Золотой век - Евгений Игоревич Токтаев

— Бей-убивай! — орал Хамс-Хартагга, вновь демонстрируя, что его-то самого убивать втроём-вчетвером надо, да и то не выгорит. Он лихо вертелся среди «бегунов», что ни удар, то смертельный.

— Гони, Менна! — кричал Рамсес, — уходи направо!

Он бил из лука, как заведённый, и легко оспорил бы счёт Хартагги. Что ни стрела, то точно в цель. Ну а как иначе? С малолетства наука лука — главная для высокородного воина ремту. Стрел в сумах на бортах хватает, и в целях недостачи нет.

— Сессу! — Менна прикрыл щитом повелителя от шального дротика, а стрела Хастияра безвредно чиркнула его по шлему. А был бы парик на голове — кранты Менне.

За спиной бушевал Убийца Врагов. Сначала он бежал возле колесницы, а потом улучил момент и сбил с ног зазевавшегося каскейца. Горец визжал, кровь била фонтаном. Один из соплеменников попытался помочь ему, но лев увернулся от копья, и второй бедняга был молниеносно загрызен.

Рамсес бросил всего один взгляд на любимца, однако, выпуская стрелу за стрелой, слышал — лев жив.

Менна, бледный, будто выдавили из него всю кровь, обвязал поводья вокруг пояса и правил одной правой рукой. Левой он держал щит и прикрывал фараона от хеттских дротиков. Возница Величайшего гнал коней, лавируя меж своих и чужих колесниц на такой скорости, что дух захватывало. На кураже, не думая, нырял в открывавшиеся промежутки, да так, что иной раз колесницы разъезжались на толщину пальца друг от друга.

Нечестивцы, видя синюю корону хепреш, лезли к колеснице фараона, как пчёлы на медведя. Где-то не очень далеко громоподобный рык Убийцы Врагов щедро наполнял сердца воинов невыносимым ужасом.

Рамсес пускал стрелу за стрелой, растягивал тетиву до уха без видимой натуги. Посылаемая им оперённая смерть находила нечестивых хета повсюду, куда он направлял взор. Он бил без промаха. Он царил в этой битве.

«Нет мужа, равного его величеству владыке младому, отважному. Могуча длань его, бесстрашно сердце, силой подобен он Монту в час величия его. Он прекрасен собою, как Атум, и ликуют созерцающие великолепие его. Прославлен он победами своими над всеми странами, и не ведают часа, когда вступит он в бой. Как стена, ограждает он войско свое, он — щит его в день сражения. В стрельбе из лука не ведает он соперников, отважнее он сотни тысяч воинов. Он идет во главе войск своих и обрушивается на полчища вражеские, веря сердцем в победу свою, смел и доблестен он пред лицом врага, а в час битвы подобен пламени пожирающему. Стоек сердцем он, словно бык, и с презрением взирает на объединившиеся против него страны. Тысяча мужей не может устоять перед ним, сотни тысяч лишаются силы при виде его. Вселяет он страх грозным рыком своим в сердца народов всех стран, почитаем и славим он, подобно Сутеху».

Отряд Хаттусили от стрел мицрим понёс потери невиданные в горных войнах на северной границе, однако, прорвавшись в ближний бой, спешно сравнивал счёт. Колесницы энкура Верхней Страны в центре почти все остановились, выпустив наружу осиный рой — сотни воинов-суту, без доспехов в одних только шлемах и белых длиннополых рубахах со щитами и топорами схватились врукопашную с «бегунами» фараона.

Совсем близко от Хаттусили две меркобт в попытке уклонения зацепились колёсами и рассыпались в щепки. В них влетела хеттская, а потом ещё и ещё с каждой из сторон. Образовался грандиозный завал.

Колесница Хастияра влетела в «мешок». Впереди тот самый завал, слева и справа толчея. Колесницы с людьми, без людей, без лошадей. Люди и лошади без колесниц. Не проехать, не развернуться. Здесь нашли свой конец уже девять колесниц, и шла даже не рукопашная — чудовищная резня.

Таркинис спрыгнул на землю, бросился к лошадям и левую потянул за подперсье, заставляя пятиться вбок. Дюжий мицри, от плеч до колен закованный в бронзовую чешую, выбрался из-под перевёрнутой колесницы. Не выказывая даже намёка на то, что при падении едва ли не все потроха себе отбил, он побежал к Таркинису, замахиваясь «бычьей ляжкой». Хастияр подхватил щит, одним движением распустил хитрый узел на поясе, что удерживал топор и кинулся на выручку вознице. Но прежде путь детине преградил один из легковооружённых суту, ударил копьём. Тот увернулся и одним ударом снёс бедняге голову. Лицо, ещё секунду назад живое, отражавшее тысячу мыслей и чувств, в один миг превратилось в застывшую мёртвую маску, уставилось в равнодушное небо. Тело ещё не успело упасть, а мицри схватился с Хастияром. В два удара обезоружил посланника. Тот попятился. Мицри мощным ударом хопеша надвое развалил его щит. Тут бы и настал конец сыну Тур-Тешшуба, да подоспел Хамс-Хартагга. Впрочем, гигант мицри, горой нависавший над широкоплечим, но невысоким каскейцем, должен был и его в два счёта сожрать. Несмотря на внушительные размеры, он двигался очень легко. Увернулся от топора Хартагги и, ударив в ответ, снёс топор горца с топорища. Того это не остановило. Он просто ткнул оставшейся в руках деревяшкой в лицо здоровяку. Прямо в глаз. Тот заорал, замешкался. Хартагга ткнул ещё раз, подскочил ближе, следующим ударом сбил с ног и уже лежащему добавил ещё несколько раз, превратив его лицо в кровавое месиво.

— Спасибо… — только и смог прохрипеть Хастияр.

— А, намуваи сувана, — прошипел горец, — топор сломал! Гнить тэбе в сальпе,[56] сын собаки!

Он вывернул из пальцев убитого хопеш. Цокнул языком.

— Вот то добрый шарпа![57]

— Господин! — крикнул Таркинис.

Он смог наконец развернуть и вывести лошадей из «мешка». Хастияр вновь запрыгнул на колесницу. Хартагга подмигнул ему, и хищно оскалился.

Таркинис стегнул лошадей, и они вновь понеслись в клубах пыли, где мелькали тени, с упоением резавшие друг друга.

— Правее, Менна! Правее! — кричал Рамсес.

Несколько вёртких меркобт Страны Реки с самыми отборными воинами и возничими пытались прорваться к западу, однако Хамитрим, командовавший на левом крыле, не дал им этого сделать, и Рамсес был вынужден отвернуть назад на пшеничное поле, описав сначала полукруг, а вскоре и целый круг.

Тяжёлые и не столь поворотливые колесницы Хамитрима едва ли смогли бы удержать прорыв врага, будь их число сопоставимо. Но их было больше, и они образовали громадную дугу, которая наполовину охватила всё воинство «Амен» и угрожала лагерю с запада. Однако, пока что только угрожала. Возобновить атаку хетты не спешили.

Схватка пехоты среди разломанных повозок и мечущихся лошадей затихла. Обе рати отхлынули друг от друга.

— Восстановить линию! — кричал Хаттусили, — быстрее!

Идари гнал колесницу военачальника