Центурион - Саймон Скэрроу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ай! Больно, — процедил он сквозь стиснутые зубы.
— Пусти, — буркнул Катон. — Я пытаюсь тебе помочь. Ты ранен. Если рану как следует не перевязать, ты истечешь кровью.
Человек кивнул и ослабил хватку. Затем глаза у него расширились и он, воззрившись на Катона, прошипел:
— Так это был… ты?
— Тихо, — резко бросил Катон. — Береги дыхание.
— Это был ты, — повторил солдат, после чего зажмурил глаза и со стоном откинулся назад.
Катон склонился над ним, неловко затягивая повязку (одна рука на платке, другая у меча). Оглянувшись, он увидел, как немногие уцелевшие всадники уносятся прочь, а тех, кому не повезло, со всех сторон атакуют пехотинцы, среди которых конники бесцельно лавируют, парируя многочисленные, хотя и беспорядочные удары. В этом неравном противостоянии они были обречены; последнего из них сбили с лошади в считаные минуты. Иллирийцы подняли мечи, победными кличами провожая истаивающий в ночи стук копыт.
— Эй, там! — крикнул Катон ближнему солдату. — Ко мне!
На зов префекта подбежали сразу несколько.
— Этот человек ранен, — указал Катон на распростертое по земле тело. — Отнесите его к повозкам.
— Слушаем, господин префект.
Солдат опустил оружие, чтобы заняться своим товарищем, а Катон, поднявшись, поспешил прочь. Когорта тем временем добивала раненых и обшаривала убитых в поисках поживы.
Катон поднес ко рту сомкнутые ладони:
— Центурион Парменион!
Тот появился на второй оклик, затягивая на бегу тряпицу на правой руке.
— Ты ранен? — первым делом осведомился Катон. — Как рука?
— Да ничего, кость цела. И мечом махать могу. В отличие от этих конников, пес их возьми. Ишь, порскнули, как зайцы…
— Ну, это пока, — рассудил Катон. — Возможно, нам еще придется с ними хлебнуть.
— Вы так думаете? — переспросил центурион.
Удивленность была с оттенком недоверия, что уязвляло.
— Лучше не обольщаться, верно? А теперь надо собрать наших раненых и устроить их по возможности удобнее. Когорту сформировать вокруг них. Понятно?
— Понятно, господин префект.
— Центуриона Макрона видел?
— Старшего? Видеть не видел, а слышать слышал. — Парменион указал себе через плечо.
— Да уж, такого не услышать сложно, — усмехнулся Катон и хлопнул подчиненного по плечу. — Выполняй.
Он направился через место недавней схватки, где переступая, где обходя людские тела и конские трупы, беспорядочно разбросанные по утоптанному песку. Первые из встреченных легионеров были еще слегка шалые от внезапного и жестокого боя, а потому понятия не имели, где находится их командир. С растущим смятением Катон пробирался вперед, пока не нашел одного из офицеров Макрона.
— Что у вас тут? — сердито спросил Катон. — Почему не перестраиваете людей?
— Так неприятель-то отбит. Лично я не вижу нужды…
— Где Макрон?
— Возле штандарта. Вон там.
— А, вижу, — коротко кивнул Катон, углядев смутный силуэт сигнифера когорты. — А теперь, центурион, постройте ваших людей. Со всей возможной быстротой.
Слова эти он сказал фактически на ходу.
— Макрон? Вы здесь, господин префект?
— Катон! — из потемок вынырнула кряжистая фигура. — Клянусь богами, славно мы им намяли бока! Как пить дать половину из них порубили, никак не меньше.
— Может быть, но меня теперь волнует вторая половина.
— Ты видел, как у них пятки сверкали? — Макрон добродушно рассмеялся. — Сомневаюсь, что до рассвета они вообще остановятся.
— Сдается мне, остановятся, причем еще задолго, — спокойно заметил Катон, указывая на одного из всадников, плашмя лежащего вблизи своего коня. — Видишь, при этом колчан. И таких, как он, среди них уйма.
Макрон изучающе оглядел тело, ткнув в него словно для проверки калигой.
— Это что, парфянин?
Катон взглядом окинул труп в просторных одеждах, с матерчатым шлемом-колпаком.
— Все может статься. Хотя это скорее кто-нибудь из пальмирских повстанцев. Парфяне не могли подойти к месту так быстро, — добавил он осторожно. — Так ведь?
Макрон озадаченно наклонил голову.
— Н-да, действительно. Надеюсь, что нет… Иначе положение у нас совсем уж незавидное.
— Так это или нет, но мы имеем дело примерно с теми же всадниками и с той же тактикой. Может, мы и взяли их внезапностью, но как только они отойдут на безопасное расстояние и перестроятся, снова жди от них налета.
— Налета, на нас? — усомнился Макрон. — После эдакой-то засады? Да ну, вряд ли.
— Внезапность срабатывает только раз, и мы этот раз уже использовали. А дальше они возьмутся за луки и будут отстреливать нас одного за другим. — Катон красноречиво хлопнул себя по бедру. — Иное дело, если б мы уложили их всех.
— Ничего, им и так хорошо досталось, — успокоил Макрон. — Ну да ладно, скомандую-ка я своим сделать построение. На всякий случай. Когорты меж собой лучше соединить, а раненых поместить посередине.
— Решение мудрое. Пойду дам своим команду стягиваться.
— Как поступим с нашей конницей?
Катон подумал.
— Лучше ее пока не трогать. Все еще есть риск, что она смешается с конными лучниками. А при необходимости мы сможем ее достаточно быстро подозвать.
— Хорошо. Ну что, тогда за дело.
Центурионы с оптионами созвали своих солдат, и ряды выстроились под своими сигнумами, в то время как те, кто был отряжен переносить раненых в безопасное место, снесли их в небольшую ложбину, подмеченную Макроном в качестве позиции, где две когорты должны были дожидаться рассвета. В случае нападения врагу для того, чтобы как следует разглядеть цель, пришлось бы пойти на сближение. Кто знает, мрачно прикидывал Макрон, может, неприятель даже бы сунулся в пределы досягаемости дротиков и пращей, за что уже вскоре поплатился бы. Пока же раненые лежали в центре мелкого углубления из камня и зыбучего песка, куда подогнали и повозки с припасами. Вот обе когорты встали в оборонительное каре за заслоном из щитов, бдительно озирая окутанную мраком пустыню.
Оба префекта стояли сбоку построения, глядя в ту сторону, куда отступил враг, и чутко улавливали царящее вокруг напряженное ожидание.
Люди получили приказ стоять молча, и единственный шум доносился со стороны раненых, которым не под силу было сдерживать боль. Отдельные особо тягостные стоны или всхлипы страдания бередили и без того измотанные нервы остальных, так что в конечном итоге солдаты начали втихомолку поноси€ть своих раненых товарищей.
При мысли об этом Катону немедленно вспомнился иллириец, которого он ранил, и внутри тут же гадко вспучилось ощущение вины. Может, признаться во всем Макрону? Ведь это была не более чем случайность. Хотя это не умаляло ее трагичности — того, что для офицера с боевым опытом недопустимо. Кстати, жив ли он вообще, тот человек? И если да, рассказал ли он своим товарищам об офицере, ткнувшем его в приступе слепой паники мечом? На секунду сквозь жгучую призму стыда Катон ощутил, что желает тому солдату смерти, за что тут же себя проклял. А позыв узнать о состоянии того человека сделался таким нестерпимым, что ближе к исходу ночи Катон обратился к Макрону: