Кортни. 1-13 (СИ) - Смит Уилбур

Они остановились лицом друг к другу. Рот Дирка был сжат и злобно кривился.

— Вы вторично перехитрили меня, — мрачно начал он. — Вы могли бы стать моим союзником, а вместо этого отец прислал мне расписку на мой дар вам. Теперь вы и ваш дикарь выкинули новый фортель. Не знаю, как вы это сделали, но больше такого не будет. — Он смотрел на Марка, и выражение его глаз изменилось, в их глубине снова сверкнула безумная злоба. — Я мог бы стать вам могущественным другом, но стал еще более могущественным врагом. До сих пор только мой отец спасал вас. Но скоро все изменится. Клянусь вам, ни один человек не смеет стоять у меня на пути.

Он повернул лошадь, вонзил шпоры ей в бока и ускакал.

Два оставшихся охотника мрачно поехали за ним.

Марк вернулся к Пунгуше, и они выпили воды из бутылки и перекурили. Потом Марк спросил:

— Где львица?

— Мы сошли с ее следа два часа назад.

Марк пристально взглянул на него, и Пунгуше встал и прошел к еще одной кротовьей куче на краю гранита. Присел рядом с ней и растопыренными пальцами выдавил отпечаток львиной лапы, затем костяшками изобразил следы когтей.

Каким-то чудом на рыхлой земле появился настоящий отпечаток лапы взрослого льва; Пунгуше посмотрел на недоверчивое и недоуменное выражение лица Марка и расхохотался, как умел только он, — шумно выдыхая воздух, с гиппопотамьим фырканьем, радостно раскачиваясь на корточках.

— Два часа мы шли по следу Токолоше*, — прокричал он.

— Я ее не вижу, — сказал Марк, старательно разглядывая долину.

— О Джамела, который не видит!

— Где львица, Пунгуше?

— Видишь раздвоенное дерево за тремя круглыми скалами?.. — Мало-помалу он направлял взгляд Марка, пока тот внезапно не увидел над короткой желтой травой примерно в шестистах ярдах от места, где они сидели, два круглых выступа ушей. Львица лежала под густыми колючими кустами; у него на глазах она опустила голову, и уши скрылись.

— Теперь, когда она одна, она хочет вернуться в хорошо знакомые места, за Усути. Поэтому она все время движется в ту сторону, когда позволяет рана.

Прежде чем они догнали львицу, они нашли еще три места, где она отдыхала; в одном была полоса крови, а к комку земли прилипли несколько желтых волосков. Пунгуше внимательно осмотрел эти волоски; по цвету и текстуре он мог определить, с какой они части тела львицы.

— Высоко на правом плече, и если бы кровь продолжала идти, львица бы уже умерла. Но ей очень больно, она идет короткими перебежками. Рана вызывает оцепенелость. Уйти далеко львица не может.

Марк повернул бинокль на запад и с тоской посмотрел сквозь голую дымку на утесы Ворот Чаки в шести милях от них.

* Таинственное существо из зулусских легенд.

— Так близко, — прошептал он, — так близко.

Но уставшая, измученная болью кошка уходила от святилища к распаханным землям, к скоту, людям и собачьим сворам.

Марк невольно повернулся в том направлении, широко провел взглядом в бинокле с севера на восток.

С невысокого хребта открывался хороший вид на мили редкого леса, примыкающего к коричневой протяженности пашен.

В поле зрения что-то двигалось; Марк моргнул и навел окуляры на резкость. В его сторону медленно двигались три всадника, и даже отсюда Марк видел бегущих перед ними собак.

Он снова посмотрел на первого из всадников. Невозможно было не узнать эту надменную высокую фигуру. Дирк Кортни не отказался от охоты. Он лишь вернулся, чтобы прихватить свору, и теперь по следу раненой кошки быстро бежали собаки.

Марк положил руку на жесткое мускулистое плечо Пунгуше, а второй рукой показал. Зулус встал и целую минуту смотрел на приближающихся всадников, потом быстро заговорил.

— Джамела, я попробую позвать львицу и увести ее. — Марк хотел задать вопрос, но Пунгуше резко перебил: — Можешь увести собак в сторону или остановить?

Марк ненадолго задумался, потом кивнул.

— Дай мне твой нюхательный табак, Пунгуше.

Пунгуше снял с ремешка на шее рог с размельченным табаком и, ни о чем не спрашивая, протянул Марку.

— Иди, — сказал Марк. — Зови мою львицу.

Пунгуше спустился с хребта, а Марк заторопился к Троянцу.

В мешке для провизии у Марка оставались три полоски жесткой сушеной говядины. Он отыскал два плоских камня и размельчил мясо в порошок; каждые несколько секунд он оглядывался на быстро приближающихся всадников.

Мясной порошок он высыпал в котелок, добавил из рога унцию туземного табака, смешал порошки пальцами и побежал туда, где они ушли со следа львицы.

Добравшись до того места, где раненая львица обогнула выступ скалы, он наклонился и высыпал три аккуратные кучки смешанного порошка прямо на пути приближающихся собак.

Собаки не устоят перед запахом мяса и принюхаются.

Он уже слышал их возбужденный лай, собаки стремительно приближались, охотники галопом скакали следом. Бегом возвращаясь к Троянцу, Марк мрачно улыбнулся.

Собака, понюхавшая крепкий туземный табак, следующие двенадцать часов ничего не способна учуять.

Львица лежала на боку, раскрыв пасть. Она тяжело дышала, ее грудь ходила, как кузнечные меха; глаза были плотно закрыты.

В нее выстрелили справа. Мягкая свинцовая пуля из «мартини хендри» калибра 45.5 попала ей в плечо, но в переднюю его часть, разорвав плотную мышцу и задев крупный плечевой сустав, разрезав сухожилие и раздробив маленькую подвижную кость, которая встречается только в плече льва и которую охотники высоко ценят как талисман.

Пуля прошла через шею, но не задела артерию и засела под черепом, образовав выпуклость размером с сустав пальца человека.

Над раной весело жужжали мухи, и львица подняла голову и рявкнула на них, потом негромко замяукала от боли, вызванной этим движением, и начала тщательно вылизывать пулевое отверстие; ее гибкий язык шуршал о шкуру, подбирая свежие струйки водянистой крови. Потом львица снова легла и устало закрыла глаза.

Пунгуше чувствовал ветер, как рулевой большого корабля, потому что для него ветер был так же важен, как для моряка. Во всякое время дня Пунгуше точно знал направление и силу ветра, предвидя каждую перемену раньше, чем она произойдет, и ему не нужно было носить с собой мешочек с пеплом или слюнявить палец: знания его были заложены в подсознание.

Он старательно держался против ветра по отношению к лежащему животному. И ему не пришло в голову возблагодарить провидение за устойчивый восточный ветер, который позволил ему оказаться между львицей и близкой границей Ворот Чаки.

Неслышно, как скользящая по земле тень облака, он приближался к львице, точно определяя границы ее острого слуха, прежде чем остановиться в трехстах ярдах от нее.

С десяток раз он наполнил и опустошил легкие, крупные мышцы груди вздымались и опадали: он создавал избыток кислорода в крови. Потом набрал полную грудь воздуха, вытянул под необычным углом шею и поднес ладони ко рту.

Из глубины напряженной груди донесся низкий рокот, который постепенно поднимался в естественном ритме и вдруг завершился легким кашлем.

Львица мгновенно подняла голову, насторожила уши, в ее глазах вспыхнули желтые огни — сквозь боль, страх и смятение она услышала призыв старого льва, тот низкий, далеко разносящийся зов, который так часто направлял ее во время охоты и которым самец подзывал ее к себе в густой чаще.

Когда она вставала, боль была почти непереносимой, потому что рана затекла, и эта гранитная тяжесть боли едва не раздавила ей плечо, шею и грудь, но в это мгновение львица впервые услышала далекий лай собак. На них со старым самцом и в прошлом охотились с собаками, и этот звук придал ей сил.

Она встала, постояла на трех лапах, оберегая четвертую и тяжело дыша, потом, негромко подвывая от боли, не касаясь земли раненой лапой, пошла вперед. На каждом шагу ей приходилось наклоняться, чтобы удержать равновесие.