Легенды Арбата - Михаил Веллер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К чести Ельцина надо заметить, что через год он, уже на другой рыбалке, вспомнил с улыбкой сметливого охранника, поинтересовался, и приказал наградить к ближайшему празднику орденом «За заслуги перед Отечеством» 4-й степени. Наименование награды, все давно и ехидно отметили, несколько неудачное: не то заслуги у тебя четвертой степени, не то отечество третьестепенное и еще незначительней. Пока награда искала героя, спускаясь все ниже по вертикали власти, чиновничек на одном из этажей перехватил орденок себе. Видимо, по заслугам и отечеству он счел это для себя как раз подходящим.
ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ ГАЙДАРА
Из всех произведений Аркадия Гайдара наибольшее впечатление на читающую аудиторию, а равно нечитающую, а также на вовсе неграмотную и чуждую литературе, произвел его внук Егор. До девяносто первого года он был известен преимущественно даже не подписчикам журнала «Коммунист», где руководил, а среди любителей фантастики. И не как творец утопий, и даже не внук своего революционного романтика деда, а в качестве зятя братьев Стругацких. Такое определение родства развлекало фэнов. Понятно, что в силу физиологии и брачного законодательства тестем являлся один брат; старший, Аркадий. (Интересно, есть ли закономерность в совпадении имен деда и тестя?) Нехитро обыгрывалось и подразумевалось двуединство великих фантастов как ипостасей одного писателя.
Фантасты докаркались, грянула перестройка. И ближайший родственник четырех великих сказочников — Гайдара, Бажова (неплох и второй дед) и двух Стругацких — пришел в политику. В эпоху поршневой авиации была предзапусковая команда « От винта!».
Запуск произошел, Союз рухнул, невыразимая родина развалилась на части, и эти части свалились в рынок, обретая отличья и увечья. Незабвенный девяносто второй. Свобода приходит нагая, как возбужденно заметил поэт, и эта нагота напоминала предостережение парторга о стриптизе: «Мерзкое это зрелище!..» Реформы вылетели из мешка Пандоры, и реакция на их бесчинства наяривала симфонию трещотки и пыльного мешка с подстоном издохшей волынки: щелкали зубами более от неожиданности, чем даже от голода или злобы. Сбережения сгорели, денежный прах рассеялся, впереди были ваучеры и то место, которое на них раззявилось.
Благодарность современников своим реформаторам всегда была безграничной по размеру и многообещающей по форме. Не полагаясь на свои внешние данные Винни-Пуха и харизму Пятачка, Гайдар никогда не любил публичности, а уж нарубив лесов на щепки в должности премьера стал не то чтобы вовсе мизантропом, но по характеру начал склоняться к схимничеству. Истрепанные нервы и переутомленный мозг взывали к идеалу Робинзона Крузо.
И с удалением из штормовых потоков сумасшедшего дома, именуемых «коридорами власти», он преподнес себе в подарок привычку: на день рождения улетать куда-нибудь к чертовой матери подальше, чтоб не видеть никого и ничего знакомого, и наслаждаться там хоть раз в год одиночеством. Это наслаждение делилось разве что с женой Машей. Остальное население и ландшафт страны ему наслаждения не сулили и скорее портили праздничное настроение. А день рождения Гайдара, если кто не знает, первого апреля. Самое то. Вот вам всем. Шлите телеграммы. Наш с вами общий праздник. У Господа с чувством юмора тоже нормально.
Итак, наступает первое апреля. В данном случае — девяносто шестого года. Сколько бы ни было сейчас дураков в стране — тогда их было намного больше (отрицательный прирост населения!). И они были еще беднее. Это вполне определяло настроения.
А что такое девяносто шестая весна? Забылись граждане, зажрались, вымерли, ослабли памятью от компостирования мозгов и недостатка фосфора... Лишь четыре года с развала Союза. Империя расчленена, но единое кровообращение еще не иссякло. Рождаемость в ноль, пенсионеры вымирают, старушки в булочной считают обесцененные стольники на полбуханки. Зарплата раз в год — тазами, трусами и чашками. Натуральный обмен. Барахолки на месте всех стадионов. Тротуары и переходы забиты ларьками с пестрым фальшивым ширпотребом. Братва надела кашемировые пиджаки цвета крови и крышует страну. Спортсмены — в бандиты, студентки — в проститутки, инженеры — в челноки, офицеры — в охранники, ученые — в задницу. Поезда пустые и холодные, авиарейсы отменяются.
Нефть!!! — по пятнадцать долларов. Добыча падает. Управление экономикой страны сводится к выклянчиванию кредитов на любых условиях. Кто больше напопрошайничал — тот лучший экономист.
Ужас, ужас, ужас... — опера «Иван Сусанин». Аптеки — шаром покати: все лекарства сожрали от ужаса, а деньги кончились. Заказные убийства на улицах идут длинным списком ежесуточных новостей. Интеллигенция в умственном затруднении от бескормицы. Все на продажу. Кто не украл — тот опоздал. Приватизация.
Чеченская война, шестисотые мерседесы и пронзительная ностальгия электората по колбасе за два двадцать. Просторечной формой кисло-сладкого слова «демократия» стало исключительно произношение с мягким « р » после «е».
И шансы Ельцина на грядущее летом переизбрание равняются шансам жестянщика победить на конкурсе Чайковского. И рейтинг его колеблется, как нитевидный пульс реанимируемого, в пределах двух процентов. А у коммунистов — выше пятидесяти. Знамена реют, лозунги гремят, «Эльцина — на фонарь!», и мальчики кровавые в глазах маршевыми колоннами движутся к командным высотам. Дореформировались, сионисты?! развалили страну, бандюки, обокрали, американские наймиты? пакуй чемоданы! петли намылены.
Так что Новый девяносто шестой год ельцинское окружение встречало без энтузиазма. С очень умеренным оптимизмом. Искали выход, как в темном кинозале перед пожаром. Ну неподъемен Ельцин.
Обратились и к изгнанным «молодым реформаторам»: н-ну? а вы что думаете? утописты от слова «утопили»... Гайдар говорит: ничего. Придумаем. Поднимем. Раскрутим Ельцина. Просчитаем. Победим. Ему отвечают коротким словом, в контексте означающим «ничего не выйдет». И пальцами у виска крутят. Реалисты, то есть. Демократия демократией, но пора и о священных правах собственной личности подумать. Например, о праве на жизнь. Или свободу.
Гайдар настаивает. Кроме Ельцина, выставлять против коммунистов некого. Велика Россия, а выбирать всегда приходится из каких-то уродов. Зовите Чубайса в организаторы. Он что хочешь организует, только руки развяжите.
Зовут. Развязывают. И начинают раскручивать Ельцина. А у Ельцина один инфаркт за другим. В перерывах он расширяет сосуды исконным народным методом. И пресс-служба уже перестала стесняться клише «работает на даче с документами». С такими документами пол-страны работает под холодную закуску. Проще раскрутить египетскую пирамиду.
Вот в такой обстановке Гайдар просыпается первого апреля в пять утра от перебоев сердца и поздравляет себя с днем рождения. Вспоминает, что через несколько часов улетает в противоположный конец глобуса, в Австралию: оживает. Закусывает рюмку нитроглицерином и идет в душ. Жизнь сносна и даже неплоха. Ближайшие сутки никакими неприятностями не грозят.
Розовый и бодрый, в свежей сорочке, заварив терпкого японского чаю, он бросает удовлетворенный взгляд в зеркало и видит, что забыл побриться. Берет в ванной жиллетовский станок.
И тут по нервам — др-р-ррынь! в рассветной тишине. Телефон. Шесть утра. Кто спозаранок поздравляет?..
— Ты знаешь, что сейчас введут особое положение? — спрашивает Чубайс вместо приветствия.
— Где ? — непроизвольно спрашивает Гайдар.
Чубайс откликается в рифму.
— В стране, — сумрачно отвечает он. — Угадай с трех раз, в какой. Ты уже проснулся?
Гайдар немедленно жалеет о том, что он уже проснулся.
— Прими мои поздравления, — желает Чубайс.
— А?
— С днем рождения. У тебя ведь сегодня сорокалетие?
— Да что случилось? — вопит Гайдар.
— Что, что. День дураков... Подарок к юбилею!
А случилось следующее. Ввечеру измученного трудностями жизни Ельцина замели в угол доски три ферзя: Коржаков, Барсуков и Сосковец. И объяснили ему, что трудности только начинаются. Предстоящие выборы, можно считать, уже провалены. Коммунистов в таком случае надо рассматривать как правящую партию. И тогда «шоковую терапию» можно считать предварительной любовной лаской. Ждите хирургических мер, и не сомневайтесь: шашек, в смысле скальпелей, на всех хватит. Дважды два — четыре. Как арифметика?
То есть бьет полночь, кукушка выскакивает из часов и вскрикивает: «Что делать? Что делать? Что делать?»
А делать, Борис Николаевич, остается только следующее. Вводить особое положение! Вот что делать. Как, что, чего?! И очень просто. Действие Конституции приостановить. Выборы перенести. Куда?! Туда... И что? И то: премьера Черномырдина меняем. На что я его поменяю — на водку?! На Сосковца, вот он сидит, смотрите внимательнее. Министра МВД Куликова меняем на другого Куликова... не смотрите, его здесь нет. И тогда мы сохраняем власть и укрепляем свое положение, спасая страну от контрреволюции и коммунистического красно-коричневого террора.