Жена - девочка - Майн Рид

— Кто эти люди? — такой вопрос занимал пассажиров судна.

Джентльмен, который, казалось, знал больше других — такой всегда найдется в любой компании — удовлетворил всеобщее любопытство.

— Это беженцы, — сказал он. — Французы, немцы, поляки и другие — все те, кто активно участвовал в последних европейских революциях.

— Они собираются вернуться туда? — спросил его один из наиболее любопытных собеседников.

— Некоторые из них, я думаю, да, — ответил первый. — Но не пароходом, — добавил он. — Эти бедные черти не могут себе позволить такую роскошь.

— Тогда почему они собрались здесь?

— Они провожают своих лидеров, которые сейчас должны появиться. Один из них — господин по имени Майнард, который сделал себе имя на последней Мексиканской войне.

— О, капитан Майнард! Но он не из их компании! Он не иностранец.

— Нет, не иностранец. Но он командовал иностранцами в Мексике! Именно поэтому они и выбрали его лидером.

— Капитан Майнард, должно быть, глуп, — вставил третий собеседник. — Эти революции, происходящие в Европе, не имеют ни малейшего шанса на успех. Он лишь схлопочет петлю себе на шею. Неужели и американцы принимают участие в этом движении?

Тот, кто казался больше информированным, ответил, что нет. Его предположение было правильно, хотя такая правда не делала чести его стране — которая, как декларировалось, была не более чем «Штатами».

Когда в Европе вспыхнула революция и американские флибустьеры могли принять участие в борьбе за свободу, единственным американцем, откликнувшимся на их призыв, был Майнард, причем он был американским ирландцем! Правда, вдохновение он получил именно в Америке — наблюдая за ее свободными людьми и демократическими правами, здесь он стал истинным приверженцем идей Свободы, Равенства и Братства.

Невольными слушателями этой беседы были трое: мужчина примерно пятидесяти лет, девочка лет четырнадцати и женщина, чей возраст составлял нечто среднее между этими цифрами.

Мужчина был высокого роста, в его облике угадывались аристократические черты. Строго говоря, он не был стопроцентным аристократом, но производил впечатление вполне почтенного господина, это подчеркивал почти белый цвет волос, пробивавшихся из-под его кепки — непременного атрибута путешественника.

Девочка была довольно интересным созданием. Она была еще ребенком, обычным ребенком, одетым в простое платье без рукавов и короткую юбку, распущенные волосы волнами спускались ей на плечи. Но под ее платьем угадывались линии тела, характер которых говорил о развивающейся женственности; ее роскошные локоны, блиставшие поразительным цветом, казалось, нуждались в булавках и гребнях.

Трудно сравнивать внешность мужчины пятидесяти лет и девочки четырнадцати, однако можно было уловить достаточно черт, говорящих о том, что это — отец и дочь. Он и стоял рядом с ней, по-отечески придерживая ребенка своей рукой. Женщина достаточно сильно отличалась от них, это было заметно сразу. Цвет ее лица и белый тюрбан на голове говорили о том, что она служанка. Служанка стояла несколько сзади, пропустив отца с дочерью вперед.

Только отец проявлял интерес к разговору; девочка и служанка больше интересовались тем, что происходит на причале. Когда непродолжительная беседа закончилась, мужчина подошел к говорившему и полушепотом спросил:

— Вы утверждаете, что нет американцев в этом движении. Но разве капитан Майнард не американец?

— Я полагаю, что нет, — прозвучал ответ. — Он действительно служил в американской армии, но я слышал, что он ирландец. Так что в моих словах нет ошибки.

— Конечно нет, — сказал аристократически выглядевший джентльмен. — Я спросил из чистого любопытства.

Любопытство это, однако, было столь сильным, что заставило его вскоре отойти в сторону, достать записную книжку и внести в нее запись, касающуюся, очевидно, революционного лидера. Кроме того, полученные таким образом сведения, видимо, усилили его интерес к собравшейся внизу толпе. Отпустив руку дочери и пробравшись вперед, к перилам ограждения, он с интересом наблюдал за развитием событий.

К этому моменту собравшиеся оживились и пришли в лихорадочное волнение. Люди стали говорить громче, энергично жестикулировать, некоторые достали часы и нетерпеливо поглядывали на них. Было около двенадцати часов — время отплытия парохода. Он уже подавал сигналы, призывая пассажиров подняться на борт.

Внезапно громкие разговоры и жестикуляция прекратились и толпа затихла; если кто-то и продолжал разговаривать, то только шепотом. Напряженное ожидание некоего события витало над толпой.

Что это за событие, стало ясно, когда послышался выкрик откуда-то с краю толпы:

— Он едет!

И сразу же сотни голосов подхватили этот крик. Он волной пробежал по толпе, от края к центру и далее — к пароходу.

Затем послышались громкие возгласы «Ура!», а также крики: «Долой тиранов!», «Да здравствует республика!» на немецком, французском и других языках.

Кто же это приехал? Чье появление вызвало столь бурный искренний порыв патриотических чувств у представителей чуть ли не всех европейских наций?

Подъехал и остановился экипаж. Это был обычный наемный экипаж, который подвозил пассажиров к причалу. Но собравшиеся, быстро расступившись, смотрели на него с таким благоговением, как будто это была позолоченная карета и из нее должен был выйти король!

Благоговения было больше, чем перед королем. В десять, в двадцать раз быстрее и с в тысячу раз большим почтением расчистили они путь экипажу. Если бы в карете был король, тут не нашлось бы ни одного человека, который бы крикнул: «Да благословит Господь Его Величество!» И очень немногие сказали бы: «Да поможет ему Бог!»

Если бы король находился в том экипаже, у него было бы немного шансов добраться до парохода невредимым.

В экипаже находились двое — мужчина лет тридцати и другой, постарше. Это были Майнард и Розенвельд.

На одного из них — на Майнарда — были устремлены глаза всех присутствующих, при его появлении преданно бились сердца. Это его прибытие вызвало возгласы «Он едет!»

И теперь, когда он приехал, приветственные возгласы от берега Джерси эхом отозвались на холмах Хобокен и были слышны на улицах большого Эмпайр-сити.

Чем же был вызван такой необыкновенный восторг перед тем, кто не был с ними одной нации и даже не являлся гражданином их стран, а, напротив, жил в той стране, граждане которой относились к этим людям очень враждебно?

Но происхождение этого человека значило мало. Важно