Фантастические тетради - Ирина Ванка

И все-таки, как уже отмечалось выше, задача исследователей сводится не к тому, чтобы свести на нет, а к противоположной задаче. Которая, казалось бы, логического решения не имеет. Там, где поработал аннигилятор, не то что похоронное агентство, совок с веником не понадобится. Самое время воспользоваться покровительством Естества и попросить для аннигилированного объекта последний шанс на спасение.

Посредники с самого начала подозревали, что в оркариумной природе Вселенной есть ответы на все вопросы бытия. И были совершенно правы. Посредники были абсолютно уверены, что чистая аннигиляция в природе невозможна, так же как невозможно «чистое» пространство и время. Они были уверены, что где-то в субпространстве ЕИП должна оставаться копия аннигилянта. Вся работа интуитивно свелась к тому, чтобы найти эту матрицу, выяснить, сколько времени она способна содержать информацию, пока ЕИП не обработает ее подчистую, и научиться при помощи того же самого генератора контрритма стимулировать прежнюю динамическую форму. Как выяснилось, матрицу можно найти, хотя гораздо проще превентивно удержать на месте. Срок годности ее информации зависит от общего состояния Е-поля. Он не слишком велик, но вполне достаточен, если не чесаться, а работать. Что же касается стимулирующих возможностей генератора — главное не уронить его в матричное поле во время эксперимента.

И еще одно. Безусловно, главное следствие всего вышесказанного заключается в том, что четкий информационный слепок в Е-инфополе, оставленный аннигилировавшей субстанцией (так же как АДК в макро-катушке), является еще одним великим подарком Естества своим творениям. Поистине бесценный. Может быть, эти творения того и недостойны.

Глава 7

— Вы хоть раз в жизни пользовались биокорректором? — спросил Бахаут. — Нет, Мидиан, поймите меня правильно. Я не к тому, чтобы усомниться в вашем интеллектуальном достатке. Но человек, собирающийся в экспедицию с перспективой высадки на необитаемые планеты, должен хотя бы раз, из чистого любопытства, притронуться к панели костюма. Взгляните, кислородное обеспечение такое, словно вы приготовились к летаргическому сну. Вам доставляет удовольствие падать в обморок от малейшего стресса?

Мидиан приоткрыл глаза и ослеп от света.

— Нет, я не к тому, чтобы пересмотреть ваши исследовательские методы. Может быть, в таком состоянии легче идти на контакт. Тогда не облачайтесь в защиту. Только распугаете аборигенов.

Еще одна попытка открыть глаза увенчалась тем же печальным результатом. В потоке ядовитого луча он не видел ничего, только представлял себе фигуру биолога за панелями медицинских приборов и себя, раздавленного, униженного, втоптанного в песок.

— Да накиньте же вы маску в конце концов, — рассердился Бахаут, — что за беспомощность, я не понимаю? Ведете себя как дикарь.

— Я ничего не вижу, — пожаловался Мидиан.

— Это неудивительно. Удивительно то, что вы до сих пор не в коме.

— С первым контактом вас, командир, — поздравил его голос профессора. По тону невозможно было понять, есть ли это искреннее поздравление или циничное издевательство. Потянувшись к маске, Мидиан обжег палец и решил, что это самая вопиющая месть титулованных ученых особ за то, что участь первого контакта выпала не в их честь.

— Ваши перчатки, — объяснил профессор, — лежат на столе Бахаута. Поэтому не размахивайте руками вслепую. Давайте-ка я помогу вам встать.

Не дожидаясь помощи, Мидиан скатился со стола и обнаружил, что биолог занят вовсе не его персоной. Перчатки были срезаны с его запястий, ровным слоем размазаны по панели индикатора и подвергнуты изучению всеми способами, доступными современной биологии.

— Что? — спросил Мидиан, пробираясь к Бахауту через нагромождения пустых контейнеров.

— Надо было сразу консервировать, — объяснил Эф, — вы же видели, как программируется биостанция. Пробы, взятые в ураган, должны быть немедленно помещены в камеру нейтрализатора, иначе какой в них толк?

— На диске могла быть слюна с кошачьих зубов. Мальчик брал его голыми руками. Неужели ничего не осталось?

— Вам прихватить бы сам диск, — вздыхал биолог, — здесь, дружище, сплошной альбианский песок. Тот самый вездесущий песок, от которого я не могу очистить салон вашей машины. Песок, песок, ничего, кроме песка… — Он крутил микроскоп, вгрызался лучом пинцета в мякоть рукавичной материи, мочил ее и жег растворами, тряс в вакуумной камере в надежде отыскать хоть одну незнакомую былинку. Все это напоминало даже не издевательство, а явное проявление недоверия к тому, что Мидиан видел и слышал, находясь в здравом рассудке.

— Между прочим, — утешал его профессор, — ваша экспедиция уже заслуживает внимания Ученого совета. Даже если разумные формы не проявят себя, считайте, что уже имеете исследовательский допуск в Мигратории. По возвращении на Пампирон я обещаю вам самую серьезную поддержку Совета. Вы себе не представляете, какие это перспективы…

— Да что вы говорите, — отмахнулся Мидиан.

— Он имеет в виду пробы грунта, — объяснил биолог. — Во время урагана они отличаются химическим составом. На этой почве у профессора обострилась звездная болезнь. Ведь до нас подобного явления природы никто не наблюдал.

— Смотрите-ка сюда, смотрите, — профессор приподнял над столом коробку с глыбой слоистого камня. — Похоже, что когда-то это было стопкой листов, раскатанных из травянистых волокон.

Каменная плитка опрокинулась набок, и крошки посыпались на пол.

— Это? — Мидиан не поверил глазам.

— Да, да, — уверял профессор. — Порядка триллиарда лет тому… По самым примерным подсчетам. Это действительно папирус, растительная основа, вполне пригодная для листового письма.

— Может быть, нам удастся считать информацию? — предположил Мидиан. — Если точно просканировать пласты…

— Можно подумать, мы тут отдыхали… — удивился профессор. — Бесполезная работа, уверяю вас. Как ни сканируй — сплошная серая масса. Переройте все альбианские камни. Если найдете хотя бы тень графического узора, я тотчас же с удовольствием сниму информацию.

— Согласно вашей теории, — настаивал Мидиан, — исчезнувшая информация обязана оставить след в ментасфере. Разве не вы учили студентов, что лучший способ записать что-либо в природные инфоносители — это уничтожить оригинал.

— К сожалению, эта коллекция камней уже не несет информации.

— Тогда самое время заняться ментасферой.

— Вы не хуже меня знаете, любезный, что альбианская ментасфера нейтральна.