Темные воды Тибра - Михаил Попов

– Два таланта золотом могут быть доставлены хоть завтра.

– Золотом? Два таланта? – Бокх поежился, это и в самом деле были деньги.

– И это не предел. В горах Айюба как раз моют золото, к новолунию будет не менее таланта золотого песка.

– Что ж, – усмехнулся царь, – Югурта высоко ценит моего сына. Мне это приятно.

Аспар расплылся в улыбке. Дело, кажется, сдвинулось с мертвой точки.

– То, что ты рассказал о планах и приготовлениях Югурты… Клянусь всеми перьями богини Мба, он на верном пути, но сейчас воевать мы не можем, согласись.

– Сейчас – нет, но скоро сможем.

– Народ ропщет, голодает и ропщет.

– Югурта уже купил хлеб в Сицилии через подставных лиц, скоро у нас будет вдоволь хлеба.

Бокх поднял руку, показывая, что в этом направлении разговор далее не пойдет.

– Воевать мы не можем, а мир лучше всего заключать, держа в своих руках влиятельного римлянина.

– Именно, именно так, великий царь.

Царь задумался, и было видно, что это дается ему тяжело. Наконец он проговорил медленно, как бы через силу:

– Хорошо, я пошлю за Суллой. А когда он приедет, видимо, прикажу его взять. – Огромное тело Аспара тряслось от радости, он уже представлял, как будет излагать эти слова своему царю. – Пусть приезжает и Югурта, я не хочу, чтобы виновником пленения римского квестора был я один.

– Но тогда, великий царь, не лучше ли тебе будет указать место, где сейчас скрывается римлянин, и воины Югурты все проделают сами, твое имя отодвинется в сторону, гнев римского сената и народа пройдет мимо тебя.

Бокх поморщился.

– Нет, Аспар, нет. Это будет… Это будет неправильно.

– Но почему, ты же сам только что…

– Ты не понимаешь…

– Или ты еще не окончательно решился?

– Я решился, решился, окончательно, но ваши нумидийцы слишком горячи, а Сулла горд, он станет защищаться, неужели ты не понимаешь? Его могут ранить и даже убить. А имея на совести труп квестора, какие мы можем вести переговоры, а?

На языке нумидийца вертелось, что смерть этого голубоглазого демона и есть затаеннейшее желание Югурты, а пленение – лишь более длинный путь к осуществлению этого желания. Но он промолчал. Он добился от мавританского владыки многого, и можно было потерять это, добиваясь еще большего.

– По дороге из Тианса к побережью Сырта есть холм, окруженный дикой масличной рощей с большим белым камнем на вершине.

– Я знаю это место, повелитель.

– Там я встречусь с Югуртой.

– На рассвете?

– Нет, в полдень. Пусть приезжает с охраной.

– С большой?

– Нет. Потому что Суллу я позову на то же место одного, только с рабом и телохранителем. – Аспар встал с окончательно просветлевшим лицом. – Там будут и мои люди, поэтому пусть мой зять и сын не удивляются. – Нумидиец стал, кланяясь, пятиться к выходу. – Постой! – Аспар застыл в поклоне. – А лекарства! Ты обещал мне нумидийские лекарства!

– О величайший, они уже переданы твоему лекарю. Отвар тебе принесут прямо сейчас.

Бокх не допил еще первый кувшин целебного напитка, как перед ним предстал Сулла. Он по-прежнему не проявлял желания кланяться или какими-либо другими способами проявлять особую почтительность.

– Я сам попросил тебя о встрече, Бокх, и знаешь почему?

– Соскучился по умному собеседнику, – усмехнулся мавританец. – Я угадал?

– Угадал. И еще мне донесли, что тебя только что навестил посланец Югурты.

– Ты имеешь в виду этого толстяка Аспара?

– Да.

– Так он просто привозит мне заморские лекарства. – В качестве доказательства Бокх продемонстрировал опорожненный кувшин.

Сулла не мигая смотрел на мавританца пронзительными голубыми глазами. Царю всегда становилось немного не по себе от этого взгляда. Он привык к глазам темным, подвижным, как бы смазанным оливковым маслом, к глазам, которые легко опускаются долу, к глазам, источающим восхищение и благоговение.

– Ты зря сердишься, мой проницательный и неукротимый Сулла. Все идет по плану, который у нас обоих вызвал восторг.

Сулла продолжал молча взирать на царственного собеседника, ожидая, когда он наконец скажет что-нибудь существенное.

– Я назначил Югурте место встречи.

– Где это место?

– Там мои люди схватят его и передадут твоим людям.

– Где это место расположено?!

– Это далеко от моего лагеря, я не желал бы, чтобы эта история взбунтовала тех, кто слишком ослеплен славою нумидийца. Это достаточно далеко от тех мест, где могут оказаться всадники Югурты.

– Почему ты не хочешь назвать мне это место?

Бокх постучал кувшином по подносу.

– Ты поедешь со мной и все узнаешь в свое время.

– Я мог бы отправиться туда накануне и сделать засаду, твое имя в этой истории осталось бы чистым.

Царь приложился к новому кувшину и сладострастно зажмурился.

– Если все проделает квестор Сулла со своими солдатами, в чем тогда будет моя заслуга перед римским народом и сенатом? – (Сулла пожевал губами, его голубой взгляд затуманился). – Ты чем-то недоволен, римлянин?

– Мне не все ясно в твоем замысле.

– Это неудивительно, потому что это мой замысел. С тебя довольно, что он направлен к твоей выгоде, разве не так?

Спорить далее было бессмысленно, и Сулла поднялся, чтобы уйти. Напоследок он спросил:

– На какой день назначена казнь Волукса?

Бокх от неожиданности хрюкнул, жидкость попала в дыхательное горло. Сулла меж тем продолжал:

– По вашим законам, предатель должен быть казнен до рождения новой луны.

Бокх немного оправился.

– Я знаю, вы, римляне, народ, преклоняющийся перед законом.

– Нет закона – нет народа. Может быть, твои люди не могут отыскать хороший пчелиный рой? Рядом с крепостью, где я сейчас расположился, имеются два.

– Благодарю тебя, твоя предусмотрительность меня восхищает. Что касается пчел, мои люди позаботятся, у них есть опыт, к тому же им за это платят.

И царь яростно припал к своему кувшину.

Сулла усмехнулся.

– Буду ждать твоего сигнала. А напоследок послушай моего медицинского совета.

– Насколько мне известно, лучшими врачами всегда были не римляне, а греки.

– Я процитирую тебе из грека. Он утверждает, что лечит не то, что мы вводим внутрь, а то, что выводится из нас.

– Очень по-научному, но не очень понятно, – неприятно осклабился Бокх.

– Сколько бы ты ни выпил целебных отваров, ты не добьешься того, что даст тебе удаление от твоего стола кипрских вин.

Стоило квестору покинуть шатер, как Бокх закричал прислужникам:

– Обедать! Кипрского вина, перепелов, мидий! И женщину мне, женщину!