Ида Верде, которой нет - Ольга Шумяцкая

Ее шерстяная шляпка давно была скинута и валялась на сиденье автомобиля. Кудри, как и накануне, были затянуты наверх и схвачены лентой в узел — с такой прической лицо Зиночки выглядело сосредоточенным и немножко удивленным. Взгляд обгонял машины, трамвай, дребезжащий вдоль бульвара, ворон, что перескакивали с ветки на ветку.

Неожиданно Зиночка коротко рассмеялась своим мыслям — почему-то ей показалось, что сама она похожа на зонтик, который красовался ажурными перепонками и вдруг стремглав сложился и превратился в стрелу. Пожалуй, такой этюд она могла бы исполнить в студии. Не дождутся!

День был теплый, ледяная корка на дорогах потрескалась и потекла, и от обилия воды цвета стали казаться свежее — и окрас домов, и кора голых деревьев, и ткань дамских пальто.

Илье Ильичу были показаны сказочные барельефы на стене доходного дома купчихи Корзинкиной: знаменитые «тянитолкаи» — то ли газели, то ли олени о двух головах в гипсовых изгибах берендеева леса, — улыбчивый заяц, неведомые для русской клумбы цветы. Илья Ильич с удивлением качал головой. Помчались дальше («Скорей, пока солнце не ушло, а то все станет блеклым и скучным!» — пел Зиночкин голос) по набережной Яузы в Лефортово, где на месте прудов, заложенных царем Петром, строили открытый публичный бассейн. В парке вокруг громадного котлована уже высились вышки для ныряльщиков, вдоль предполагаемых бортиков выстроились павильоны купален. На пятиметровом плакате красовались ныряльщик в трико и кудрявые детские головки, выглядывающие из воды, а дама в шароварах и ослепительно белом свитере показывала замахи рук в стиле брасс. Над рисунком сияла надпись — «Показательный оздоровительный пляж Москвы!».

— Что точным образом значит «публичный»? — поднимал брови Дик.

— Открытый для общественного пользования. Возможно, даже плату за вход будет брать на себя городская казна, — важно говорил Лукьянов. Он знал еще вчера, что маршрут пройдет через Лефортово, и сделал специальное изыскание в газетах.

— И дамы станут посещать? — озадаченно переспрашивал Дик. — И незамужние?

— Ну, господи, Илья Ильич, ведь двадцатые годы на дворе! Почему дамы могут кататься на велосипедах, но не могут плавать брассом? — смеялась Зиночка.

— Не просто могут, Зинаида Владимировна, обязаны! И вы, наверное, чемпионом, — откашливался Илья Ильич, не отрывая глаз от лучезарной улыбки спортсменки в шароварах. — Н-да… Столица…

Снова вернулись к машине. Решено было проехать мимо нескольких павильонов подземной железной дороги, что строились по проектам Федора Шехтеля.

Зиночка села, Илья Ильич, блаженно улыбаясь, в последний раз оглядывался на плакат.

Лукьянов же медлил и за спиной у Дика строил Зиночке вопросительные гримасы. Та кивала в ответ.

— Прошу меня простить. Совсем забыл! У меня же сегодня еще урок, — неуверенно сказал Лукьянов. — Преподаю гимназистам-недотепам основы устройства Вселенной. Может быть, подземку посмотрим в следующий раз? Сегодня и так немало.

— Как же так? А я хотел было похвастаться, что мой хороший друг участвовал в проекте Шехтеля доставкой золотой пыли для инкрустаций настенных панно! — Дик разволновался не на шутку; чуть даже не выронил от волнения трость. — Совершенно обидно! Я думал, что смогу вас и Зинаиду Владимировну отблагодарить за такую чудесную экскурсию. Ресторация. Или музыкальный концерт. Малый театр. Что ж вы так, милостивый государь?

Зиночка выбралась из машины и встала между двумя мужчинами.

— Предлагаю следующее, — строго сказала она. — Петра мы отпускаем — негоже ему расстраивать родителей ученика. Я сама, Илья Ильич, покажу вам два шехтелевских павильона, а вы потом подвезете меня домой.

Солнечный свет постепенно уходил, однако линии архитектурных изысков стали выглядеть еще четче и значительнее. Проехали мимо двух станций подземки. Одна называлась «Радужная» — во весь фронтон пылал гигантский павлиний хвост, развернутый радужным веером. Вторая — «Неаполитанская», неподалеку от Новодевичьего монастыря — взмывала над заснеженным тротуаром ярко-синей майоликовой волной, на крыше красовались белые мраморные бурунчики.

— Гений! — ахнул Дик. — Спасибо вам, Зинаида Владимировна, что показали такую красоту!

Уже начало темнеть, когда они добрались до следующего пункта — Петровского замка на Петербургском шоссе. Красного кирпича полушарье дворца ярко алело во влажной черноте окружающих деревьев.

— Когда папа привел меня сюда в первый раз совсем маленькой, мне показалось, что дворец заливается краской стыда, — с доверчивой искренностью рассказывала Зиночка, удивляясь, откуда берется столько вранья. — И родители уже пятнадцать лет как пересказывают эту историю: «Домику стыдно, домику стыдно! У домика щечки краской заливаются, как у Зины, когда она берет без спроса мамины брошки!» Представляете? Все наши домашние, все родственники, все папины друзья наизусть знают эту байку!

— Но вы совершенно правы, Зинаида Владимировна. Действительно, будто щеки краской заливает, — задумчиво вторил Илья Ильич, глядя на округлые стены, выложенные темно-розовыми кирпичными брусками.

Он немного устал, но земли под ногами не чувствовал. Его несла давно забытая волна — волна запрещенной авантюры, которая поднялась в нем с того момента, как откланялся юноша-студент и они с мадемуазель Ведерниковой остались вдвоем. Что будет теперь, когда солнце скрылось и стройные липы, деревянные строеньица в глубине парке, заблудившееся авто и сам величественный Петровский замок вдруг будто обернулись другой, тыльной, опасной стороной? Посмотрим, посмотрим. Столичная барышня, будущий археолог, вероятно, смелая как европеянка. Что она затеет? И сможет ли он ей соответствовать? Вот в чем вопрос, подумал Дик.

А губы его уже неуверенно произносили:

— Сегодня дают любопытный концерт в филармоническом обществе. Имел бы честь вас пригласить. Разумеется, затем горячий ужин… — Дик чуть не поперхнулся от собственной глупости: ну не дурак ли — по-солдафонски «горячий ужин»?!

Они сидели в тепле автомобиля, который мчал их по Тверской обратно в звенящий и светящийся центр Москвы.

— Давайте, Илья Ильич, я лучше покажу вам новую залу синематографа у Никитских ворот. Премьеру «Защиты Зимнего» не обещаю, но есть новая немецкая фильма. Удивительная. «Колесо» Абеля Ганса.

В фойе синетеатра со странным названием «Вчера и завтра» они выпили горячего пунша. Зиночка развязала ленту, и волосы, стянутые до того в узел, распались пепельными кудрями по плечам. Она встряхнула головой, и тугой локон пролетел мимо лица Дика, едва коснувшись его щеки.