Правильный ход - Лиз Томфорд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты используешь свое тело чтобы отвлечь меня?
— А это работает?
Я провожу ладонью по лицу, потому что, да блять, это работает. Чертовски хорошо. — Она была… — я сделал глубокий вдох, и продолжил, — той, с кем я периодически встречался, когда играл в Сиэтле. Я увидел ее в местном ресторане, который часто посещала команда. Эшли была нашей официанткой. Это никогда не было чем-то серьезным, и закончилось как только я подписал контракт с "Чикаго". Просто интрижка, или я так думал. Осенью я переехал на Средний Запад, и примерно через год она появилась в моей квартире с моим шестимесячным сыном на руках.
— Она даже не сказала тебе что беременна?
Брови Миллер нахмурены, она явно разгневана.
— Она узнала об этом после того, как я уже уехал. Но нет, я не думаю, что она вообще планировала мне что-то рассказывать.
— Я ее ненавижу.
Я усмехаюсь.
— Как она могла не рассказать тебе об этом?
— Вероятно потому что она искренне верила, что поступает правильно, какими бы ошибочными не были ее действия. Она не хотела чтобы я думал что она пытается заманить меня в ловушку, или завладеть моими деньгами, поэтому хотела сделать все в одиночку, но через шесть месяцев поняла что не хочет быть матерью. Вот тогда-то она и появилась на моем пороге.
Миллер усмехается. — Тогда я затаю на тебя обиду, поскольку ты ведешь себя вменяемо и рассудительно. Это пиздец, Кай. Ты пропустил целых шесть месяцев жизни своего сына.
— Я знаю что пропустил их, и я думаю об этих шести месяцах каждый грёбаный день своей жизни. Что я упустил, чему научился Макс пока меня не было рядом. Я не испытываю к ней ненависти, но я злюсь на нее за то, что она не рассказала мне раньше. Когда она появилась в Чикаго, у меня не было никаких сомнений в том, что растить его буду именно я.
— И ты был уверен, что он твой? Поверив на слово?
Приподняв брови, я жду, пока она соединит все части пазла воедино. У Макса мои голубые глаза, как и мои темные волосы. Нет никаких сомнений в том, что он мой.
— Хорошо, — смеется она, поднимая руки. — Глупый вопрос.
— Я итак пропустил слишком многое, я боялся упустить что то ещё.
Между нами становится устрашающе тихо.
— Прости, — приношу свои извинения. — Слишком поздно вникать в суть.
— Никогда не поздно проникнуть глубоко в меня, папочка-бейсболист.
Испуганный смех срывается с моих губ, снимая напряжение. — Ты смешна.
Она улыбается, и мне это слишком нравится. Я хочу смотреть на нее, рассказать ей все, что она захочет узнать, пока она вот так смотрит на меня. Но вместо того чтоб сделать то, о чем потом пожалею, я ныряю под воду и плыву прочь, до тех пор, пока не понимаю что она плывет за мной, следуя тем же маршрутом что и я.
Поднимаясь на поверхность, я жду пока она повторит за мной. — Какого черта ты делаешь?
— Таскаюсь за тобой по всему этому чертову бассейну, я хочу знать все.
— Что «все»?
— Остальная часть истории. Почему ты никому не доверяешь своего сына. Почему ты мне не доверяешь.
Она использует свои руки и ноги гораздо больше, чем нужно того, чтобы держаться на поверхности. — К тому же, я не очень хорошо плаваю, так что, если я утону, это будет на твоей совести до конца жизни.
— Я действительно доверяю тебе.
Она замирает, ее зеленые глаза расширяются, прежде чем она начинает медленно тонуть.
— Хорошо, Майкл Фелпс. (американский пловец, 23-кратный олимпийский чемпион) Протягивая руку, я обнимаю ее за талию и притягиваю к себе. — Не нужно жертвовать своей жизнью. Я поговорю с тобой.
Наши ноги переплетаются под водой, наша кожа скользит друг по другу. Вода достаточно теплая, но я чувствую как мурашки бегут по спине Миллер под моей ладонью. Моя рука обвивается вокруг ее бедра, ее ноги обвиваются вокруг моей талии, ее глаза медленно опускаются к моим губам, потому что они слишком близко к ней.
Я прочищаю горло, отплывая обратно на мелководье.
Когда я достигаю высоты на которой она может стоять, я не выпускаю ее. Когда она пытается убрать ноги с моей талии, я усиливаю хватку. Она ощущается хорошо. Слишком хорошо. Я действительно понятия не имею сколько времени прошло с тех пор, как на мне в последний раз было женское тело, но я не хочу чтобы это заканчивалось прямо сейчас.
— Ты мне доверяешь? — шепчет она.
— Я думаю, да.
— Почему?
— Боже, я понятия не имею. Ты как слон в посудной лавке, может быть, я просто не в своем уме.
Я медленно подвожу ее обратно к выступу, усаживаю, но не отхожу. Я остаюсь стоять между ее ног, заключив в клетку, расставляю руки по обе стороны от нее
— Задавай свои вопросы.
— Почему ты увольняешь всех нянь?
Она не колеблется, это делаю я.
Я опускаю голову, бедра Миллер находятся прямо передо мной, и мне приходится сжать руки в кулаки, чтобы не коснуться ее.
— Могу я ответить за тебя? — тихо спрашивает она. — Я думаю, что ты хочешь перестать играть в бейсбол. Мне кажется, ты так переживаешь, что пропустишь важные моменты и няня Макса будет первым, кто их увидит. Ты так зациклился на том, что пропустил, что отчаянно стараешься сделать все возможное чтоб этого не повторилось.
Вдыхая через нос, я отступаю в воду, потому что мы слишком близко и она видит слишком много.
— Я знаю, каково это — отсутствие родителей, — говорю я ей. — В тот день, когда я подписал контрак, Исайя был единственным родным человеком, и то же самое произошло когда подошла его очередь. Я также был единственным, кто поддерживал его, когда он получал водительские права или когда ему впервые разбили сердце. Последнее, кем я когда-либо буду, для своего сына — это отцом, которого никогда нет рядом. Я не пропущу важные моменты, и я даже больше скажу, я не хочу упускать повседневные, незначительные моменты. Я хочу их все.
Над нами повисает тишина, пока Миллер водит ногами по воде, периодически касаясь меня.
Ее обычно уверенное поведение смягчается. — Где были твои родители?
— Моя мама умерла.
— Моя тоже.
Я перевожу взгляд на нее, когда она садится на выступ.
— Рак, — говорит она.
— Автомобильная авария.
— А твой отец?
Ладно, для сегодняшнего вечера это уже слишком. — Это долгая история.
Кажется, она понимает
