Сталин в преддверии войны - Александр Орлов

Правда, у советского поверенного в делах не было уверенности, что немцы «были бы готовы всерьез и надолго соблюдать соответствующие эвентуальные обязательства». «Я думаю лишь, — писал он в Москву, — что на ближайшем отрезке времени они считают мыслимым пойти на известную договоренность в духе вышесказанного, чтобы этой ценой нейтрализовать нас в случае войны с Польшей. Что же касается дальнейшего, то тут дело зависело бы, конечно, не от этих обязательств, но от новой обстановки, которая создалась бы в результате этих перемен и предугадывать которую я сейчас не берусь»256.

Сложившееся военно-политическое положение в Европе рассматривалось 11 августа на заседании Политбюро ЦК ВКП(б). Особое внимание было уделено сообщениям о возможности в ближайшее время нападения Германии на Польшу и попытках Гитлера установить контакты с Чемберленом. С учетом пессимистических предсказаний относительно Московских англо-франко-советских переговоров Политбюро признало целесообразным вступить в официальное обсуждение поднятых немцами вопросов, о чем известить Берлин257.

Это было немедленно сделано. На другой день Астахов доложил о немецком подходе к этому вопросу: «Их явно тревожат наши переговоры с англо-французскими военными, и они не щадят аргументов и посулов самого широкого порядка, чтобы предотвратить эвентуальное военное соглашение. Ради этого они готовы сейчас, по-моему, на такие декларации и жесты, какие пол года назад могли казаться совершенно исключенными. Отказ от Прибалтики, Бессарабии, Восточной Польши (не говоря уже об Украине) — это в данный момент минимум, на который немцы пошли бы без долгих разговоров, лишь бы получить от нас обещание невмешательства в конфликт с Польшей»258. Действительно, в те дни немецкое посольство в Москве получало из Берлина одну телеграмму за другой с требованием оказывать давление на советских руководителей, используя для этого новые аргументы. 14 августа статс-секретарь Германского МИДа Вейцзеккер поручил послу Шуленбургу сообщить Советскому правительству, что, «если Россия предпочтет союз с Англией, она неминуемо останется одна лицом к лицу с Германией, как это было в 1914 году. Если же Советский Союз предпочтет взаимопонимание с нами, он обретет безопасность, которую он так жаждет, и получит все гарантии для ее обеспечения»259.

После неоднократных настойчивых просьб Шуленбурга он был 15 августа принят Молотовым. В ходе беседы германский посол зачитал полученное им днем ранее заявление Риббентропа, где утверждалось, что Германия не имеет «никаких агрессивных намерений» в отношении СССР, и предлагалось урегулировать «к полному удовлетворению обеих сторон» все имеющиеся спорные проблемы, для чего в Москву в самое ближайшее время готов прибыть министр иностранных дел лично. В заявлении также подчеркивалось, что обострение германо-польских отношений делает «необходимым, чтобы в германо-советские отношения в скором времени была внесена ясность»260.

Молотов заявил, что «важно выяснить мнение германского правительства по вопросу о пакте ненападения». При этом Молотов сослался на упоминавшийся выше «план Шуленбурга», который предусматривал договор о нейтралитете между Германией и СССР на основе Берлинского договора 1926 года, или заключение пакта о ненападении. Кроме того, советское руководство интересовали совместные гарантии для Прибалтийских государств, а также сдерживающее влияние Германии на Японию. Условия, выдвинутые Молотовым, Шуленбург расценил как «удивительно умеренные». Касаясь предлагаемого немцами приезда

Риббентропа, Молотов сказал, что «необходимо провести подготовку определенных вопросов»261.

В Берлине это сообщение встретили с облегчением. Шуленбургу предложили постараться немедленно встретиться с Молотовым и сообщить ему, что германская сторона согласна со всеми советскими условиями, а начиная с 18 августа Риббентроп готов в любое время вылететь в Москву, не только для ведения переговоров, но и подписания соответствующих соглашений262.

17 августа в 8 часов вечера Шуленбург сообщил Молотову о согласии Германии заключить с СССР пакт о ненападении и дать совместно с Советским Союзом гарантии Прибалтийским государствам. Правительство Германии обещало также повлиять на Японию с целью улучшения и консолидации советско-японских отношений. В то же время немцы настойчиво требовали срочно принять Риббентропа, которому Гитлер предоставлял необходимые полномочия.

От имени Советского правительства Молотов приветствовал поворот германской политики в сторону улучшения отношений с СССР и выразил пожелание, чтобы одновременно с пактом о ненападении был принят специальный протокол о заинтересованности договаривающихся сторон в тех или иных вопросах внешней политики. Он предложил, чтобы протокол стал неотъемлемой частью договора, в котором нашли бы отражение вопросы международной политики в духе германского заявления от 15 августа. При составлении протокола инициатива должна исходить не только от советской стороны, но и от германской. До приезда Риббентропа, сказал Молотов, необходимо провести соответствующую подготовку263.

Получив ответ из Москвы, Риббентроп 18 августа приказал Шнурре как можно быстрее завершить подготовку торгово-кредитного договора с СССР. К концу дня текст его уже был согласован: Советскому Союзу предоставлялась возможность в течение двух лет закупать в Германии на 200 млн. рейхсмарок машины, инструменты, научное и химическое оборудование, корабли и другие товары. В уплату СССР должен был поставлять зерно, нефть, полуфабрикаты, древесину, фосфаты и т.д. Немецкие дипломаты рассчитывали, что 19 августа договор будет подписан. Однако советские торговые представители заявили, что им необходимо получить согласие Москвы. Тут же Риббентроп направил телеграмму Шуленбургу с приказом срочно добиться внеочередной встречи с Молотовым264.

Прибыв в МИД в 2 часа дня 19 августа, Шулен-бург заявил Молотову, что опасность конфликта между Германией и Польшей исключительно велика, поэтому необходимо еще до его возникновения выяснить взаимоотношения между СССР и Германией, так как позднее это будет сделать трудно. Посол заверил советского наркома, что руководство Германии готово «идти навстречу всем желаниям Советского правительства» и что при «составлении протокола также не должно встретиться затруднений». За готовность Берлина к уступкам от советской стороны срочно требовалось назвать дату приезда Риббентропа в Москву. Сразу сделать этого Молотов не мог. Он лишь сказал о заинтересованности Советского Союза в заключении договора о ненападении. Однако через два часа Молотов сам пригласил Шуленбурга и сообщил ему, что Риббентроп может прибыть в Москву через неделю после подписания торгово-кредитного соглашения, то есть 26—27 августа1.

В 2 часа ночи 20 августа в Берлине было подписано советско-германское кредитное соглашение. Итак, одно из советских условий, предваряющих прием Риббентропа в Москве, было выполнено. Но оговоренная советским руководством дата его приезда не устраивала Гитлера, так как именно на 26 августа он назначил нападение на Польшу. Фюрер не хотел ждать. Утром он направил личное послание Сталину, в котором говорилось, что напряженность в отношениях между Германией и Польшей стала «невыносимой», так что «в любой день может разразиться кризис». Гитлер обращался к советскому вождю с предложением принять его министра иностранных дел во вторник, 22 августа, самое позднее — в среду, 23 августа. Министр, подчеркивал он, имеет «самые широкие генеральные полномочия для составления и подписания пакта о ненападении, а также протокола»265.

Текст телеграммы Гитлера недвусмысленно свидетельствовал о том, что решение о нападении на Польшу принято окончательно. Но фюрер проявлял исключительную заинтересованность в нейтрализации Советского Союза. В кругу своих приближенных он заявил о готовности самому в случае необходимости лететь в Москву266.

Советское правительство располагало информацией о вероятности нападения на Польшу буквально в ближайшие же дни.

Получив после обеда послание Гитлера, Сталин вечером ответил, что Советское правительство согласно на приезд Риббентропа 23 августа267. А 22 августа в советской печати было опубликовано сообщение о предстоящем приезде в Москву германского министра иностранных дел для переговоров о заключении пакта о ненападении268.

Представителям иностранных телеграфных агентств в Москве 22 августа было передано разъяснение, что прибытие Риббентропа не является несовместимым с продолжением переговоров между СССР, Англией и Францией в целях организации отпора агрессии. Англо-франко-советский пакт, дополненный военным соглашением, имел бы своей задачей сдержать Германию, если бы она продолжала агрессивные действия. Заключение же пакта о ненападении между СССР и Германией также должно было ослабить напряженность между двумя странами1.