Савелий Крамаров. Cын врага народа - Варлен Стронгин

Он смотрел на обычные серые стены, потускневшие потолки здания института, и они вдруг показались ему сводами храма, хотя и не церковного, но божественного, где учат молодежь священному действу, завораживающему сердца людей, наподобие того, что происходило с ним в Художественном театре на «Мертвых душах» Гоголя, но не ощущалось на спектакле «Платон Кречет», где главный герой был отличным передовым хирургом, его играл хороший артист, но представление не волновало душу и мало чем разнилось с повседневной жизнью.

— Крамаров! — позвал его секретарь, и Савелий предстал перед приемной комиссией в своей парадной форме — в брюках, завязанных истертым ремнем, и рубашке с подвернутыми рукавами. К вступительному экзамену он починил туфли и поначалу чувствовал себя спокойно, но увидев, в каких нарядах пришли другие абитуриенты, занервничал, стыдясь своего одеяния, но удивился, что не боится экзаменаторов.

— Здравствуйте! — начал он. — Крылов! Басня «Ворона и лисица»!

Савелий почувствовал, что комиссия незримо, но вздохнула, наверное, удрученная однообразием репертуара абитуриентов.

— Я еще другую басню знаю, — расстроенный этим, пролепетал Савелий, — «Демьянову уху».

— А как звали Крылова? — спросил один из членов комиссии.

— Разве вы не знаете? Иван Андреевич! — удивленно вымолвил Савелий, изучивший биографию баснописца, зная, что от приемной комиссии можно ожидать каверзных вопросов. — Крылов творил во время правления Екатерины Второй. Опасаясь преследования властей, арестовавших и выславших Радищева, уехал в провинцию, где жил в крайне тяжелых условиях, давая уроки детям богатых помещиков. Вот так! — гордо приподнял подбородок Савелий.

— Рассказывайте дальше, — попросили его.

— Возвратившись в Петербург, в журнале «Почта духов» выступал против крепостного права и бюрократии. Измучившись от преследований, от полуголодного существования, — а за ним был установлен даже полицейский надзор, — Иван Андреевич снизил сатирическую направленность в своих произведениях и, как он говорил сам, начал писать «вполоткрыто». Это его слово — «вполоткрыто». Для басен брал сюжеты античных и западных баснописцев, но насыщал их русским бытом, писал их с большим остроумием и ясно, понятно для самого широкого круга читателей. Говорить дальше?

— Читайте басню, — предложил ему, почему-то улыбнувшись, с виду очень строгий председатель комиссии.

— Итак, Иван Андреевич Крылов. Басня «Ворона и лисица», — с пафосом произнес Савелий, снова вызвав улыбку у председателя и других членов комиссии. — «Вороне где-то Бог послал кусочек сыра…» — Тут Савелий вздыбил прическу и нахохлился и замахал руками, как крыльями, показывая ворону, которой потрафило с едой. При этом он сузил губы, изображая клюв. Члены комиссии заулыбались, а председатель внимательно посмотрел на него:

— Почему вы выбрали басню Крылова, а, к примеру, не Михалкова?

— Не знаю! — выпалил Савелий, но понял, что на этот вопрос необходимо ответить, и подумал. — Наверное, потому, что эта басня написана сотню лет назад, а живет до сих пор. Может, я не прав, не знаю, — растерянно промямлил он.

— Успокойтесь, — вдруг сказал ему председатель комиссии, — настоящий художник всегда сомневается в совершенстве своего творчества.

— Я — не художник, — искренне вымолвил Савелий, заставив на этот раз рассмеяться всю приемную комиссию.

— Хватит, молодой человек, вы свободны, — сказал ему председатель комиссии.

Савелий вышел в коридор хмурый, с низко опущенной головой. Он не сомневался, что провалил экзамен, ведь ему даже не позволили прочитать басню. Как теперь жить? Куда устроиться на работу, пока не призовут в армию? Может, снова попроситься в лесотехнический институт, но ректор корил его за опрометчивость решения и вряд ли возьмет обратно. Дяди, конечно, прокормят его, но очень огорчатся, узнав, что он не продолжил учебу. Будет стыдно смотреть в глаза дяде Лео, тете Марии. Сердце сжалось от боли, когда он подумал, что разбил уверенность мамы в его успехе на актерском поприще. «Извини, мама, — обратился он к ней, как к живой, в трудные моменты жизни он уже не раз мысленно разговаривал с нею, — я очень старался, мама, много репетировал, даже изобразил ворону, но, видимо, неудачно. Прости меня, мама. Я отслужу армию и через два года снова попытаюсь стать артистом. Ты верила в меня, мама, и это придает мне силы. Пока я буду учиться у других актеров, вникать в то, что и как они исполняют. Я не подведу тебя, мама, сделаю все, чтобы не подвести».

Савелий боялся позвонить дяде Лео, рано утром ушел из дому, зная, что он позвонит ему сам. Во второй половине дня зашел в институт, чтобы узнать, кого приняли, сколько юношей и сколько девушек, на кого из них больше спрос, подошел к доске объявлений, где был приколот листок с фамилиями счастливых абитуриентов, и вдруг в середине списка натолкнулся на фамилию — С. Крамаров. «Кто это? — подумал Савелий. — Фамилия редкая. И буква «С» означает, что Савелий, а вдруг Сергей?» — встрепенулся он и побежал по коридору к секретарю.

— Я принят? Вы не знаете?! — с надеждой в голосе воскликнул он.

— Сейчас посмотрю, — сказал секретарь и уставился в список. — Крамаров Савелий Викторович. Это вы?

— Я! — едва не закричал Савелий и с такой радостью и любовью посмотрел на секретаря, что тот со страхом вымолвил:

— Вы в своем уме?

— Ага! — крикнул Савелий и помчался на улицу.

От счастья он был готов обнять, расцеловать всех прохожих, даже старую угреватую мороженщицу.

— Дайте порцию эскимо! — сказал он ей, думая, что мороженое успокоит его. Но эйфория не исчезла, когда он покончил со вторым эскимо. На оставшиеся деньги он из телефонов-автоматов позвонил всем родственникам. Они поздравляли его, звали к себе. «Приеду! Обязательно приеду!» — обещал им Савелий, а сам поспешил на кладбище, склонился над могилой, где была похоронена мама, и, чтобы не нарушить покой ее и соседних могил, тихо, но восторженно произнес:

— Я стану артистом, мама!

Актерские маневры

В школе Савелий учился неважно, ленился, но если выучивал задание, то получал пятерку. Странные отношения сложились у него с учителем физики. Александр Юльевич, так звали преподавателя, умышленно занижал ему оценку Савелий больше четверки у него не получал, хотя порою отвечал отлично. Следующий урок не учил, будучи уверенным в том, что физик второй раз подряд не вызовет его к доске, а Александр Юльевич, зная его леность, спрашивал Савелия и с удовольствием ставил ему в журнале жирный кол. Однажды Савелий выучил подряд два задания по физике, и Александр Юльевич ошарашенно слушал точный ответ ученика, но поставил ему только три с минусом, вызвав недоумение класса и обиду Савелия. И в аттестате поставил тройку против фамилии Крамаров. Лет через пятнадцать они встретились случайно, в продуктовом магазине у Никитских Ворот. Седой преподаватель узнал бывшего своего ученика и заметил ему: