь возродились они.Свет Будды сияет для чистых сердец.Вдруг: «Грех я узнал, друг, меня извини,В обитель уйду, праздной жизни конец».Журчит ручеек, веселит полну грудь.Ах, как, ароматны весенние дни!Но перст указует к познанию путь:К Хунлянь — Красной Лилии больше не льни.

Монахиня Сюэ кончила.

Ланьсян принесла из покоев Юйлоу два короба с затейливо приготовленными постными закусками, фруктами, печеньем и сластями. Убрав со стола курильницу, она расставила яства и чай. Хозяйки вместе с монахинями принялись лакомиться. Немного погодя подали скоромные кушанья и открыли жбан с вином феи Магу. Хозяйки, усевшись вокруг жаровни, осушили чарки.

Юэнян начала партию в кости со своей старшей невесткой У, а Цзиньлянь и Ли Цзяоэр играли на пальцах. Юйсяо разливала вино и под столом подсказывала Цзиньлянь, отчего та все время выигрывала и заставляла Цзяоэр пить штрафные.

— Давай я с тобой сыграю, — обратилась к Цзиньлянь Юйлоу. — А то ты ее обыгрываешь.

Юйлоу велела Цзиньлянь вынуть руки из рукавов и не класть на колени, а Юйсяо отойти в сторону.

В тот вечер Юйлоу заставила Цзиньлянь выпить не одну штрафную чарку, а барышню Юй попросила спеть.

— Спой «Жалобы в теченье пяти ночных страж»,[1357] — заказала Юэнян.

Барышня Юй настроила струны и запела высоким голосом.

На мотив «Яшмовые ветки сплелись»:

Багровые тучи сплошной пеленой,И белые пчелы кружат надо мной.Порывистый ветер дыханье обжег.О как ты жесток!А мать и отец укоряют меня,Что сохну и вяну я день ото дня.Где ты, мой ночной легкомысленный бражник?Меня оглушат еженощные стражи!

На мотив «Золотые письмена»:

Вот ночь над землей — как жестока разлука.Листочек письма — а о встрече ни звука,И слезы блестят на щеках моих влажных,Считаю все стражи.

На мотив «Яшмовые ветви сплелись»:

Повеяло стужей на первую стражу.Себя обнимая, дрожу я и стражду —Не греет. Вторая приблизилась стража…Мне, брошенной, страшно!

На тот же мотив:

Когда ты ушел опушалася слива —А нынче кружит поздний лист сиротливо.В мечтах твои руки горячечно глажу…Вторую жду стражу!

На мотив «Золотые письмена»:

Я сутками жду безнадежно и кротко.Тебя закружила певичка-красотка.Ты с ней, предназначенной всем на продажу,Уж третюю стражу.

На мотив «Яшмовые ветви сплелись»:

Лучина сгорела, а ночь продолжалась.Тебе незнакома, наверное, жалость!Я чахну, болею от горьких лишений,Мой стан исхудал, как когда-то у Шэня.[1358]Она для тебя и нежнее, и краше?..Бессонны три стражи!

На мотив «Золотые письмена»:

Мой стан исхудал, как когда-то у Шэня,Снести невозможно надежд сокрушенье.Ты ей покупаешь парчовые платья,А мне даже зеркала нет на полатях.С болезненным сердцебиеньем не слажу,Четвертую стражу!

На мотив «Яшмовые ветви сплелись»:

Про горькие слезы подушка расскажет.Во храме, любви я отрезала дажеСвои вороные тяжелые пряди.Ласкающих пальцев безумия ради,Властитель Судеб, твой привратник на стражеМне путь преградил у земного порога…Как Иву Чжантайскую[1359] бросил бы княжич,Так милый кору обрезает жестоко.Уже побелела ограды стена,Уже побледнела ночная луна.На небе четвертой губительной стражи.В тумане лебяжьем!

На мотив «Золотые письмена»:

Ужель не вернуть дорогую пропажу?!У терема жду, прислонившись к стене я,От мыслей морозных и слез коченея,Всю пятую стражу.

На мотив «Яшмовые ветви сплелись»:

Все жгу фимиамы… Алтарь уже в саже!Молюсь, чтоб тебя не утратить навеки.Румяна и пудру невольно размажу —Подушку зальют красно-белые реки…Насмешников — тьма, нет любовной опеки…Я солью заклею опухшие векиПод крик петушиный на пятую стражу.

На мотив «Золотые письмена»:

Закончился страж перестук ежечасный,И ворон замерз и закаркал, злосчастный,Звенят бубенцы под стрехой безучастно,Уснуть не дают. Я смешно и напрасноОбманщика жду и не сплю до рассвета,А он без меня развлекается где-то.

На мотив «Яшмовые ветви сплелись»:

Мне брови с утра подводить нету прока,Готовить наряды — пустая морока —Давно миновали свидания сроки…Но вдруг, под стрехой затрещали сороки,Служанка, влетев, прокричала с порога:«Вернулся!» И я испугалась немного.С любимым взойду я под шелковый полог,И день будет долог!

На мотив «На заднем дворике цветок»: