Операция «Купюра» - Инна Тронина

– Значит, итог таков, слушай внимательно, – обратился Михаил к Серёге. – Переночуешь здесь – для твоей же безопасности. До утра или до полудня подождёшь, а там видно будет. Дело твоё пойдёт, как раньше. Речь о скупке купюр на Невском и об обмене их на новые через отделения Сбербанка, которыми заведуют ваши люди. Баринов ведь не один такой, правильно? Так и скажешь своим, если спросят. Тебя увозили по поводу скупки, к Грачёву. И дело не в тебе, а в Баринове. О Гаврилове не вспоминай вообще, и мы будто бы не знаем, что ты там был. Ты – сошка мелкая, нужен только на подхват, и потому всегда можешь отговориться незнанием…

В это время вернулся Минц, и Ружецкий тут же нашёл ему занятие:

– Львович, сведи задержанного пожрать и в уборную, а то совсем силы потеряет…

– Пусть подпишет протокол, и пойдём! – Саша всегда был рад чем-то умилостивить своего недруга.

Сергей расписался на каждой странице без напоминания – этот порядок он знал. Но протокол читать не стал, потому что очень хотелось выйти и облегчиться – как всегда после пьянки. После него расписались и все остальные, завершив положенную по закону процедуру.

– Как считаешь, надо сейчас Кулаковым заниматься? Или, может, лучше погодить? – Ружецкий больными, мутными глазами смотрел на дверь, за которой скрылись Минц с Нечаевым.

– По-моему, сейчас главное – Габлая! – Всеволод смотрел на тёмное не зашторенное окно. Как давно он уехал из дома в Консерваторию, и с тех пор не ел по-человечески, и даже не смог перевести дух. – Мы что-то сильно сконцентрировались на чеченской общине. А вдруг нитка тянется дальше, и всем заправляют другие, ещё не ведомые нам силы? Кулаков, конечно, может и намекнуть, если с ним поговорить умеючи…

– Ладно, отложим до того времени, когда Тенгиз изловит Квежо. А Нечаев пусть дрыхнет здесь – в кабинете, на диване. В камере, боюсь, его могут убрать как свидетеля убийства. Мы не можем поручиться, что ихний телеграф не сработает против Серёги. Я сейчас выйду на минутку, а ты Львовичу скажи, когда вернётся – пусть устроит гостя на ночлег…

Глава 4

Монотонно гудели двигатели «ТУ-154», и за иллюминаторами мерцали холодные колючие звёзды. Ружецкий и Грачёв оказались на креслах рядом, а вот Сашу Минца засадили в самый хвост. Но он, как всегда, отнёсся к случившемуся философски – открыл английский журнал и уткнулся в него носом. Очки в присутствии сотрудников он надевать не хотел, чтобы Михаил лишний раз не поставил это в упрёк.

Всеволод тоже решил воспользоваться целым часом свободного времени для того, чтобы перечитать скопившиеся газеты; мачеха сунула их в сумку прямо перед отъездом. Полосы были полны военных сводок из Персидского залива и политической трескотни, но Грачёв всё равно читал, чтобы хоть немного отвлечься от дела о купюрах.

Голубоватый свет заливал салон, и лица стюардесс казались неживыми. После гибели отца Грачёв чувствовал себя в воздухе скованно, но старался никому этого не показывать. Вспоминал ли о чём-то таком брат, он не знал – Михаил всегда был сдержанным и скрытным.

Чтобы прогнать тревожные мысли, Всеволод развернул «Комсомолку» стал читать откровения сбежавшего охранника Саддама Хусейна. Михаил же, как только самолёт оторвался от полосы, преспокойно заснул – на счастье, ему уже полегчало.

Все трое вылетели в Москву для продолжения оперативных мероприятий, связанных с делом о купюрах. Их московский коллега, сотрудник тамошнего Шестого управления Дмитрий Буссов, позвонил Ружецкому и сказал, что Дханинджия и другие сотрудники сейчас в ресторане гостиницы «Космос». Развязка ожидается с минуты на минуту, Габлая уже прибыл к месту пьянки, и потому ленинградские товарищи должны поторопиться.

– Мы и так торопимся – билеты на руках, «Волга» у подъезда! – раздражённо ск4азал Михаил. – Пока доберёмся, думаю, всё уже закончится, и мы с Габлая поговорим по душам…

Всеволод, покосившись на спящего брата, пошарил во внутреннем кармане своего малахая и вытащил уже изрядно помятый конверт. Письмо достала из ящика мама Лара и сразу же отдала ему. На портативной югославской машинке «Люкс», в которую давно пора было заправлять новую ленту, был отпечатан его домашний адрес и фамилию с инициалами. Индекс вывели от руки – криво и небрежно.

Когда мачеха принесла письмо, у Всеволода был Саша – они вместе ждали звонка Тенгиза из Москвы. Кроме того, в минцевском доме, в дополнение к отключённым батареям, сломался телефон, и потому Тенгиз должен был звонить на Кировский. Саша отправил пожилого отца к сестре, где тот периодически отогревался, а сам на целый день засел у Грачёва.

Тенгиз позвонил уже в конце дня, сказал, что опергруппа выезжает, и попросил за него молиться. И сразу же после этого мачеха вручила ему это странное письмо, которое добавляло в их картину новый, очень существенный штрих…

«Всеволод, обстоятельства складываются так, что я вынужден искать встречи с тобой. Вырисовывается ситуация, трудная для нас обоих. Мы можем сильно пострадать, но тебе в любом случае придётся пожертвовать большим, чем мне. Речь идёт о твоей жизни и безопасности твоих родственников. Проанализируй всё и реши, что для тебя важнее – личное благополучие или мимолётный служебный успех, плодами которого ты воспользоваться уже не сможешь. Если придёшь к разумному решению, позвони мне по телефону…» – и дальше шёл обычный семизначный городской номер. Грачёв предположил, что квартира эта находится как раз у Театральной площади, где он побывал совсем недавно.

Прочитав письмо, они с Минцем долго судили и рядили, какая из крупных рыб вынырнула на поверхность. Конечно, вот так, сразу, припомнить все хазы ни Грачёв, ни Минц не могли, а навскидку ничего толкового в голову не приходило. Судя по стилю письма, это не кавказцы – слишком всё гладко и грамотно. Кроме того, они скорее позвонили бы по телефону или прислали человека для переговоров. Да и обитали гости с юга чаще всего на окраинах, в «спальных» районах, желательно поближе к аэропорту.

А тут налицо человек интеллигентный, достаточно образованный и грамотный. Ни одной ошибки, все точки и запятые на месте, каждая фраза выверена и исполнена смысла. Может быть, писавший даже бывает в Мариинском театре, в Консерватории, и это печально, потому что умный враг всегда более опасен.

«Если позвонишь, назови себя и попроси Кромоша. Что делать дальше, он тебе расскажет сам…» И дальше – ни подписи, ни монограммы. Только дата – 27 января 1991 года.

– Мне сразу показалось, что в тексте есть дисгармония, – задумчиво сказал Минц, откладывая листок и закрывая усталые глаза. – Такой вежливый человек должен был обращаться к тебе на «вы». «Ты» здесь совершенно неуместно, и оттого сильно раздражает. Как думаешь?

– Может, оно и так, да только не это главное. – Грачёв так и этак изучал листочек, даже просматривал его на свет, но ничего интересного не заметил. – Конечно, по номеру можно установить квартиру, и даже найти там эту машинку… И что? Телефон, конечно, связной, и хозяева ни сном, ни духом… Возможно, знают этого писаку как нормального, культурного человека. Дали ему портативную машинку поработать – мало ли таких случаев? И докажи потом, что это не так. Тем более что парень этот совсем не прост, а, значит, умело шифруется.

– Да, писал мужчина. И, скорее всего, молодой. Ты прав, называя его парнем, – согласился Минц. – Даже если он и знаком с членами какой-то общины, то сам в неё не входит. Он – однозначно местный, и его родной язык – русский. Если, конечно, это письмо собственноручное, – счёл нужным оговориться Минц. – Допустим, что это так…

– Ясно одно – очень каждую птицу мы побеспокоили. – Всеволод свернул письмо и взглянул на Сашу, как в подзорную трубу. – А тут не только Квежо, Гаврилов, Кулаков и Баринов замешаны. Один из них мёртв, а остальные, думаю, не способны это написать. Получается, дело сложнее, чем мы думаем…

– Телефон где-то в Октябрьском районе установлен, – сказал Минц и замолчал, ибо больше ничего выжать из письма не смог. Потом вдруг вскинулся. – Сева, видишь, почтового штемпеля нет? И число сегодняшнее в письме – так быстро, да ещё в воскресенье, у нас корреспонденцию не доставляют…

– Само собой – человека прислали, чтобы опустил письмо прямо в ящик, – пожал плечами Грачёв. – Что тебя удивляет?

– А зачем полный адрес тогда писали, да ещё с индексом? – Минц указал авторучкой на измятый конверт. – Если сами везли, к чему это?

– Ну, не знаю! – Всеволод наморщил лоб, пытаясь понять мотивы неведомого ему человека. – Может, хотел по почте послать, но понял, что не успеет дойти. Это – один вариант. Есть и другой – таким образом этот тип демонстрирует, что знает мой адрес. Это тоже способ надавить на психику, чтобы я почувствовал себя беззащитным перед ним. Трудно вот так, сразу сообразить, тем более что мы этого… как его… Кромоша не знаем. А, может, Кромош – просто связной. Или такого человека вообще нет на свете, что тоже вполне вероятно. Можем, конечно, проверку произвести до отлёта, чтобы даром время не тратить. Прямо сейчас одному из моих сотрудников позвонить – он как раз этим занимается, – Грачёв ещё раз перечитал письмо. – А Фантомас этот явно высокого мнения о себе. Думает, я на полусогнутых побегу. Ты знаешь, почему я решил, что он молодой?