Кривич - Александр Забусов

— Добро! Ты говори, говори все, что знаешь про ворагов.

Ненадолго задумавшись, Савар начал свое повествование с того места, когда они четверо вернулись с охоты в поместье. Закончил свой рассказ словами:

— Теперь нас можно назвать только изгоями без рода и племени, но все еще способными на такое чувство как месть.

— Мы можем принять вас в дружину кривичей, с обязательствами защиты и покровительства с нашей стороны, — вопросительно глядя на Савара, подытожил Монзырев.

— Не может быть! — сорвалась с места Людмила. — Анатолий Николаевич, этого просто не может быть! Я хорошо помню, что из Ипатьевской летописи известно о первом появлении кипчаков у границ Переяславского княжества.

Людмила, недипломированный учитель истории, напрягла память, и это отразилось на ее красивом лице.

— Год одна тысяча пятьдесят пятый, я же хорошо помню. Тем более, что первоначально половцы заняли районы среднего и нижнего течения Северского Донца, нижнего Дона и Приазовья. Именно там кочевники установили каменные изваяния в честь умерших предков. До появления половцев должно пройти еще не менее семидесяти лет. А воевать русскую землю они начали только с тысяча шестьдесят первого года. Анатолий Николаевич, с нашей историей все это не сходится.

Поднявшись со своего кресла, Монзырев усадил Людмилу на ее место.

— Успокойся, Люда. Лобан! — громко позвал он, и тут-же, в открывшуюся дверь вбежал приведший в светлицу хазар, воин. — Давай пленника сюда.

— Слушаюсь батька.

Раньше половца, в светлицу вошел молодой человек, одетый в чистую, чуть выше колен, белоснежную рубаху с широкими рукавами, подпоясанную поясом. По вороту и на концах рукавов, рубаха была расшита цветным орнаментом рун. Порты всунуты внутрь высоких, выше колен, сапог из тонкой, мягкой кожи, стянутых на щиколотках ремешками. Он был безбород, но носил усы, спускавшиеся на подбородок.

— Позволите поприсутствовать, Анатолий Николаевич?

— Проходи, Слава. Вот, знакомься, хазарский княжич Савар со своими товарищами. К нам в пограничье на службу пожаловал.

Вячеслав, в прошлом воспитанник Вестимира, а теперь и сам волхв-стажер, проходящий обучение у северянского волхва Святогора, посмотрел на молча сидевших на лавке хазар. Улыбнулся Монзыреву. На его вопросительный кивок, ответил:

— Все путем, Николаич.

Прошел на свое узаконенное место в этой светлой комнате. Напрягшийся было боярин, успокоился, поерзав, удобнее устроился на своем кресле, глянул на все еще вышедшую из душевного равновесия Людмилу, порывающуюся что-то сказать.

— Ну? — разрешающе промолвил ей.

— Знаете, Анатолий Николаевич, — Людмила горящими глазами поедала старшего товарища. — А, ведь о нашем городке в истории даже воспоминаний не осталось. Почему?

— Не знаю, Люда, — честно признался Монзырев.

На приведенного половца, со всех сторон посыпались вопросы, Славка не только переводил, но и читал сокровенные мысли пленника. Спрашивали обо всем. Численность орды, кто привел, зачем, куда и когда собрались в набег на Русь. От такого прессинга кочевник потел, каждую минуту ожидая, что его будут бить и пытать. Выжав половца как лимон, боярин, теряя к нему интерес, бросил Лобану:

— В холодную этого интуриста. Накормить не забудьте, — обратился к присутствующим. — Что скажете?

— Толя, это война, — обеспокоенно пролепетала Галина.

— Херсир, необходимо срочно ставить на уши всех кого сможем, — сказал, словно отрезал Рагнар Рыжий. — Убирать заставу у Рыбного, а смердов отводить в леса. На восход вдоль реки устроить плотный, непроходимый завал по всей дороге, как тогда с печенегами. Оповещать Чернигов, Курск, другие города. Оповещать северян. Дружину надобно собирать. Так?

— Это ты верно расписал, Рагнар Фудривич. Хотелось бы еще знать, сколько у нас времени осталось до всей этой свистопляски? Что скажешь, Слава?

— Анатолий Николаич, я не волшебник, я только учусь, — невесело пошутил Славка, словами мальчика Паши из сказки «Золушка».

Хазары с интересом и удивлением наблюдали за происходящими в светлице разговорами, пытаясь въехать во многие моменты обсуждения.

— К Святогору поеду, — оповестил Вячеслав. — Во-первых, может, что подскажет, во-вторых, деревенских в дружину сколотим, а то пока бояре раскачаются, так и половцы дальше порога пролезут.

— Добро. Рагнар, отсылай Растича обратно в Рыбное, завтра с утра пусть мухой скачет. Ратмира, если догонит, пусть развернет назад, а дальше Людогору передаст приказ на свертывание.

— Понял, херсир.

На лице Анны проскользнула довольная улыбка. Расставалась с мужем на полтора-два месяца, а он через неделю вернется. Это не укрылось от Галкиных глаз, отвлекшись, чуть не прослушала обращавшегося к ней Монзырева.

— О чем задумалась?

— А?

— Я говорю, ставь задачу своему проныре Боривою, чтоб завтра все старейшины близких и дальних деревень, к вечеру были у меня. Пусть высылает посыльных.

— Хорошо, милый.

— Да-а! И пусть гостями займется. В баню сводит, на котловое довольствие возьмет, поселит, — обратился к молчавшим хазарам, извиняющимся тоном сказал. — Вы уж простите, други. Сами видите, какая заваруха начинается, но вас поселят и обиходят.

— Мы понимаем, тархан, — привстав, согласился Савар.

Боярин уже не думая о хазарах, обратил свое внимание на Рыжего:

— Вот что воевода, — после смерти старого варяга, он назначил на этот пост Рагнара Рыжего. — Посылай посыльных в Курск и Чернигов, как ты и хотел.

Рыжий кивнул соглашаясь.

— Посылай вести погостному боярину Воисту, на Остер, в его Уненеж, пусть ополчается. Когда это Олесь у нас выехал на западную заставу?

— Два дня уж прошло.

— Вот, вслед ему тоже посыла шли с наказом, чтоб Мстислав со своей сотней на месте оставался. Пускай вдвоем в усиленном режиме границу берегут.

— Так ведь хан Баркут, со стороны Рыбного идти вознамерился. Это до западной заставы, почитай без малого, сто пятьдесят верст.

— Ничего, береженого бог бережет.

— Сделаю.

— Кажись все. Чего расселись, поднялись и работаем. А я как самый умный, к Павлине Брячеславовне наведаюсь, может старая ведунья чего и подскажет.

Поднявшись на второй этаж, Монзырев хотел проследовать в свою комнату, когда из детской, увидев его, выбежала худенькая девочка в сарафане, с заплетенными тугими косичками цвета вызревшего колоса.

— Папка! — радостно позвала его и с разбегу запрыгнула боярину на руки. Ребенку было восемь лет, и был он дочерью Толика и Галины. — Папка, ты обещал, что завтра поедем к бабушке Павле. Не забыл?